– Не думаю. На всякий случай просто…

Поэтому Санта съехала на что-то нейтральное, Данила снова глянул – чуть дольше. Хмыкнул. Вернулся к дороге.

Чуть-чуть молчал, Санта чуть-чуть смотрела. Чуть-чуть же жалея, что они уже близко к её дому. И чуть-чуть радуясь, что он не переспрашивает адрес. Запомнил.

– Альбина – крутой спец. Я очень давно уговаривал её присоединиться к моей команде. Но прежде, чем начать уговаривать, сам же долго сомневался. Потому что кроме того, что она спец, она ещё и огромная стерва.

Сказано было без особого эмоционального окраса, но Санта не сдержалась – с губ сорвался нервный смешок. Потому что… Так в точку. И так неожиданно.

Чернов реакцию уловил – хмыкнул в ответ… Недолго молчал.

– Я же говорил, что тебе недостает смелости. Подумал, что опыт с Алей будет полезным. Для многих, особенно девочек, она является примером. Они видят, как может быть, и решают, что хотят так же. Но тебе, похоже, она не очень понравилась…

Санта не сдержалась – скривилась, а уловив новую усмешку поняла: можно уже не отвечать. Не очень понравилась. Где-то так.

– А вам это нравится?

Санта понимала, что продолжает слегка наглеть, но не сдержалась. Не задай она этот вопрос – пожалела бы. Да и отсутствие ответа – это тоже был бы ответ.

– Что именно?

– Наглость. Стервозность. Вы говорили, что Игнат – не фанат фейр-плея, но я немного следила за Альбиной, она ведь тоже… Главное – победа…

С тем, как Санта делилась каждым из своих наблюдений, на лице Данилы всё очевидней расцветала загадочная улыбка. Так, будто ему приятно. Или нравится то, что Санта говорит.

– Ты права. У неё очень много общего с Игнатом. Но лучше при ней о нём не говори…

– Почему?

Данила ответил с улыбкой, Санта вновь не сдержалась, спросив. Наверное, ждала, что он ответит. Чернов же только плечами пожал.

– Просто поверь.

Явно не посчитав нужным посвящать её в некоторые подробности.

– А насчет наглости – нет. Альбина – хороший юрист, но ужасная стерва. Меня это бесит…

Слово «бесит» в исполнении Данилы получилось по-особенному эмоциональным. По душе Санты разлилось бальзамом, а губы растянуло… Ей было невыносимо приятно, что он не слеп, и что бесит их одно…

– Но этим она побеждает. Иногда это необходимо, Санта. Ты просто ещё не понимаешь, куда хочешь попасть. Нас учат, что право – это искусство добра и справедливости. Мы ищем веритас. Истину. Но почему-то до поры до времени все молчат о том, как часто поиски истины подменяются примитивной борьбой стратегий. Не всегда основывающихся на честности.

Говори что-то подобное Альбина, это звучало бы как: «таких, как ты, я ем на завтрак, подруга. Твое неумение выгрызать – недостаток, которым я воспользуюсь. И поэтому ты никогда не станешь…».

Данила же говорил иначе. То же, но так, что ему хочется верить. И ради него стараться. Учиться. Стремиться.

– Мне некомфортно работать с Альбиной. Если по вашему я должна учиться у неё – я лучше уйду…

Санте казалось, что сказать что-то подобное будет сложно.

Оказалось – элементарно.

Слова лились ровно и без надрыва. Она и сама не усомнилась ни в одном. И Данила тоже.

Просто стал чуть серьезней, просто не спешил хоть что-то говорить.

Нахмурился немного. Потянулся ко лбу, потер его…

Молчали, пока машина заворачивала во двор. Сердце Санты билось ровно, Данила вроде как продолжал думать…

Остановился, чуть повернулся…

– Решила, что я тебя выживаю?

Спросил, явно засчитывая за ответ реакцию.

Опущенный взгляд и порозовевшие щеки.

Вот сейчас Санте стало стыдно. Потому что она правда так думала. На это было похоже. Но теперь понятно – нет.

– Я хотел, как лучше, Санта. Совесть мучает, что не нахожу для тебя времени. У нас штат почти укомплектован, задачи под силу тебе временами приходится именно придумывать. Это немного сложно, когда шеи в мыле, а они у нас всегда такие. Альбина только пришла – ей нужны кадры. Я подумал, что это будет полезно вам обеим… Что вы обе за это ухватитесь… Сработаетесь, потом ты останешься в её команде. Я ошибся. Прости.

Санта ожидала чего угодно, но точно не извинений. Точно не от Чернова. Точно не за то, что он просто чуть дальше смотрел, а она оказалась слепой.

– Я этого не поняла.

Щетинская призналась, Данила ответил уставшей вроде как улыбкой, кивком головы.

– В понедельник придешь ко мне, подумаем, как организовать твою работу иначе. Рано сдаваться. Я тебя не отпускаю…

Он ничего такого не имел ввиду, умом Санта понимала прекрасно, а чувствуя, как воздух заполняют последние слова, будто растаяла. Горло чуть сжалось. Настолько, что ответить сходу не смогла бы. Поэтому кивнула просто, делая то, чего он хотел избежать – говоря глазами.

О своей благодарности и абсолютно безграничной любви. Больше – только к отцу.

– Что там нога?

Санта ещё долго не вспомнила бы о том, что пора бы и честь знать. Встрепенулась, потому что Чернов выразительно глянул вниз, задавая закономерный вопрос.

Щекам девушки стало ещё жарче. Она шевельнула щиколоткой, почувствовала, что острой боли нет.

– Намажу сейчас чем-то. Эластичный бинт наложу. Думаю, всё будет хорошо.

Произнесла уверенно, получила в ответ кивок.

Дальше Чернов снова, как в прошлый раз, посмотрел на высотку, в которой Санта живет, на дверь в подъезд, на неё…

– Уже не тревожит, правда… Я почти не чувствую…

Санта сказала, посчитав, что его взгляд – проявление волнения, но щекам стало ещё немного жарче, потому что Чернов ответил усмешкой, но на сей раз ироничной.

– Хорошо. Тогда иди. Доброй ночи, Санта.

Откуда появилось чувство, что он ожидал чего-то другого, Щетинская не знала. Но испытала резкое разочарование в себе. И резкий же всплеск желания, которое она до этого умудрялась контролировать. Всегда умудрялась, боясь отказа. А сейчас…

– Вам ехать ещё, а я правда кофе могу сварить. Подниметесь?

– У тебя красиво. – Санте, которая даже в порядке бреда не могла предположить, что Данила Чернов когда-то окажется на пороге её квартиры, что зайдет внутрь, что остановится сзади и будет следить за тем, как она вешает на крючок джинсовку, было сложно подобрать слова, чтобы ответить даже на такую элементарную пустую похвалу.

Её просто бесконечно мурашило. Всё время с момента, когда его губы растянулись в ухмылке, а она услышала: «я думал, больше не позовешь…». Если и с укором – то исключительно показушным. Потому что Санта его не чувствует, зато чувствует волнение, ответственность и звенящую радость.

Просто потому, что он зайдет. Она ещё немного на него посмотрит. Он прижмется губами хотя бы к её чашке.

Потом эта чашка скорее всего обретет особый смысл и особое место, но Чернов об этом не узнает.

Не узнает, что кумир.

Разувшись, Санта из-под ресниц следила, как в полумраке просторного коридора то же делает Данила. В голове мелькнула мысль, что он – первый приглашенный внутрь мужчина. Здесь бывал папа конечно же, ещё когда занимался ремонтом. Здесь косяками ходили разнорабочие, здесь бывали немногочисленные девичники с подружками – школьными и университетскими, сюда не любила заезжать мама – лучше домой, к ней – но тоже бывала. А посторонний мужчина – ни разу.

Он первый.

Двигает обувь аккуратно, вырастает, снова смотрит чуть у Санты над головой – потому что высокий. Потом опускает свой взгляд на неё…

Ловит как бы, ей снова чуть неловко, но не то, чтобы особо…

– Папа занимался… Если бы делала я – всё получилось бы по-детски неуместным.

Санта сказала правду, получив в ответ взгляд с легкой укоризной. И даже знала, что он значит. «Много на себя берешь».

– Руки можно там помыть.

Санта кивнула в сторону ванной, уверилась, что Чернов проследил за направлением, сама же пошла в кухню.

Зажгла встроенный, чуть тускловатый, свет под верхними полками кухонного гарнитура, сполоснула руки здесь.