Сагот ни с кем не делился подобными мыслями, но в Абаддон он даже не собирался возвращаться. Перед его взором постоянно стоял пример для подражания семивековой давности. Драко Волатус из клана Багровых, получивший свое второе имя как один из немногих сангусов, которому удалось стать наездником драконума. Во время последнего Вторжения, весьма короткого и неудачного, он успел пройти Вратами — в числе первых, как и Сагот сейчас. И добился многого в этом мире, став правителем целого княжества больше, чем на четыре века — и живой легендой Абаддона. Слухи о его богатой и роскошной жизни, в окружении фамилиаров, через которых он управлял своими владениями, порой преувеличенные, ходили по всем трактирам и харчевням Абаддона, обрастая все новыми подробностями. Сагот, родом из того же клана, что и Драко, с самого детства страстно желал повторить его недостижимый успех. И удача улыбнулась декуриону — Вторжение началось именно на пике его физической формы. Теперь все зависит лишь от него самого.
Окинув коротким взглядом поле боя, Сагот коротко рыкнул и поднял сжатую в кулак ладонь, собирая свой десяток. Спустя несколько секунд на крыше остались лишь россыпи гильз, изломанное, бесполезное оружие и обескровленные тела павших людей. Декурион повел воинов дальше вдоль по реке, в поисках достаточно широкого моста. Весь следующий час он бежал, катился, прыгал, рубил, колол и рвал на куски, уничтожая уцелевших бойцов врага и повергая их в паническое бегство. Но все крупные мосты в пределах города уже были уничтожены — осталось лишь несколько совсем узких, по которым на ту сторону шли цибусы, в основном гончие. Мимо него к Вратам, еле переставляя ноги, двигались целые толпы людишек, частью под властью мортусов, но большинство — под еще более тяжелым гнетом парализующего волю и разум страха. Каким-то краем сознания они понимали, что их ведут на убой, но все равно шли, оправдывая свою пассивность тщетными надеждами. Навстречу тяжело печатали шаг закованные в броню центурии Пятьдесят седьмого легиона, который, в отличие от запаздывающей гвардии, уже прошел Вратами почти в полном составе. Не считая легата, конечно, для него размер Врат был еще мал. Сагот призадумался, пытаясь вспомнить его имя, но так и не смог. Наверняка ему было известно лишь то, что этот пехотный легион, как и с десяток других, подчинялся примарху Саргатанасу, вассалу Астарота. В ведении и власти Герцога Лжи находились и все пять гвардейских легионов, представлявших главную его силу и опору.
Раздумья Сагота резко прервал «ветер смерти» — инстинктивное предчувствие смертельной опасности. Не теряя ни мига, декурион пятиметровыми зигзагообразными прыжками ринулся к ближайшему укрытию — невысокому каменному зданию, успев удовлетворенно отметить, что его подчиненные действуют схожим образом. Острый слух успел уловить какой-то странный стрекот, идущий сверху, и в следующую секунду мощный взрыв за спиной приподнял Сагота и швырнул его прямо в одно из окон. Выломав своим телом раму вместе со стеклом, он со всего маху врезался во внутреннюю стену и несколько секунд приходил в себя, вправляя суставы и кое-как затягивая рассеченные мышцы. Выпрыгнув в то же разнесенное взрывом окно, он остро ощутил пустоту внутри — в его десятке стало двумя воинами меньше. Услышав знакомый стрекот, он поднял взгляд и успел увидеть продолговатое тело летящей боевой машины людей. Очертаниями она напоминала одно из насекомых, которые в изобилии водились в ядовитых болотах низовьев Стикса. Из-за угла раздался звучный гул рога центуриона, и в воздух взлетело несколько десятков метательных копий — пехотинцы пытались достать врага. Но тщетно — винтокрылая машина просто набрала высоту, пропуская облако дротиков ниже, и ушла на разворот.
Сагот, забежав за угол, столкнулся с раненым сотником, тяжело опершимся на рукоять своего громадного топора. В его голове моментально возник безумный, но вполне осуществимый план.
— Центурион! Есть мысль, как вырвать жало вместе с крыльями этому шершню! — прокричал он. — Но придется тебе побыть наживкой!
— Как? — прорычал сотник, выпрямляясь во весь свой немалый рост.
— Туда! — махнул рукой вправо декурион. Сотня шагов, не больше! Потом в переулок, в огонь и дым! Надо спустить его пониже! Остальное беру на себя!
— Сделаю! — коротко рыкнул тот, прислоняя свое оружие к стене.
— Будь наготове! — последние слова Сагот выкрикнул, уже стоя на крыше ближайшего дома и отдавая приказы оставшимся воинам своего отряда. Спустя несколько секунд он услышал шум летящей машины. — Вперед!!!
Сотник сорвался с места и понесся вдоль по набережной как таран, каким-то чудом избегая смерти от бьющих на чудовищной скорости в землю вокруг него заостренных кусков металла. Резко свернув, он оказался в узком переулке, под дымовой завесой сплошного пожарища. Стрекот усилился — сеющая смерть с неба человеческая машина снижалась, чтобы добить центуриона — как и задумывал Сагот. Он сам уже мчался наперерез, обгоняя ветер, чтобы встретить ее в нижней точке и зацепившись, вывести из строя. Декурион успевал, хоть и с минимальным запасом времени. Его воины были неподалеку и приближались с разных направлений, чтобы подстраховать своего командира. Винтокрылая машина появилась слева и Сагота, бросившего на нее короткий взгляд, пронзило сильнейшее разочарование пополам со злостью. Все еще слишком высоко, забери ее Бездна! Десятком шагов бы пониже…
Уловив чей-то взгляд, декурион обратил внимание на сангуса своего десятка, бегущего ему навстречу по крыше противоположного дома. На ходу тот сделал короткий жест, означавший силовую поддержку с выбросом. Прием, хорошо знакомый Саготу и его воинам — они часто пользовались им, когда оттачивали ловкость, координацию и командную работу в скалистых отрогах Ржавых Гор. Сагот коротко кивнул и ускорился еще сильнее. Толкнувшись от края крыши, он на пределе возможного перелетел через улицу и выйдя из переката, подставил сцепленные ладони мчавшемуся навстречу сангусу. Спустя миг он резко выбросил руки вверх — и его воин, взмыв в воздух, буквально вонзился в стеклянную переднюю часть летящей боевой машины. Та, с воем пару раз крутнувшись вокруг своей оси, резко потеряв высоту, ушла вниз. Через несколько ударов сердца раздался мощный взрыв — и Сагот опять почувствовал гулкую пустоту внутри себя.
Центурион, хоть и пострадавший, но живой, вскинул закованную в черные доспехи руку, сжатую в кулак и гулко ударил себя в грудь — в знак одобрения, уважения и признания воинского опыта. Но Саготу было не до того. Стоя на краю крыши и вглядываясь во мглу, он пытался понять, что делать дальше. Трети его воинов уже нет в живых, судьба Кахата неизвестна, задание по взятию моста не выполнено… Возвращаться к легату Второй когорты, еще даже не прошедшему Вратами — но с чем? Он оборвет свой путь к славе и богатству еще в самом начале. Нужно нечто стоящее, нечто более ценное, чем жизнь центуриона или даже декуриона гвардии… Краем уха расслышав ненавистное гудение, Сагот полыхнул бешеным взглядом от непереносимой злобы и ненависти. Проклятые полукровки, гореть им в Бездне! Все из-за них!
Возникшее вдруг внезапное озарение, как ушат ледяной воды погасило всю злость и бессильный гнев декуриона. Боясь поверить своей удаче, он вгляделся в темные речные воды. На пределе видимости, в утлой лодчонке, плыл по течению человек — и гудение исходило именно от него, хотя тепловой отпечаток был тускловат для полукровки. Но Сагот не придал этому особого значения — плотные одежды и расстояние могли существенно исказить его собственное восприятие. Храмовник, да еще и одиночка! Бесценный источник информации! Решено — он живьем захватит полукровку и передаст его Особой когорте для дознания! Инкубы и суккубы медленно снимут с него кожу, вытащат его жилы, залезут в его самые потаенные мысли — и вытянут все, что он знает, до последней капли! А ему, Саготу, в знак признания заслуг передадут под командование всю центурию — выживет ли Кахат или нет. И это будет лишь началом его восхождения.
