– Белый танец… – выдавила я из себя, задыхаясь от переполняющих эмоций.

– Ты играешь, что ли, Ветерок? – Лёва хмыкнул, притянул к себе и уложил мои руки себе на плечи. – Я говорил тебе не связываться со Славкой?

А мне было все равно! Я просто готова была улететь от счастья. Сжимала ворот его футболки, гладила дрожащими пальцами открытый участок кожи, закидывала голову, пытаясь рассмотреть его лицо. Почему-то хотелось увидеть улыбку, понять, что ему нравится наша близость, вдыхала какой-то сладкий парфюм и прижималась.

Нагло. Абсолютно пошло! Но так сумасшедше приятно…

Он медленно вращался, держал руки на спине, даже не думая опуститься на талию, но мне этого было достаточно. Это как выиграть в лотерею, призом которой является исполнение желания. Так вот, Лёва Доний, мой сосед, с самого рождения и был моим желанием.

Я иногда прикладывалась ухом к розетке, чтобы послушать, как он играет на гитаре в своей комнате, и ревниво наблюдала в дверной глазок за толпой девчонок и парней, вваливающихся к нему в квартиру после школы. Он был моим принцем, только, к сожалению, пока этого не понимал. Но сейчас! Сейчас же он должен понять? Должен ощутить, что я – та самая???

Прижималась к его груди, слушала ровное биение сердца, ловила удивленные взгляды толпы и готова была сгореть от высшего счастья. Лучше уже быть не может!

– Пора платить, Доний, – голос Юшкова все испортил, а Леву толкнули прямо в спину, отчего мы слишком опасно пошатнулись. – Поцелуешь Ветер или Катьку Зорину?

Я повернулась, смотря в прищуренные, злые глаза Юшкова, танцующего с самой красивой девушкой в школе. Парень еле переступал с ноги на ногу, таращился на нас поочередно, а потом и вовсе замер, смотря Леве прямо в глаза. Это был настоящий поединок, правда, без драки, копий и криков. Тихое противостояние двух парней, между которыми растерянно застыла я.

– Отвали, Сова. Ты нарываешься сегодня, – захрипел Доний. – Не сейчас!

– Сейчас, Лёва, сейчас… – шептал Юшков, наклоняясь все ближе. – Ну? «Или-или»?

– Конечно, Катьку. Неужели ты думаешь, я буду целоваться с малявкой Сквознячком? – усмехнулся Лёва, убрал руки и, резко развернувшись, поймал Зорину за локоть, притянул к себе и поцеловал прямо в губы!!! Девчонка не сопротивлялась, прижалась к нему и закинула руки на шею, где ещё недавно лежали мои.

Мне сквозь землю хотелось провалиться. Пик счастья превратился в адовый котёл, в котором меня варили черти заживо! Сотни глаз смотрели на меня, а потом раздался дикий смех, заглушающий все вокруг.

– Идём! – Сеня выдернула меня из ада, где Доний до сих пор сосался с Зориной, не боясь учителей, Славка Юшков зловеще хохотал, а вслед я слышала лишь: «Дура, Зубрилка с брекетами. Да он же зацепится о твои железки! Малявка!».

Дорога до двери была бесконечной… Слышала смех, чувствовала тычки и медленно умирала…

– Он выбрал её, – шептала я, прижимаясь к плечу подруги. Девчонки распихивали толпу и уводили меня с последней дискотеки, что останется ожоговым воспоминанием.

– Мы спорили, что ты пригласишь его танцевать, а потом Лёвка поцелует первую попавшуюся девчонку! – Славка догнал нас у выхода. Мало ему моего позора? Так он ещё специально продолжал вопить на весь школьный двор о том, что случилось. – Тебе надо было выбрать меня, Ветерок! Меня, чтобы не быть идиоткой. Меня! Надо было выбрать меня… А теперь сама виновата!

«Неужели ты думаешь, я стану целоваться с малявкой-Сквознячком…»

Вот и сейчас, спустя почти двадцать лет, смотрела на морду его слащаво-красивую и ждала в любой момент позора…

– Мне домой надо, – прошептала я, выскользнула из-за столика через очумевших Люсю и Чибисова и рванула к выходу, пытаясь сдержать слёзы. Навязчивые воспоминания застилали глаза, сердце билось от закипевшей обиды и от жалости к той маленькой восьмикласснице, которую растоптали.

Лёва прав… Я не забыла. Просто сделала вид, что пережила тот позорный день и пошла дальше. Но это не так… Ничего я не забыла. С воспоминаниями в носу защекотало от запаха мела, горячей выпечки с корицей, сладкого компота в огромной кастрюле, свежей краски в решетчатой школьной раздевалке и терпкого аромата цветущих гераней на подоконнике в учительской. Не забыла… Ходила в школу, как на каторгу, пока толпа жестоких подростков не нашла себе новую жертву.

Выбежала из ресторана и бросилась через дорогу, не слыша возмущённых сигналов очумевших водителей, не видя осуждения во взглядах прохожих. Села на бетонное ограждение, вдыхала свежесть вечернего воздуха, пытаясь успокоиться. Грудь болела от резких вдохов, голова кружилась, а в носу до сих пор стоял этот ужасный аромат школы…

Дышала… Дышала… Вновь и вновь, чтобы вытравить этот дурман прошлого. Всё сломала. Собственными руками разодрала всё в клочья, пустив по ветру над рекой… Нависала над водой, видя, как в мелкую рябь падают мои горькие слёзы. Кап-кап…

– Идем, Сквознячок, – его мягкий вкрадчивый голос не напугал… наоборот, мне почему-то было страшно, что он больше никогда не придёт. А ещё через мгновение мою ладонь обожгло касание. Я медленно повернула голову, натыкаясь на ледяные голубые глаза, и застонала… О! Нет…

– Куда?

– Домой. Тебе же надо домой? Отвезу, – Лёва взял меня под локоть и потянул в сторону парковки. Движения его были резкие, рваные. Он словно и не пытался скрыть всю степень своего раздражения, лишь распахнул дверь, втолкнул в салон и быстро обошёл машину, будто могла убежать. А я не могла… Без него не могла…

Лев молчал, задумчиво почесывал подбородок, позабыв, что и аккуратную бороду постигла кара Германа. Не замечал он этого, плавал в своих мыслях, лишь подёргивал губами, ведя с самим собой диалог. А я смотрела на него, сверлила напряженным взглядом висок, надеясь прочитать мысли, скользила по резкому профилю и давилась никому не нужным сейчас восторгом.

Снова превратилась в малявку, что пересилила свой страх и пригласила школьную звезду на танец. Снова доверилась.

Не знала, куда он меня везёт, зачем и для чего… Просто сидела в кресле, обняв себя руками, глотала предательские слёзы, не в силах оторвать от него взгляда… Из-за слёз он был далёким и чужим. Я словно смотрела на него через мутное, составленное стекло, и лишь только густой аромат пьяного рома напоминал мне, что это Лёва… Мой Лёва.

Пересилила себя и отвернулась к окну. Даже не заметила, когда пошёл дождь… Крупные капли падали на стекло, разрываясь уродливыми кляксами, разбивались на крошечные слезинки, стыдливо убегая от порывов ветра. Город будто чувствовал бурю, что сносила внутри всё живое, утопал в моей тоске, а небо сверкало вспышками гнева, разрывающими душу в клочья. Столько лет молчала, а теперь? Что теперь? Для чего? Чтобы потерять его вновь? Превратиться в двух людей, уже никогда не смотрящих друг другу в глаза?

Ненавидела ощущение слабости и беспомощности. Переела я этого в школе, оттого и жизнь свою выстраивала так, чтобы ни за что и никогда не испытывать вновь. Назло самой себе пошла работать в ту самую школу, давилась столовский едой, глотала горький аромат этой долбаной герани и мучилась мигренью от запаха краски. Всё живо было… Но потом затянулось. А Лёва вскрыл! Как нарыв. Показал, что не вылечилась я, а лишь зализала рану свою, как кошка. Глупая… Боже, Вероника…

– Глупо, да? – выдохнула и закрыла ладонями покрасневшее лицо, сама не понимая, кому я это говорю? Напряженному, как тетива, Леве, или самой себе? Безопасная тишина лопнула тонкой льдинкой, оглушив так, что задрожали перепонки. И уже было ничего не исправить… А нечего было исправлять.

– Смотря что, – Лёва резко открыл окно, закурил и сбросил скорость, перестраиваясь в правый ряд. Высовывал голову, словно ждал спасительных холодных капель, чтобы прийти в себя, и снова нырял в тёплый салон. – Ты серьезно думаешь об этом все это время?

– Да.

– Ветер, ты шикарная женщина, мужчины шеи сворачивают, когда видят тебя, а ты все время думаешь о той школьной дискотеке?