Святое возмущение охватывает Менно Симонса, когда он узнает обо всем этом. Наступил наконец момент, когда он не может больше молчать. Пришло время действовать, нельзя терять ни одного дня. Он пишет резкую обвинительную статью против главного виновника мюнстерской трагедии, Яна ван Лейдена. Эта его брошюра — настоящий боевой клич. Она написана в резких, энергичных выражениях. Царь праведности не кто иной, как Иисус Христос, Сын Всемогущего Бога, пишет Менно. Он — Царь всей земли, Карь Своей верующей церкви. Он приобрел и искупил ее Своею кровью. Как может простой смертный, какой-то Ян ван Лейден, провозглашать себя царем над всеми? Как может он, виновный в смерти многих людей, называть себя радостью униженных? Ведь это ужасающее святотатство! Нет! Не он наша радость, а Христос. Христос наш Мелхиседек, Царь мира. Ему торжествует дочь Сиона, ликует от радости дочь Иерусалима. Если же Ян ван Лейден сам выдает себя за предсказанного Давида, о пришествии которого говорят почти все пророки, то он не кто иной, как сам антихрист. Христианская церковь не знает другого Царя, не верит ни в какого другого Господа кроме Иисуса Христа. Поэтому не к лицу христианам силой защищать свою веру и навязывать ее другим. Всеоружие Давидово и меч Зоровавеля являются ветхозаветным снаряжением и принадлежали Израилю. Верующие во Христа берут в руки только духовный меч, т. е. Слово Божье. Так поступал и Христос. Как же можем мы, стремящиеся быть похожими на Него, пускать в ход другое оружие? Оберегайтесь всяких лжеучений! Это учение похоже на прекрасный цветок, под которым в действительности скрывается змея. Кто последует за Христом, тот не будет ходить во тьме, а приобретет свет жизни.

Рассматриваемая книжечка, направленная против Яна ван Лейдена, "носит следы сильных душевных переживаний". В своих высказываниях о применении оружия и насилия Менно выступает также против взглядов Бернгарда Ротмана, изложенных им в трактате "О мести" в конце 1531 г. в Мюнстере. "Отказ от применения оружия по мнению Менно является вопросом веры и совести", — заключает Я. тер Борг. Однако ничто у Менно не свидетельствует о том, что он отрицал право властей пользоваться мечом. Неверно также, что Менно в своих трудах считает пацифизм "исключительно вопросом веры и совести" (Я. тер Борг). Не только в своих статьях более позднего времени, но уже в трактате против Яна ван Лейдена Менно Симонс выступает как пацифист. Однако его пацифизм не светский пацифизм в современном понятии, стремящийся установить мир среди государств на земном шаре; нет, у Менно безоружность однозначно ограничивается общиной — безоружность по его убеждению является задачей общины. Верующий христианин хотя и живет в этом мире, но в действительности он целиком устремлен к общине и Царству Божьему.

Первая книжка Менно Симонса была написана в мае 1535 года. Сохранившийся экземпляр выпущен значительно позже. Он был напечатан в типографии Исаака Виллемса в Горне и был опубликован в 1627 году. Неизвестно поэтому, была ли эта книжка вообще напечатана в те майские дни 1535 года. Уже через несколько недель отряды епископа захватили Мюнстер и положили конец ужасному властвованию Яна ван Лейдена и его сообщников. Захват города сделал не актуальным опубликование книжки против царя из Мюнстера. Однако это не умаляет ее значения, поскольку в ней отражены взгляды Менно в те годы. Возможно также, что он ранее использовал содержание этой книжки для одной из своих проповедей в церкви. Не потому ли он пишет позднее: "…Витмарзум и Пингюм, где я прежде служил миру, свидетели тому, что я и перед выходом из католической церкви выступал против мюнстеранцев". Скоро он окончательно выйдет из тьмы. Первые шаги уже сделаны.

Желающий узнать, что творилось на душе у Менно перед его выходом из католической церкви, может прочесть его "Размышления над 24-м псалмом". Эта работа отражает душевные страдания человека, недовольного своей нерешительностью и греховной жизнью. Брошюра была опубликована несколько позже, в 1539 году, и отчасти напоминает признания отца церкви Августина, в которых тот свидетельствует о глубокой душевной боли. В устах Августина песнь Давида, этого царствующего арфиста, превращается в страстную молитву о прощении.

При воспоминании о тех волнующих днях душевная скорбь вновь охватывает Менно. Его бедное сердце судорожно сжимается от боли, когда перед его глазами проходят события прошедшего года и его слишком безмятежная жизнь. "Господи, меня пугает множество грехов моих; я не знаю ни одного злодеяния, не совершенного мною. Я был как Каин зол, самонадеян и нечист как Содом, как Фараон жесток, как Корей непокорен, как Зимри развратен, как Саул непослушен; поклонялся идолам как Иеровоам, лицемерил как Иоав, много мнил о себе как Навуходоносор; был нетрезв как Навал, надменен как Сеннахирим; клеветал как Рабсака, жаждал крови как Иродиада, лгал как Анания. Как король Манасия восклицаю: "1 меня больше грехов, чем песка на берегу моря и звезд на небе". Менно стыдно, что в своем заблуждении он годами преклонялся перед иконами: "Я преклонял колени перед резными и литыми статуями и говорил: "Спаси меня, ибо ты мой бог!" Я искал света у слепых, жизни у мертвых и помощи у тех, кто и сам не в состоянии защититься от всякой нечисти. К слабому преходящему творению, из земли выросшему, на мельнице молотому, на огне печеному, которое я жевал и переваривал в желудке — к куску хлеба я говорил: "Ты спас меня", как Израиль к золотому тельцу: "Вот, бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли египетской!"

Менно ни о чем не умалчивает! Ничего не скрывая, он простирает свою жалкую жизнь перед Тем, Кому известны отчаяния сердца и мысли: "Я был подобен прекрасно выстроенному могильнику; снаружи, для постороннего глаза — скромен, благовоспитан, кроток, никто не мог сказать что-либо плохое обо мне; изнутри же я был полон мрази, гнили и нечисти. Снаружи бокал мой был чист, изнутри же полон мерзости… Я не боялся ни Бога, ни дьявола, ни закона, ни Евангелия, ни ада, ни неба. Ничто не могло вывести меня из состояния покоя. Я не почитал ни Тебя (о Боже!), ни Твое Слово; я преуспевал в греховности, я искал только дружбы и любви мира сего".

Менно вдруг понял, что он грешник, что он блудный сын. "Его сознание вины и греха было очень сильное, почти болезненное", — пишет Кран. Возможно это замечание несколько преувеличено, однако оно подтверждает, что Менно истинно, в библейском понятии обратился к Богу. Это звучит совсем иначе, чем у С. Крамера, который полагал, что Менно обратился не из-за того, что Бог во Христе готов был простить грешнику, а из моральных побуждений, самоотречения, стремления к Божественной правде. Если бы это было действительно так, то Менно был бы гуманистом, проповедующим мораль, а не евангельским христианином. Из "Размышлений над 24-м псалмом" совершенно очевидно, что Менно изменил свою жизнь так, как этому учит Библия, как написано в Новом Завете. И в рассматриваемой нами брошюре речь идет не только о виновности и о грехе, но и, в первую очередь, о восхвалении Бога, любящего и милосердного: "Кто искал Тебя и не смог найти? Кто ждал помощи и не получил ее? Кто молился о милости и получил отказ? Кто взывал к Тебе и не был услышан?" Так говорят верующие, а не моралисты. Менно знает, что Бог выполняет свои обещания. Поэтому нет места подавленности и унынию. Не грех, не вина, и не суд скажут последнее слово. Так учит Господь, и Менно может это подтвердить: "Ибо Слово Твое учит меня Твоему милосердию, милости, благоволению и прощению грехов во Христе, возлюбленном Сыне Твоем, нашем Господе". Кто смог так написать, тот познал сердце Евангелия, тот находится в полном свете, спасен и свободен! И обязан дальше распространять эту радостную весть. Менно Симонс говорит об этом в течение девяти месяцев с кафедры приходской церкви Витмарзума. К сожалению проповеди его не сохранились, в отличие от Лютера или Кальвина. По-видимому они были утеряны или сожжены. Лишь в одной из своих брошюр Менно упоминает о своей службе евангельского проповедника. Эта небольшая работа, известная под названием "Выход или обращение Менно Симонса", была впервые опубликована в 1554 г. как составная часть полемической книги, направленной против Гелиуса Фабера. После смерти Менно это произведение выходит отдельным изданием и несколько раз переиздается. Простыми словами рассказывает Менно, как он открыто обращался к прихожанам с призывом к покаянию: "Именем Господа я начал с кафедры учить Слово об истинном покаянии, указывал людям узкий путь к спасению, боролся с грехом и неверием, идолопоклонством и лжерелигией". Однако довольствоваться этим он не мог и не хотел. Его задачей было указать людям, в чем заключается истинное служение Богу, и объяснить им значение крещения и преломления в соответствии с Новым Заветом. Менно не уклоняется теперь от ответственности. Мужественно и убежденно несет он свою весть "по мере благодати, данной мне моим Богом", — как он скромно замечает. Он предостерегает людей от ужасов Мюнстера, от земного царства, многоженства и применения силы. Проходит несколько месяцев, и решение, наконец, принято. В воскресенье 30 января 1536 года, после длительной внутренней борьбы, он слагает с себя обязанности пастора. Отказавшись от благ прежней жизни, Менно берет на себя крест Христа. Почему же он не сделал этого раньше? Еще десять лет назад он пришел к своим убеждениям о мессе, и минуло более четырех лет, как Зикке Снайдер своей мученической смертью подтвердил ему, что Священное Писание не знает крещения младенцев. Возможно страх перед преследованиями мешал ему порвать с католической церковью раньше. А может быть, ему нужно было сначала осознать всю свою ответственность перед Богом и людьми и выстрадать свое решение? Сам Менно ничего об этом не говорит. Возможно, что вначале он надеялся на обновление всей церкви. Как было бы хорошо, если бы высшее духовенство — епископы и кардиналы с Папой Римским во главе — поняв необходимость проведения коренной реформы, само потребовало обновления церкви! Однако вскоре Менно, видимо, понял, что эти надежды несбыточны и что молодое вино нельзя вливать в ветхие мехи. И тогда он избрал свой путь и уже не сворачивал с него. "Тут мы узнаем в нем бескомпромиссного фризского крестьянина", — пишет Кран. Сразу же после выхода из церкви Менно Симонс покидает родной Витмарзум. В те времена с отступниками разговор был короткий, и пастор из фризского села не был бы исключением. По преданию он некоторое время продолжает проповедовать в крестьянских сараях и других укромных уголках в округе.