Ораз-Мухаммад был погребен в Касимове. Свидетельством тому служит его надгробный памятник, найденный в 1860 г. муллою X. Файзхановым на Старопосадском кладбище. „Я сам, — пишет В. В. Вельяминов-Зернов, — в бытность мою в Касимове в 1863 г. видел этот памятник. Он лежал посреди кладбища, разбитый на два куска.
Каким образом тело хана, умерщвленного в Калуге, попало в Касимов, в особенности, если оно было утоплено в Оке, как утверждают некоторые летописцы — не знаем.
Вот текст и составленные мною русский перевод надписи лицевой стороны Ураз-Мухаммадова памятника“.
По словам В. В. Вельяминова-Зернова, надпись начиналась стихами из Корана и хадисами и завершалась такими словами: „В 1019 году, месяца рамазана в 16-й день (22-го ноября 1610 г.), скончался сын Ондан-султана, Ораз-Мухаммад-хан. Господь всевышний да помилует его“ [Вельяминов-Зернов, 1864, ч. 2, с. 486–487].
Так султан Казахских степей Ораз-Мухаммад волею случая оказался в Москве и, сделавшись ханом Касимова, сполна разделил судьбу России в трудные годины ее истории; там же. в Средне-Русской равнине, в возрасте 38-ми лет от роду он нашел свой конец и последний приют.
Таваккул (Тевеккелъ, Тевкель, Тауке, Тукай). Таковы встречающиеся в источниках и литературе варианты написания имени сына Шигай-хана от Йахшим-бикем „из Джагата“. Из них автор настоящих строк выбирает написание — Таваккул. Кстати, слово таваккул (от арабского глагола таваккала — „уповать, полагаться на кого-либо“) — коранического происхождения и обозначает предание себя божественной воле [Ислам, с. 217].
Путь Таваккул-султана к вершине власти был тернистым. В начале 80-х годов XVI в. он со своей личной дружиной состоял при свите бухарского хана Абдуллы и принимал активное участие в его борьбе с Баба-султаном и сыновьями Дервиш-султана. Рассказы об этом содержатся в „Шараф-наме-йи шахи“ („Абдулла-наме“), „Мусаххир ал-билад“, „Бахр ал-асрар“ и других мусульманских источниках. По словам Хафиз-и Таныша, Таваккул-султан прибыл к Абдулле в июне 1581 г., когда тот находился в местности Кара-Тал; удалой казахский султан пришелся по душе узбекскому хану, и он его „оставил в своей свите“ [МИКХ, с. 257–262]. При дворе Шибанидов Таваккула любили, сам Абдулла взирал на него „взором уважения и почтения“, и не единожды одаривал казахского султана за боевую доблесть и воинскую смекалку „халатом, вышитым золотыми нитками, шапкой и поясом, украшенным драгоценными камнями“. Летом 1582 г. Таваккулу удалось выйти, наконец, на Баба-султана, сына Барак-хана, одного из главных политических противников Абдуллы, теперешнего покровителя казахского султана. Произошла стычка, Таваккул одержал верх, убил Баба-султана, прибыл к Абдулле и, бросив голову поверженного им Шибанида к подножию трона, сказал:
Я поднял огонь против неприятеля
За счастье шаха и пролил его кровь.
Хан „обласкал государевой милостью Таваккул-султана, дав ему всякого рода дары, повысил его в чине и сане, сделал его предметом зависти своих приближенных. Он украсил его стан почетным халатом и подарил много денег. Вдобавок ко всему этому хан пожаловал ему в виде вознаграждения Африкентский вилайет — прекраснейшие места Согда и Самарканда“ [МИКХ, с. 309–311].
Летом 1583 г. Таваккул принял участие в походе Абдуллы на Андижан и Фергану. Казахскому султану и на этот раз улыбнулась военная удача: ему удалось пленить и умертвить Шибанида Махди-султана и сына Баба-султана, Абд ал-Гаффара. По этому случаю в стане воинов Таваккула „веселью, радости и ликованию не было предела“. Но во время возвращения из похода в Бухару, Таваккул, по словам Хафиз-и Таныша, вдруг заподозрил Абдулла-хана в недоброжелательстве, покинул его и удалился к себе „в Дешт-и Кипчак“ [МИСиЦА, с. 232–236, 249–252: Вельяминов-Зернов, 1864, с. 339].
Итак, летом 1583 г. Таваккул-султан, покинув Мавераннахр, ушел в Великую Степь, которая жила своей особой жизнью. Причины такого шага Таваккула вполне понятны. Будучи весьма энергичным, честолюбивым и предприимчивым, Таваккул не мог питать надежды стать независимым правителем своего народа, оставаясь под покровительством Абдуллы. С другой стороны, с завершением победоносной войны с Баба-султаном и сыновьями его брата Дервиш-султана уже не существовало более общей цели: близлежащие к кочевьям казаков районы правобережья Сыр-Дарьи окончательно признали власть Бухары, и вместе с этим отпала и необходимость в поддержке казахских владетелей, которых Абдулла рассматривал лишь как полезных военных союзников: в свою очередь казахские султаны, издавна стремившиеся к обладанию Присырдарьинскими городами и Ташкентом, видели теперь в лице Абдуллы не покровителя, а соперника. Словом, чувствуя себя при дворе бухарского хана бесправным, Таваккул ищет новых путей к власти и покидает Мавераннахр для того, чтобы, собрав силы в Великой Степи, повести борьбу против самого Абдуллы.
Бог весть, какие превратности судьбы испытал Таваккул-султан в родных степях, прежде чем он сделался ханом. Когда именно и как это все произошло — мы не знаем. В сочинении османского автора Сейфи Челеби, законченном в апреле 1590 г., Таваккул называется ханом: „У них (казахов) есть хан по имени Таваккул“ [Сейфи Челеби, л. 146]. По сообщению Искандара Мунши, Таваккул „присвоил себе титул хана“ [Искандар Мунши, с. 237, Вельяминов-Зернов, 1864, ч. 2, с. 242–243]. Однако подробности узурпации им ханской власти в степи автор „Тарихи аламарай-и Аббаси“ не сообщает.
Таваккул вступил на ханствование в трудные времена. С одной стороны, казахские султаны покинули Шибанида Абдуллу и вместо сильного союзника и патрона приобрели грозного недруга; с другой — отношения казахов с могольскими и джунгарскими владетелями продолжали оставаться напряженными. Но Таваккул показал, что он не только знаток войны, но и умелый политик. И действительно, ему удалось не просто упрочить свою власть в степи, но также расширить пределы владений казахов и поднять значение ханства в международных делах. Всего этого Таваккул достиг удачными военными походами, искусной дипломатией. Одного из своих сыновей он назначил правителем сорока каракалпакских родов, а своего брата „Шагмагметя-царевича посадил на калмаках“ [Материалы, 1955, с. 105; Казахско-русские отношения, 1961, с. 3]. Судя по „Хронике“ Чураса (с. 176), Таваккул принимал самое активное участие в политических делах Могольского государства в Чалыше и Турфане: там, по оценке В. П. Юдина, позиция Таваккул-хана „была определяющей в решении вопроса, кому быть на троне этого владения“ [МИКХ, с. 377]. На севере внешнеполитические связи Таваккула простирались до Москвы. В 1594 г. он отправил в Москву посольство во главе с Кул-Мухаммадом [Казахско-русские отношения, 1961, с. 3–5; Басин, 1971, с. 91–95; Абусеитова, 1985, с. 81–82]. Целью посольства было: освободить из плена султана Ораз-Мухаммада, сына Ондан-султана; заключить военный союз с Московским государством; добиться того, чтобы русский царь дал казахскому хану „огненного бою“.
Как сообщал в 1594 г. казахский посол Кул-Мухаммад в беседе с царевичем Ораз-Мухаммадом в Москве, Таваккул „с бухарским царем теперь в миру на время“. Но отношения с Абдуллой были натянуты и „огненный бой“ нужен был казахскому хану, чтобы „воевать с бухарским царем“. Борьба Таваккула с ханом Абдуллой за Присырдарьинские области по сути никогда не прекращалась. Как передает Хафиз-и Таныш, Таваккул, удалившись в 1583 году в степь, сделался врагом Абдуллы и отныне не упускал случая, чтобы напасть на его владения. В частности, в 1586 г., когда основная часть войска Абдуллы была оттянута на юг, Таваккул вторгся во владения бухарского хана, угрожая овладеть вилайетом Туркестан, Ташкентом и даже Самаркандом. В Ташкенте наспех собрали ополчение. Оба войска сошлись в Шарабхане, в Ташкентском округе. Казахи были плохо вооружены: „шубы и ергаки служили им вместо панцырей и куйаков“. Увидев такое зрелище, ташкентцы бросились на дештцев без всякой предосторожности, но были смяты и разбиты наголову. Из Ташкента немедленно дали знать об опасности в Самарканд, правителю этого города Ибадулле-султану, брату Абдуллы. Ибадулла наскоро созвал войско со всей Самаркандской земли, перешел Сыр-Дарью и явился в Ташкентский округ. Таваккул стоял тогда около Сайрама. Услышав о приближении противника, он не стал испытывать судьбу во второй раз и удалился в степь [Вельяминов-Зернов, 1864, ч. 2, с. 339–340].