Помимо того что большинство нукеров Чингис-хана были выходцами из аристократии, они подбирались из различных племен. Так, среди его девяти славных нукеров Шиги-Хутуху был из татар, Джэлмэ — урянхайцем, Борохул — из племени джурки, Мухали — джалаиром, а Боорчу (побратим Чингис-хана) — из тайчиутов[104].
Таким образом, нукеры, верой и правдой служившие Чингис-хану, заняли почетное положение в государстве. При организации государства Чингис-хан широко использовал «давно уже существовавший институт нукерства для того, чтобы сорганизовать правильную систему вассалитета, обязанного военной службой»[105]. Сотники, тысячники и темники были нойонами — владетельными феодалами, имевшими определенное количество земли (нутуг) и крепостных. «Звание сотника, тысячника и темника было наследственным; носящие же эти звания получали общий титул нойон, т. е. «господин, «сеньер, «военный сеньер[106]. Если говорить в масштабе Монгольской империи, то «каждый нойон, получив в потомственное владение «сотню» «тысячу», «тьму», является прежде всего вассалом царевича, владельца одного из уделов-улусов, на которые распадалась Монгольская империя, а затем он был вассалом монгольского императора, как главы империи и войска монгольского»[107].
Каждая военно-административная единица с самого низшего звена должна была не только выставлять положенное количество воинов с лошадьми, провизией и снаряжением, но и выполнять различные феодальные повинности.
Такая подвижная система государственного устройства была вызвана к жизни своеобразными условиями аристократии, искавшей обогащения путем военных авантюр, и «давала возможность Чингис-хану в любое время мобилизовать большое количество войск»[108]. Чингис-хану нужна была огромная армия «для того, чтобы держать народные массы в повиновении у феодальных господ, для осуществления захватнических целей в отношении других стран»[109].
Чингис-хан много внимания уделял укреплению своей личной гвардии. Своим приближенным он говорил: «Ныне, когда я пред лицом Вечной Небесной Силы, будучи умножаем в мощи своей небесами и землей, направил на путь истины всеязычное государство и ввел под единые бразды свои, и вы учреждайте для меня гвардию»[110]. Чингис-хан помимо огромного войска имел гвардию из 80 кэбтэулов и 70 кешиктенов, которые являлись его надежной опорой в борьбе с центробежными устремлениями феодалов, за объединение Монголии. После восшествия на престол Чингис-хан распорядился увеличить гвардию до 10 тыс. человек[111], которые избирались от 95 «тысяч»[112]. Определяя обязанности кэбтэулов (ночных стражников из гвардии), хан говорил, что они «пекутся о нашей златой жизни»[113]. Он строго предупреждал ведающих военным делом чербиев: «Если мы самолично не выступаем на войну, то и кэбтэулы без нас да не выступают на войну»[114]. Лицам, выбранным в состав личной гвардии, вменялось прибыть в ставку хана со своими лошадьми.
Чингис-хан своим преемникам специально наказал, чтобы они всегда берегли как память о нем десятитысячный корпус его кешиктенов[115].
Личная гвардия монгольского хана укомплектовалась преимущественно сыновьями нойонов-темников, тысячников и сотников, а также некоторыми способными, смекалистыми и «крепкого телосложения» людьми из «сул хун», т. е. свободных аратов[116].
В связи с этим следует подчеркнуть еще одну важную сторону политической деятельности Чингис-хана. Он, будучи представителем класса феодалов, не отвергал и возможности использовать в своих интересах выходцев из простых аратов, если они доказали преданность хану. Награждая высоким званием «дархана» трех своих приближенных, Чингис-хан говорил, «Кто был Сорхан-Шира? Крепостной холоп, арат у Тайчиутского Тодеге. А кем были Бадай с Кишликом? Цереновскими конюхами. Ныне же вы — мои приближенные. Благоденствуйте же: в дарханстве вашем»[117].
Такое отношение Чингис-хана к отдельным выходцам из низов было, разумеется, не демократизмом, а лишь игрой в демократию, являвшейся составной частью его политики.
Мы уделяем внимание личным качествам и характеру Чингис-хана, а также особенностям его политической деятельности, поскольку любая историческая личность, возглавляющая общественное движение, играет свою роль в естественно-историческом ходе событий, ускоряя или замедляя его. Но любые попытки приписать Чингис-хану сверхъестественную силу, более того, объяснять общественный процесс образования государства его способностями являются идеализацией его личности. Сам Чингис-хан не раз указывал на своих нукеров, нойонов, на свой класс как на решающую силу, поднявшую его на пьедестал всемонгольского хана и завоевателя мира.
Обращаясь к Боорчу и Мухали и в их лице ко всем своим сподвижникам, Чингис-хан после вступления на престол говорил: «Боорчу с Мухалием так влекли меня вперед, лишь только я склонялся к правому делу, так и тянули назад, когда я упорствовал в несправедливости своей: это они привели меня к нынешнему сану моему»[118]. Его главный соперник, претендент на ханский престол Джамуха, признав свое поражение, сказал, что Тэмуджин, его айда, победил его, опираясь на своих 73 сподвижников[119].
Надо добавить, что не только ближайшие сподвижники, но и большинство аристократического класса, за исключением нескольких крупных ханов, были заинтересованы в быстром прекращении междоусобиц, объединении родственных племен и создании центральной власти. «Если в этом хаосе, в этих бесчисленных взаимно перекрещивающихся столкновениях кто-нибудь в конечном счете выигрывал и должен был выигрывать, то это были представители централизации в самой раздробленности»[120], — говорил Ф. Энгельс о междоусобицах в средневековой Германии. Это вполне можно отнести к Монголии рассматриваемого периода.
Именно таким борцом за централизацию в Монголии оказался Чингис-хан. Его находчивость и упорство способствовали успеху в борьбе за объединение монгольских племен и создание центральной власти.
Консолидация монгольского государства сопровождалась развитием культуры. Чингис-хан принял в своем государстве уйгурскую письменность в качестве официальной общегосударственной. Созданная на базе этой письменности «Тайная история монголов» является выдающимся памятником монгольской литературы XIII в. В ней нашла художественное воплощение вся эпоха Чингис-хана во всем своем драматизме.
При дворах Чингис-хана и его преемников находились ученые и представители гражданской бюрократии из других стран. Некоторые из этих людей, как известно, являлись ближайшими советниками ханов. Так, Чингис-хан, разгромив найманского Таян-хана, взял к себе на службу найманского канцлера Тата-тун-а, которому приказал обучить своих детей уйгурской грамоте. Известно также имя Елюй Чу-цая, потомка основателя киданьской династии. Он попал на службу к Чингис-хану во время его похода в Северный Китай, служил при Угэдэе и умер в 1243 г. близ Каракорума[121]. Ему принадлежит известное изречение: «Хотя мы империю получили, сидя на коне, но управлять ею, сидя на коне, невозможно». Чингис-хан «любил знания, поощрял ученых»[122]. Преемники Чингис-хана продолжали привлекать к государственному делу ученых людей. Из факта использования монгольскими ханами представителей других народов иногда в литературе делается вывод о том, что чуть ли не вся администрация осуществлялась не монголами, а чиновниками из других стран. Однако из биографий того же самого Елюй Чу-цая и других чиновников видно, что они были лишь исполнителями воли ханов и иногда предлагали им те или иные советы.
