— Что вы себе позволяете, Ярослав?! Не смейте меня трогать!

— Ваш отец хочет вас видеть, Алиса Степановна, — с раздражением акцентирует он, — Сегодня вечером в восемь советую быть дома или вас привезут насильно.

— Но…

Но договорить мне не судьба. Этот прощелыга просто разворачивается и уходит к машине, по-смешному когда-то временно принадлежавшей Олегу.

Да какой к черту Олег?! Если мой отец теперь угрожает мне. Я так и стою у подъезда, глядя в зад уже тогда старой, но теперь еще и какой-то грязной и потасканной машине. Растеряна настолько, что, кажется, уже третья плита, которая казалась такой прочной, сходит со своей орбиты. Я ведь всегда думала, что папа меня любит, для меня это был один из нерушимых постулатов, но разве это так? При таком то раскладе?

Делать все равно нечего и искать ответы на риторические вопросы у меня просто нет сил сейчас. Я не могу об этом думать! Если начну — точно свихнусь. К семи тридцати натягиваю серый, спортивный костюм, завязываю волосы в хвост и заказываю такси — еду. Мне страшно, что если ослушаюсь, он действительно пришлет кого-то за мной, а это будет означать лишь одно: нет смысла в поисках никаких ответов, вот они — ты ничто иное, как красивая игрушка в его руках с его собственным ДНК. Да и вдруг он пришлет этого мерзкого Ярослава? О нет. Еще раз за день увидеть эту рожу? Ни за что.

Хотя…когда я захожу в гостиную, думаю, что лучше бы Ярослав, чем он. Олег сразу встает и смотрит на меня так виновато, а я сразу так злюсь. Вот и ответ, далеко ходить не надо. Отец все знает, я больше чем уверена, но ему плевать.

— Я домой.

Резко разворачиваюсь, но тут же попадаю в капкан маминых теплых рук, а отец говорит:

— Алиса, нам всем надо поговорить.

— Зачем ты позвал его?! — ору во весь голос, стараясь изо всех сил мимолетно не касаться Олега даже взглядом, — Я не хочу его видеть!

— Вот об этом мы и поговорим.

— Доченька, успокойся. Поужинаем сейчас, я приготовила твою любимую утку…

— Какая нахрен утка?!

— Алиса, не смей выражаться!

— Я с ним в одном доме не останусь!

— Он твой муж! — отец орет так, что, наверно, стекло сейчас лопнет.

Как оно, конечно, без понятия, но перепонки мои напрягаются капительной. я даже жмурюсь — ненавижу, когда на меня орут, — но ему плевать. Он знает — я пугаюсь, — а продолжает. Боже, почему я была такой слепой?…

— …Пойдешь и сядешь за стол!

Хочется послать его по веселым стопам знаменитого эротического маршрута, но я не могу такое произнести в слух. Ему. Что-то меня останавливает. Может быть это остатки уважения или мое воспитание? Но чтобы это ни было — я разворачиваюсь и иду в столовую. Сидеть, правда, рядом с Олегом отказываюсь. Мы обычно всегда занимали место напротив, а теперь я забилась в дальний угол и смотрю в окно — меня мало интересует все, что они тут сейчас будут обсуждать.

А они пока молчат. В этой комнате единственный звук — это стук приборов о тарелки, а единственное светлое — это красивый, красный закат, который, правда, никакого отношения к отцу не имеет. Пронесло. Он ведь не Бог, не может управлять погодой и создавать такую красоту, как и не может вершить судьбы.

— Алиса, ты совсем ничего не ешь… — начинает тихо мама, которая сидит ближе ко мне, но я вдруг ее перебиваю и смотрю на отца.

— Не знаю, что я здесь делаю, но я хочу развода.

— Ты здесь, потому что Олег иначе не может поговорить с тобой.

— Не хочу ничего слышать.

— Алиса… — снова мама пытается влезть со своей мягкостью, но я снова ее перебиваю.

— Я хочу развода. Завтра же.

— Исключено.

Мы с отцом сидим напротив по иронии судьбы, а теперь еще смотрим друг на друга, как двое быков. Иногда со мной такое бывает, признаю. Я вообще неконфликтная, стараюсь на маму больше походить, только не в этом случае. Не сейчас!

— Я сказала…

— А я сказал, что это исключено!

— Я все знаю.

Отец отгибается на спинку стула и пару раз кивает, потирая края салфетки. Думает? О чем? Чтобы мне такого сказать, чтобы успокоить?

— Можешь не пытаться. Я знаю, что ты делаешь — не выйдет.

— И что же я по-твоему делаю?

— Думаешь, чтобы мне такого сказать, чтобы заставить отступить или поверить. Ты же политик. Ты это умеешь.

— Мне жаль, что ты узнала правду.

— Нет, не жаль, — тихо отрицаю и вдруг осознаю — ему ведь действительно не жаль, просто… — Тебе это просто невыгодно, я права?

— Алиса, не неси чуши. Думаешь, что я желаю тебе зла? Я люблю тебя. Ты — моя единственная дочь. Наследница.

— Когда ты кого-то любишь, так не поступаешь.

— А как я поступил, Алиса?

— От того, что ты будешь произносить мое имя чаще, я тебе не поверю.

— Так как я поступил? Ты его хотела — ты его получила.

— Я хотела, чтобы меня любили, — говорю совсем тихо — это сложное признание, которое и сказать то неожиданно сложно, но отец лишь холодно усмехается.

— Прости, но любовь даже я не смогу для тебя купить.

Удар ниже пояса. Он не отрицает, не за чем, он бьет меня по больному и безжалостно, так что я почти задыхаюсь. И от злости вдруг выпаливаю…

— А что ты тогда можешь, а?!

— Все остальное.

— Я хочу, чтобы эта шлюха сдохла. Это можешь?!

Олег резко подается вперед — еще один шрам. Он готов меня на месте разорвать за свою потаскуху, и я, клянусь, запомню этот миг навсегда, пусть и зафиксировала его исключительно боковым зрением. Зато как отец останавливает его взмахом руки — полным. Странно. Он слушается, но и отец нервничает. Они созависимы? Надо проверить.

— Так как? Сделаешь?

— Не думаю, что ты действительно этого хочешь, доченька. Ты же не такая…

Бла-бла-бла. Ты не такая, ждешь трамвая. Да. Они как-то повязаны…интересно…

— Я хочу развода.

— Брак — это не игрушка, Алиса. Сегодня захотела, завтра расхотела.

— Это ненастоящий брак, так что…

— Штамп в паспорте стоит? Значит настоящий. Семья — это святое и…

— Ты чертов лицемер…

— Что ты сказала?!

— Я знаю, что ты делаешь в своем кабинете! — не выдерживаю и ору, резко подняв глаза и роняя слезы, — Я все знаю, ты понял?! Как ты смеешь говорить мне про любовь?! Про семью?! Ты…

— Закрой свой рот, глупая девчонка!

Отец перебивает грубо, уперев в меня указательный палец, а я тут же упираю взгляд в скатерть, потому что боюсь смотреть на него сейчас, словно если продолжу, он меня в камень превратит. Да и рядом мама…не знаю, в курсе она или нет, а если нет? Я не хочу делать ей больно…

Больше он не орет, конечно, но переходит на другой уровень злости — говорит тихо, угрожающе и так, что будто все тело разом сковывает.

— …Ты больше никогда не посмеешь поднять эту тему. Она тебя не касается, соплячка чертова. И ты зарубишь на своем носу — будет так, как я сказал, а я сказал — никакого развода. Ты возьмешь себя в руки и сделаешь все, что от тебя требуется, тем более, что требуется от тебя не так и много — улыбаться и быть красивой рядом со своим мужем. Олег будет твоим мужем до того момента, пока я не решу, что с вас хватит. Более того. Сегодня ты вернешься домой и не посмеешь больше оттуда уйти. Слухи, Алиса, очень сложно остановить, за столько лет ты этого так и не смогла понять.

— Он меня ненавидит, ты этого для меня хочешь?

— Если не перестанешь дергаться, я его брата засажу, а их истеричную и вечно недовольную мамашу отвезу в лес. Вот тогда он тебя возненавидит, ты этого хочешь?!

Такая перспектива меня сильно пугает. Не из-за его чувств, он итак меня ненавидит, я это знаю, а из-за перспективы лишить его родных. Я не могу. Бросаю на него за весь вечер первый, прямой взгляд, и вижу в нем ту самую ненависть и злость — Олег дико взбешен, он еле сдерживается, чтобы не психануть, напряжен донельзя, буравит меня, будто душу выворачивает. И я отступаю…потому что я действительно его люблю и не могу причинить ему боль. Даже если мне ее причинили и будут причинять дальше…