– А ещё я подумал о родителях. Они никогда не были за границей, так же, как и их родители, думаю многие из моих потомков, не были за границей. А я вот добрался. Неважно какой ценой… – И тут я замолчал подумав, что действительно, ключевое это цена вопроса.
– Ты скучаешь по ним? – Она обрубила тишину, облокотившись на бетонную стену, по которой извивались какие-то странные трубы.
– Нет, я в семье был словно пришитый карман к классическим брюкам с отглаженными стрелками. Знаешь, прямо вот не подходил по всем параметрам. – Мы оба закурили. – Эдакий гадкий утёнок в обычной птичьей семьи.
– Утёнок потом стал лебедем.
– Отлично, но надеюсь, не лебедем по-венски на вертеле.
Мы оба рассмеялись.
– Если подумать о том, что я гуляю по центру Австрии, только что сходил в ресторан, был в парке, сейчас на берегу Дуная, шатаюсь ничем не обременённый, то всё очень даже отлично, но только сто́ит представить то обстоятельство, которое позволило это… – Я осёкся. Думаю, она не поддержала, потому что внутри также что-то свербело.
Июль, девять вечера, но уже стемнело. Мы не торопимся. Да, мы могли уже вернуться обратно, но оттягивали возвращение. Ещё пару недель назад, я не знал, чем себя занять до пяти, сейчас уже девять и мне не хочется обратно. Купили в очень миниатюрном магазине вино. Такие сувенирно-продуктовые лавки встречаются очень часто в центре Вены и держат их, как правило, либо индусы, либо азиаты.
Сидим на берегу Дуная, отгоняя мошкару и мысли.
– Как тебе Вена? – Вот, всё, что я мог выдавить изрядно выпив, но вроде не захмелев, к тому же это вопрос человеку, которого я знаю больше месяца. «Как тебе Вена?».
– Мне не с чем сравнивать. – Она снова переключилась в режим скупости слов.
– Аналогично. Но мне нравится. – Выпалил я. – Ещё бы сходить на тот концерт в среду. Никогда не слышал австрийский джаз.
– А русский слышал?
Я лишь рассмеялся, она тоже. Мы оба поняли мой ответ.
– Это как новая страница в моей жизни, в которой я взрослею быстрее, чем за предыдущие двадцать четыре.
– А тебе сколько?
– Двадцать четыре. – Ей оказалось двадцать восемь.
– Как ты думаешь, ты бы смог побывать здесь, если бы не это… Ну, не порно? – Выдавила она, словно стеснялась последних слов.
– Думаю, нет. – Это был искренний ответ. Я и сам обдумывал это неоднократно. – Я отвечаю себе на этот вопрос, как один из плюсов того, что я ввязался в эту историю. Нет, я не жалуюсь, но тебе не кажется, что здесь всё достаточно странно?
– Что ты имеешь в виду?
Я рассказал о своём опыте в индустрии порно, о том, как это было у нас, даже изложил поэтапно, как это от того момента привело к этому, резанув фразой «здесь всё как-то странно, тебе не кажется?»
Она лишь пожала плечами.
– Ну, ты же сам согласился сниматься в порностудии, которая в другой стране. Согласился жить при студии… Что здесь странного?
– У меня было первое ощущение, что нас здесь к чему-то готовят, знаешь как свиней откармливают перед убоем, так и нас. Ну, должно́ же что-то быть. Они столько тратят.
– Причина, по которой тебя это смущает, понятно. Очень понятно, но за месяц всё вышло бы уже наружу. – Она сделала глоток вина́ и отмахнулась от мошкары, которой вроде бы уже и не было. – Насколько я знаю, здесь с этим бизнесом проще, чем у нас. Но я могу ошибаться.
Я не думал об этом. Вот, ещё одно оправдание происходящего в копилку, «всё будет хорошо», если бы я знал тогда, в тот день, но тогда мне было хорошо. Даже слишком. Я разоткровенничался в какой-то момент о том, что думал, никому никогда говорить не буду.
– Когда я учился в школе, у нас был, конечно, эталон, этакого успешного паренька. Мы прозвали его «принц», подкрепляя очень негативной интонацией. Думаю, везде есть такие. – Затянувшись тремя отрывистыми затяжками, обдумывая, зачем я это рассказываю; интересно ли ей; но продолжил. – Так, вот у Ашотика. Да это его имя. И он учился в нашем классе. И это не Москва или Петербург, это Аткарск. Так, вот у отца, этого Ашотика был бизнес в Праге или в Варшаве, нет, всё же, по-моему, в Праге. Я завидовал ему, да что я, мы все завидовали ему, его семье, ученики, учителя, наши родители и собственно все обитатели этого поселения, знающие эту семью. Я люто ненавидел его, но старался быть «своим» чуваком для него.
Машка закинула голову набок, раскинув волосы по плечам, поблёскивая хмельными глазами, внимательно слушая мою исповедь.
– К окончанию школы ему уже была готова квартира не только в нашем захолустном городке, но и там. – Мотнул головой, – ну так, где был бизнес его отца. Да, опять же с его слов, но мы не сомневались в правдивости этих слов. – Я немного сбавил эмоции, чувствуя, что голос взвивается всё громче. – Представь, каждый учебный год начинался с его рассказов о какой-нибудь новой стране, эмоциях, еде, обычаях, людях, отелях, ресторанах… Все знали, что едва прозвенит последний звонок, Ашотик отправится в Прагу или в эту, в Варшаву. Да, неважно хоть в Прагу, хоть в Варшаву! Для нас оба этих места казались запредельными. – Затушив сигарету, достал из рюкзака брошюру, хотя в сумерках было непонятно, что это. – Я столько раз просматривал картинки европейских столиц и грезил о том, что увижу всё это… Сам! И вот я в Вене. Знаешь, если бы не эти подростковые комплексы, я бы, наверное, и не согласился на последние деньги лететь в другую страну. Для меня быть здесь всё равно что быть глухонемым, который не может ничего даже написать.
– Так, ты пошёл в порно, лишь бы уехать в Вену? – Она спросила с такой размеренной интонацией, будто спрашивала так, просто, между делом.
– Нет, я же тебе рассказывал. Но…
– Но?
– Но, это был шанс, уехать в Вену. – Я улыбнулся, она рассмеялась.
– Ты смешной, – она скользила хмельным взглядом. – Может, стоило накопить?
– Накопить, – саркастично передразнил её. – Если бы ещё в Турцию я и поехал, купив тур, то в Вену точно нет.
– Почему? – Она пожала плечами.
– Дорого, нет море-океана, нет, всё включено, и я не знаю языка. Что я вообще здесь буду делать?
– Ну, что же ты здесь делаешь?
– Снимаюсь в порно.
И мы рассмеялись пьяными звонкими всхлипами, мой смех был что-то между криком альбатроса и уханьем филина.
– А если бы вот убрать всё это? Ну, работу. Просто поехал бы?
– Не знаю. Наверное, нет.
– Почему, – допытывалась она.
– Это же совсем другая жизнь. Это жизнь других людей. Ну, другой уровень.
– Это оправдания. – Резко отрезала она, поёжившись от усиливающегося ветра.
– Потратить такие деньги на то, чтобы бродить по музеям и мелким переулкам, к тому же не зная языка. Я даже нормально не могу сделать заказ в ресторане. А потом весь бюджет поездки пересчитать на зарплату, например, рядового газосварщика? И кусать локти весь год потом о потраченных деньгах. – Я не мог не рассмеяться, но как представил своих родителей, вышагивающих по Вене, а потом пересчитывающих на рубли, сколько они про ели за вечер…
– Мещанство. – толкнула она меня локтем вбок, а мне оставалось просто улыбаться, я не знал, что такое «мещанство».
– Может, по кофе? Должен же я насытиться настоящим венским кофе. – Я потащил её за рукав джинсовой куртки в сторону центра. И вот она снова улыбается и мы, не обсуждая, двинули в сторону того самого кафе, где я уже как-то был, по-моему, даже с ней, но тогда мы были в каком-то напряге.
– О чём мечтала ты? – Я решил, что после своих откровений, могу рассчитывать на равноправный ответ. Она поморщилась, но всё же заговорила:
– Я мечтала о красивой свадьбе, длинной фате и свадебном путешествии на Шри-Ланку. – Она говорила, смотря куда-то в сторону.
– Почему именно Шри-Ланка? – Я даже не знал где, это, и меня это удивило. Почему-то я мог представить путешествие в Париж или Рим, хотя нигде, кроме Москвы и Вены не был, но всё же именно туда едут те, что улетает не Грецию, Турцию, Египет.
– Прочитала, как одна известная дама, выходя замуж то ли в третий, то ли в четвёртый раз обвенчалась со своим супругом на побережье Шри-лАнка. Там были очень романтичные фотографии, и это показалось мне чем-то сказочным, хотя и не реальным.