Его речь была, прямо скажем глупая, про тренды, про профессионализм, про то, что он знает, что делает и всё в таком духе.

Продюсер развёл руками и тут оборону взял Стен. А тот продюсер, что с бородавками, хотя он больше похож на водителя, чем на продюсера, начла вторить французу. Третий же, тот, что Родион и вовсе махнул руками, сказав, что всё должен решать режиссёр, с чем и намеривался уйти, но тут поднялся наш директор.

– Смысл тогда во всём этом? Мы уже сняли восемнадцать роликов с изнасилованием, где одни и те же парни, насилуют одних и тех же девушек. – Стен встал напротив француза. – Понимаю, может у него неприязнь к женскому полу, но мы не сможем это потом реализовать. Если вы хотите просто снимать, ради того, чтобы снимать и имитировать работу. Хорошо! Давайте! Но, зачем тогда оскорблять актёров и орать, что они не могут обильно кончить в третий раз за день. Притом, что они делают это самое изо дня в день, шесть дней в неделю. Они чисто физиологически не могу делать этого больше и обильней.

Все замолчали.

– Виталик, – повернулся он к тому, что в бородавках. – Мы готовы брать ещё штат актёров, а этих тогда распускать?

Мы все тут же напряглись. Виталик молча закачал отрицательно головой.

– Мы не будем менять штат. – Сказал Олег и у меня отлегло. После прошлого воскресенья, когда я спустил на одежду все деньги, а во вторник ещё занял у Пашки денег на кроссовки, которые мы заказали по интернету. Я даже сигареты экономил, правда, я ещё их экономил, потому что в Австрии они стоят по десять евро за пачку, так что как в России не покуришь одну за одной. Но сейчас не об этом. Олег сказал, что штат они менять не будут. Отлегло, но нервное ощущение осталось. Неприязнь к французу у нас крепла всё сильней. Из-за его глупости мы могли все вылететь отсюда уже сегодня. Но…

– Нет, не будем. – Кивнул в такт Родион. Его имени тогда никто из нас не знал.

– Что ж, будем вместо семенной жидкости использовать миндальный сироп, можно, конечно, ещё для разнообразия кокосовый попробовать. – Монотонно, но с толикой сарказма, как только он умел, изрёк Стен сев на кресло и как, обычно закинул ногу на ногу. А тот, что с бородавками засмеялся, уханьем филина.

– Нет, конечно. Ты прав. – Родион полистал что-то в телефоне.

– Что тогда делать? Сделать перерыв? Сценария нет, идей нет. Одно лишь изнасилование. – Стен протянул ему наш график. – Кому это нужно? Может, только ему, – кивнул он куда-то в сторону. – Он просто кайфует от всех этих изнасилований. Если перезапускать, то что? Есть идеи?

Все молчали, гулко, долго, минут пять, а может, десять, казалось, что вечность.

– Давай как-нибудь без выходных. – Олег перехватил протянутые листы. – Придумай что-нибудь, пожалуйста! Я прошу тебя! Ты же директор, этой богадельни.

– Ну, я действительно директор, но не богадельни, а порностудии. Придумывать не моя задача.

– Мы договоримся. – Кивнул серб и сдвинулся в сторону Стена, оставшись сидеть лишь на краешке дивана.

– Поддерживаю. О деньгах не думай. – Родион скрестил руки, и мы все смотрели как они с минуту, а то и две смотрят друг другу в глаза.

Собрание завершилось. Двое ушли, серб остался, почти прижав Стена, шепча что-то на ухо, долго не мог оторваться. Мы всё понимали, что директор одержал триумфальную победу. Режиссёр уже сидел на кухне и бухал. Мы же сидели на веранде притихшие, в ожидании, а на следующий день началась новая эпоха, которую мы назвали «ванильные будни».

На следующий день съёмок не было, зато в студии устроили внеплановый клининг день, а нас вывезли на двух минивэнах в клинику, проверить на всякий случай. Думаю, Стен просто тянул время, чтобы перестроить события и работу, написать сценарии собственного сочинения.

К слову, австрийская клиника мне понравилась, чистота скрипела под пальцами и когда я проговорил об этом вслух, рыжая хмыкнул, что и в России коммерческие клиники не хуже, только ценник там ужасающе скрипит количеством нулей.

– Надеюсь, стоимость этих процедур не вычтут из наших гонораров. – Ухмыльнулась она, а внутри всё обдало холодом ещё одной утраченной зарплаты, если это окажется правдой.

Вечер мы провели в городе, все разбрелись по городу, на внеплановый увольнительный, словно в армии. Гулять по городу не хотелось, слишком уж помятым было настроение. Наткнулся на небольшой бутик sale цен, так что теперь брожу увешанный пакетами с футболками, носками, только что купленными со значительной скидкой. Моя гордость джинсы Tommy Hilfiger, точно, как у нашего студента, ещё кеды Lacoste. Для меня это было почти пределом мечтаний. Почему почти? Я до Вены и не знал об их существовании. Как-то листал журнал и оказалось, что крокодил – символ одного из весьма крутых брендов, а не только заголовок советской юмористической газеты. Убираем иронию и в чистом остатке, мечты сбываются. Разве я не грезил жить в Европе, покупать брендовые вещи, кичится лейблами, ходить в кафе, покупать одежду в торговых центрах, а не в само возведённых рынках второсортных китайских товаров и отмечать сие событие под пиво с соседом во дворе родной пятиэтажки.

Кафе, ещё один пункт моего списка. Буду честным, для меня зайти в кафе сродни испытанию. Ощущение, что ты проник в чужой мир, словно зашёл креститься в мусульманскую мечеть. Словно ты чуждый в этом пространстве. По сути, всем должно быть всё равно, но это как синдром «выглядеть глупо», также смертельно как для человека, который воспитан вбитой в голову фразой: «Что люди подумают?». Всё же переступил порог, но с мыслью «развернуться и уйти, оставив это событие на потом».

Знакомое лицо полосонуло словно вспышка, замер. Маша сидела, растягивая глубокими затяжками сигарету.

– Можно?

Она лишь кивнула, рассеянно, озираясь поёжившись.

– Ты почему одна? – Первое, что пришло в голову, в этом вся моя проблема, рот выпускает слова быстрее, чем мозг понимает смысл.

– А ты?

Оставалось лишь подёрнуть плечами и улыбнуться.

– Я с тобой. – На мой столь резвый ответ, она мила улыбнулась, пододвинув распечатанный лист меню. Я ткнул пальцем в нарисованную чашку кофе, на этом мой заказ состоялся. Он что-то начал меня спрашивать, я качал головой. Какого чёрта ему надо? Принеси кофе, и всё.

– Он спрашивает, сахар, молоко нужно?

– Нет, спасибо. – Она перевела мой ответ, он опять загудел.

– Спрашивает, может десерт?

– Нет, просто кофе. – Я уже злился. Она ответила, он опять что-то пробубнил, улыбнулся и ускакал.

– Ты знаешь австрийский? – Я был удивлён, это всё же должно быть редкий язык для русских.

– Он говорил на английском. – Она уже вовсю улыбалась, явно смеясь надо мной, я стерпел, хотя это меня немного и задело.

– А сигареты здесь не те. – Решил поддержать разговор в ожидании кофе. – Но зато можно курить где угодно.

Собеседница снова лишь подёрнула плечами, сделав глоток. Минут через пять мы уже обсуждали наш странный быт и обитателей студии. Не то, чтобы сплетничали, она не похожа на озлобленную дамочку, костерившую всех и каждого, просто обсуждали повадки, комичные поступки и просто это было единственное, что нас хоть как-то единило.

– Как ты попала в эту историю? – Мне действительно было интересно, но моя собеседница, полосонув хмурым взглядом, увильнула, процедив банальное:

– Как, и всё…

– Но ты не такая!

– Такая, не такая… – Выдохнула Маша, подкурив следующую сигарету. – Такая, такая!

– Нет, – я даже попытался улыбнуться. Она уже хотела было что-то выдохнуть, но пауза нависла необычайной долготой, пришлось судорожно имитировать светскую беседу, поинтересовавшись, как ей Вена? Как кофе? Пробовала ли яблочный штрудель?

Она выдавила улыбку, пожав плечами в очередной раз, сказала, что Вена ей так себе, кофе как кофе.

– А штрудель? – Это мне Оксанка сказала: «будешь гулять в воскресенье, попробуй штрудель. Обязательно! Это австрийский десерт. Яблочный пирог с тонким тестом и обязательно с шариком мороженого. Если не будет мороженого это не штрудель, то просто яблочный пирог».