Костя был достаточно худым и проворным. И потому ловко и совершенно бесшумно передвигался меж камер и многочисленных проводов, разбросанных по полу. Ему просто нужно добраться до аппаратной…
Просто добраться…
– Катя. Катя. Твою мать! – Анастасия Витальевна шикнула куда-то вправо, и низенькая девушка с завязанными в неопрятный пучок тёмными волосами вопросительно кивнула. – Неси материалы на стол. Второй сегмент.
Лишние вопросы, тем более во время эфира – самая огромная катастрофа. Кате не потребовалось никаких дополнительных слов, чтобы схватить валявшиеся на столике бумаги и на полусогнутых двинуться вперёд.
Костя в темноте исчез, и Агата зажмурилась, явственно чувствуя дурноту, подступавшую всё сильнее с каждым мгновением. Рука, по-прежнему державшая ткань куртки, больно сжала плечо, но отреагировать на это попросту не хватило сил.
Хрупкая девичья фигурка приблизилась к камерам и согнулась ещё сильнее. Медленно, не поднимая головы ни на сантиметр, Катя двинулась вперёд. Агата, как, верно, и Анастасия Витальевна, перестала дышать окончательно.
Шаг. Ещё шаг…
Каждое мгновение длиннее вечности.
Тихий звук помех вывел из транса. Анастасия Витальевна тут же схватила рацию и нажала на кнопку, не выпуская Агату из крепкой хватки и огромными глазами глядя на продолжавшую свой путь Катю.
– Есть, – из рации донёсся едва слышимый шёпот. Это означало, что у Кости всё получилось. Но ответа он не получил – устройство молча отключилось.
Кате же оставалось несколько шагов. Медленно её левая рука, сжимавшая листки, вытянулась, и справа от Агата судорожно ртом схватили воздух.
– Ну же…
Словно в бреду Агата следила за тем, как медленно, практически незаметно Сергей Николаевич, по-прежнему зачитывавший с листка сводку новостей абсолютно ровным и спокойным голосом, продвинул правую руку вперёд, к краю стола. И как мгновение спустя измятые бумаги, подпихнутые Катей, оказалась прижатыми к столешнице раскрытой ладонью.
Стоявший за ближайшей к ним камерой оператор победоносно вскинул кулак, а пальцы на плече, наконец, немного ослабили хватку.
– Слава богу… – Анастасия Витальевна запрокинула голову и прикрыла глаза.
Получилось. У них всё получилось.
Она успела. Она всё-таки успела!
Воздух вмиг отяжелел, загустел и стал каким-то непроницаемым, словно толща мутной воды. Схватившись за горло водолазки, Агата захрипела и позволила трясущимся ногам подкоситься, окончательно потеряв под собой всяческую опору. Если бы не по-прежнему державшая за шкирку рука, она бы точно рухнула на пол и что-нибудь себе вывернула. Перед глазами встала тьма.
– Волкова! Волкова, ты что? – шёпот показался испуганным, и последнее, что кое-как отложилось в медленно уплывавшем сознании: удивление от этой интонации.
Зачем о ней переживать?..
Сквозь сотни незримых миль доносились приглушённые голоса, совсем тихие и словно незнакомые даже. А потом вдруг – что-то ледяное на лице, заставившее сипло воздух ртом схватить и распахнуть глаза. Пятна вновь поплыли перед глазами, и пришлось зажмуриться в отчаянной попытке избавиться от них.
– Так, не отключайся, не сметь! – приглушённый голос, полный каких-то самых разных и неразличимых сходу эмоций вынудил послушаться и упереться спиной в стену посильнее. Кое-как сфокусировавшись, Агата подняла голову и тут же наткнулась на сверкавшие в полумраке глаза Анастасии Витальевны, сжимавшей в руке стакан. И только сейчас стало понятно, что внезапный холод на лице был просто водой. Касание кончиками пальцев влажной щеки окончательно подтвердило догадку.
– Извините, – шелест едва ли можно услышать, но Агата хотя бы попыталась.
Анастасия Витальевна оглянулась, посмотрела на стоявших у неё за спиной Костю и одного из операторов, на лицах у которых даже в темноте можно было различить одинаковые выражения озадаченности, и махнула рукой.
Только сейчас Агата сумела, зыркнув по сторонам, понять, что эфир ещё не закончился, а она толком и не отключилась даже.
– Я что, на моторе?..
Отчаянная попытка подняться на по-прежнему дрожавшие ноги пресеклась мягким, но уверенным движением ладони. Протянув стакан Косте, Анастасия Витальевна на секунду скривилась, вроде как говоря «сиди уже», а потом пристально заглянула прямо в подёрнутые пеленой глаза.
– Что у вас там стряслось? Почему задержка? Где бригада?
Вопросы больно ударили по обострённому слуху, и Агата схватила ртом воздух в попытке побороть новую волну дурноты.
– Там… авария… пробка. Мы ждали… а потом…
Взмах руки позволил не продолжать. Пару мгновений тишина стояла, прерываемая лишь вкрадчивым голосом диктора, а затем Анастасия Витальевна вдруг глаза закатила, словно к небесам взывая, и вновь глянула на по-прежнему стоявших позади молодых людей.
– Узнаю Кравцова, – и, вновь повернувшись к Агате, коснулась пальцами её влажного лба, словно температуру проверяя. – Прописать бы ему пистон, да не за что.
На какой-то миг захотелось даже усмехнуться, да только вот сил не хватило. Их вообще стало вдруг как-то слишком мало, словно бы какие-то серьёзные проблемы со здоровьем имелись. А ведь всего-то несколько дворов пробежать пришлось…
– Ладно, сиди здесь до конца мотора, – Анастасия Витальевна покусала губу и поднялась с корточек. – Резко не поднимайся только. Будет плохо – Костик рядом. И чтобы тихо. И не переживай – всё нормально.
– Спасибо, – шепнула Агата и повернулась в сторону быстро промачивавшего горло Сергея Николаевича, которому получилось выиграть несколько минут благодаря запущенным из аппаратной записям.
Если бы она не успела, если бы решила, что поздно… какие бы тогда были последствия?
Прикрыв глаза, позволила себе выдохнуть и расслабиться. И тут же почувствовала, как свело от холода промокшую ногу, как заныло разодранное в кровь запястье, и как тугой комок по-прежнему сидел под самым горлом, мешая выровнять дыхание. В лёгких противно булькало от каждого движения, и дышать почему-то приходилось с присвистом.
Да уж, Волкова. А ведь тебе всего-то двадцать два.
Долго ты с таким здоровьем продержишься?
Глаза медленно свинцом наливались, примерно с той же скоростью, с которой расслаблялись трясшиеся в лихорадке конечности. Осторожно Агата ткнулась затылком в стену и сглотнула. Горло обожгло, и наружу едва не вырвался кашель. Пришлось зажать ладонью рот посильнее и несколько раз содрогнуться, умеряя очередную выходку организма. Один из операторов показал распахнутую пятерню и начал загибать по пальцу, ознаменовывая начало включения из студии. Сергей Николаевич быстро спрятал чашку куда-то под стол, одёрнул пиджак и взял в руку листки. Два, один. Камеры загорелись красными индикаторами, и ровный, негромкий и безупречно поставленный мужской голос наполнил студию.
– На территории Абхазии продолжаются вооружённые столкновения…
Внутри боролись два совершенно разных чувства: с одной стороны, радость от благополучного исхода, с другой – острое желание расплакаться от обиды и испытанного и никак не желавшего окончательно отступать стресса.
Прикрывая глаза, Агата лишь одного желала – поскорее оказаться дома, залезть под горячий душ, а затем укутаться в любимое пуховое одеяло. Счёт времени потерялся, и только спокойный голос обволакивал невесомым теплом и помогал лучше прочувствовать лёгкие нотки постепенно возвращавшегося спокойствия.
…Казалось, она задремала. По крайней мере, возвращение в сознание напоминало именно пробуждение, и, вздрогнув, Агата инстинктивно подобралась, а затем, зажмурившись, повернулась вправо-влево, разминая безобразно затёкшую шею.
Выпуск подходил к концу – Сергей Николаевич зачитывал метеорологические сводки. Узнав, что в Мурманске ожидалось семь-девять градусов тепла и решив не дожидаться данных о столице, Агата беззвучно поднялась и покачнулась на до сих пор предательски нывших ногах. Раз до окончания мотора оставалось несколько минут, можно было поступиться наказу Анастасии Витальевны и поскорее отправиться домой.