– Бежать надо.

Володя глянул на часы и цокнул языком.

– Не успеем.

В ответ неопределённо плечом дёрнули и продолжили своё занятие. Движения казались столь отточенными, а лицо столь непроницаемым, что просто диву можно даваться: насколько все эти обстоятельства непредвиденные в порядке вещей оказывались. Ходило много рассказов о поведении в подобных условиях, но что такое рассказы в сравнении с увиденным воочию?

Молния с тихим шорохом застегнулась, и Кравцов подался вперёд, держа рюкзак на весу в согнутой в локте руке.

Тёмные глаза впились вызывающе-колко.

Теперь тот беглый взгляд стал понятен.

Уперев локоть в колено, Денис чуть подбородком повёл – почти совсем неуловимо.

– Эфир через десять минут.

Его глаза прожигали насквозь.

И, прежде чем к Агате вернулась способность соображать, она схватила рюкзак и, рывком открыв дверь, выскочила из автомобиля.

Холодный воздух вечера по щекам ударил и молниеносно пробрался под расстёгнутую куртку. И лишь тогда больно ударило осознание. Едва не налетев на светло-бежевую девятку, Агата испуганно оглянулась по сторонам и инстинктивно рюкзак к груди прижала, впившись ногтями в лямку, а затем рванула вперёд, кое-как огибая автомобили.

Какая же ты дура.

Непроходимая идиотка.

Добежав до тротуара, чуть не упала, споткнувшись о бордюр, и в постепенно начинавшейся панике огляделась по сторонам в попытке хотя бы сориентироваться. Затем взглянула на часы на собственном запястье, о существовании которых порой забывала начисто.

Девять минут.

Если бежать дворами, можно попытаться сократить дорогу. И пусть прямая – самый кратчайший путь, сейчас он не вызывал особенного доверия. И потому пришлось нырнуть в ближайшую подворотню. При должном везении получилось бы выскочить прямо около телецентра.

В школе, да и в институте тоже, физкультура являлась одним из самых нелюбимых предметов. Особенной привязанности к спорту не наблюдалось никогда, и сейчас об этом можно было тысячу раз пожалеть. Агата и пожалела, когда уже через полторы минуты в боку ощутимо закололо, а дышать стало в разы тяжелее.

Нет. Нельзя. Если остановишься – проиграешь.

Впрочем, провал и так маячил на горизонте слишком чётко, чтобы его отрицать. Холодный воздух обжигал лёгкие, ноги немели…

Беги. Беги.

Задохнувшись, едва не упала вновь и схватилась за сердце, что закололо где-то под самым горлом.

В детстве мама часто говорила, что спорт крайне важен. Но все нравоучения легкомысленно пропускались мимо ушей, а спортивные штаны время от времени пачкались вырванной травой. Зато теперь-то уж можно было в полной мере ощутить катастрофический идиотизм своих поступков. А ведь это она ещё никогда в жизни не курила!

Вдоль дома и направо, в соседний сквер. Она бежала наобум, кое-как прикидывая в разрозненном воображении расположение улиц. Мимолётный взгляд на циферблат вызвал хриплый стон отчаяния и бесплодную попытку прибавить ход.

Четыре минуты.

Чувство ледяных капель на ноге заставило ахнуть и опустить взгляд – и как только умудрилась угодить в лужу и не заметить того? Хлипкая подошва чавкнула неприятно, и ступня буквально загуляла в кроссовке. Лишь бы не порвался, не хватало ещё одного пункта в расходах…

– Смотри, куда летишь, больная!

Отреагировать на обидный оклик не нашлось ни сил, ни времени. Даже столкновения с незнакомцем не почувствовалось. В голове набатом била лишь одна мысль: «бежать!». Бежать, что было сил, и ни в коем случае не позволять себе замедляться. Лёгкие свело спазмом, и Агата закашлялась, машинально захлопнув рот ладонью.

Ну же. Ещё немного.

Четыре полосы улицы Академика Королёва встретили ярким светом фонарей и мчавшимися в обоих направлениях автомобилями. Схватившись за дерево, Агата навалилась на старый ствол плечом и согнула руку в запястье. Перед глазами всё плыло, но ей хватило сил, чтобы увидеть…

Минута.

Всё. Она не успеет.

Это можно было понять с самого начала, когда Денис только протянул трижды клятый рюкзак. Самый прекрасный способ утопить неугодную помощницу – доверить ей заранее провальное дело и просто подождать. Никакое чудо уже не сумело бы стать спасением.

Всё, Волкова. Финита.

На этот раз он победил.

Челюсть свело судорогой, и Агата заставила себя поднять взгляд на сверкавшую огнями башню. Внутри заклокотала неописуемая и совершенно нетипичная агрессия. Если она столько лет мечтала обо всём этом, разве имелось хоть какое-то право на то, чтобы вот так вот взять и простоять здесь до скончания времён? И разве можно вот так просто позволить собственному начальству отпраздновать долгожданную победу?

– Нет, – тихий, едва ли слышимый хрип сорвался с пересушенных губ, и Агата оттолкнулась от ствола, попутно разодрав ладонь и даже не заметив этого.

Она добежит. Всё равно принесёт эти чёртовы кассеты, даже если они окажутся не нужны. Она обязательно сделает то, что от неё требуется, а там будь, что будет.

Зелёный человечек светофора загорелся слишком быстро. Только вот никакого второго дыхания, о котором так много слышалось на протяжении жизни, так и не появлялось. Наоборот, с каждым рывком становилось только хуже. Правая нога немела от холода и влаги, во внутренности, казалось, вонзались сотни и тысячи тонких игл одновременно, а лицо совершенно потеряло чувствительность.

Перед стеклянными дверьми Агата всё же упала, вовремя выставив вперёд руку и тем самым успев сберечь нос от столкновения с бетоном. Кое-как поднявшись, на полусогнутых рванула дальше, не обращая внимания на сновавших туда-сюда сотрудников и косые взгляды, посылаемые вслед. В Останкино все передвигались быстро, но бег за правило не брался – в том заключался негласный сигнал форс-мажора. Впрочем, разве сейчас был не он?

Лестница, кишкообразный коридор, побитые временем ступени. Первый этаж, второй… Перед глазами плыли круги и точки, все цвета сливались в пятна, а голова кружилась так сильно, что можно испугаться, если бы не властный голос, совсем не её, звучавший где-то в подсознании: «беги». Ещё совсем немного.

Четвёртая студия в самом конце длинного коридора. И, как назло, когда совсем не вовремя – толпы сотрудников, сновавших туда-сюда с абсолютно разной скоростью. Распихивая их локтями, не обращая внимания на оклики и замечания, Агата невидящим взглядом смотрела куда-то вдаль, об одном лишь молясь.

Только бы не зря.

Кто-то больно отдавил и без того настрадавшуюся ногу, но боль, казалось, лишь придала сил. Последний рывок, последний…

Тяжёлая дверь с навешенной на ручку табличкой «Тихо! Идёт съёмка!» поддалась лишь со второй попытки. И тут же – гробовая тишина и полумрак.

– Как передаёт информагентство…

Она опоздала. Не успела, так глупо и безнадёжно подставив кучу народа. И не имелось смысла искать себе какие-то жалкие оправдания. Тихий голос диктора прозвучал приговором, и ноги подкосились сами собой, теряя под собой опору.

– Где вас носит?! – разъярённый шёпот раздался над самым ухом, обжегши кожу. Пахнуло «Красной Москвой», и к горлу подступила тошнота. Совершенно затравленно Агата подняла голову и взглянула на нависшую над ней Анастасию Витальевну – главного режиссёра. Губы несколько раз разжались в бесплодных попытках сказать хоть что-то, но, должно быть, внешний вид оказался красноречивее всяких слов. Справа из полумрака возник один из редакторов.

– Что такое?

– Быстро давай, – Анастасия Витальевна тряхнула за плечо, и Агата трясшимися и скрюченными от напряжения пальцами дёрнула собачку молнии. Три заветные кассеты показались на тусклый свет, и раздался протяжный вздох облегчения. – Так, Костя, давай-ка, мышкой, – в ответ с готовностью кивнули и тенью прошмыгнули вглубь студии. Агату же схватили за шиворот и подтащили вперёд – верно, для того, чтобы происходившее увидеть. – Только бы получилось…