В конце смены она пошла к своей машине. Вдоль крыла на пыльной поверхности написали одно слово. «Шлюха».

На следующее утро в «Разбитом дымоходе» появился Фредди Дэвис, единственный на весь город полицейский офицер. Большой и медлительный, с кустистыми бровями, тонкой верхней губой и с пристрастием к карамельному макиато.

— В какое время вы заканчиваете сегодня, Тесс?

Что, Фредди тоже ее приглашал? Даже несмотря на то, что полгорода избегали Тесс, к ней то и дело клеились, и она не могла этого понять. Что же так заинтриговало мужчин Темпеста в слегка полноватой тридцатипятилетней вдове с невыносимыми волосами?

«Шлюха»… Пыльная надпись на ее машине… Тесс позволяла себе разнузданный секс только в своих мыслях, которые не возникали бы так назойливо, не натыкайся она на Норта ночами, когда спускалась вниз, чтобы нагреть бутылочку, или если бы ей не приходилось слушать звук его шагов в студии, где он делал бог знает что, поскольку явно не работал.

— Моя смена заканчивается в полдень.

Рен снова не давала ей уснуть прошлой ночью, и Тесс подавила зевок.

— Не могли бы вы зайти в полицейский участок?

Дэвис нацепил официальную мину, так что приглашали ее не за тем, чтобы пообщаться, и Тесс внезапно проснулась.

— Э-э-э… конечно.

— Тогда увидимся.

Он ушел без карамельного макиато и не удосужившись что-то объяснить.

Полицейский участок Темпеста занимал пару комнат в небольшой городской ратуше. На одной стене висел американский флаг, на другой — доска, а также сертификаты в рамках и фотография церемонии закладки фундамента Центра отдыха Винчестера. Тесс возилась с ремешком на сумочке, усаживаясь на оранжевый пластиковый стул.

Фредди взял синий маркер для доски и постучал по пустому пакету от закусок.

— У меня есть пара вопросов о жене того художника. Той, что умерла.

Ее пальцы сжали ремешок сумочки.

— Бьянка и Иен Норт не были женаты.

— В наши дни необычно для женщины умереть при родах.

Тесс попыталась изобразить спокойствие, которого не чувствовала.

— У Бьянки была эмболия околоплодными водами. Это редкое явление и почти всегда приводит к летальному исходу. В больнице есть мой полный отчет.

— Хотел бы услышать об этом вашими словами.

Тесс выпрямилась на шатком пластиковом стуле, напоминая себе, что ей нечего скрывать. Она описала случившееся, придерживаясь основных фактов.

Дэвис слушал, не делая заметок, откинувшись на спинку стула и крутя маркер между пальцами.

— Иен Норт, — сказал он, когда Тесс закончила. — Художник. Вы сейчас живете с ним?

— Я его сотрудник. — Прозвучало будто оправдание, и Тесс заставила себя говорить более спокойно. — Я временно забочусь о ребенке, пока он не уладит этот вопрос по-другому.

— Много болтают. О вас обоих.

Она не могла игнорировать подтекст и почувствовала, как краснеет.

— Я и не знала, что полиции есть дело до злонамеренных сплетен.

— Иногда трудно отличить слухи от правды.

С нее было достаточно, и Тесс встала со стула.

— Мне больше нечего сказать.

Дэвис бросил маркер в пустую кофейную кружку.

— Дело в том, что у нас есть только ваше слово. Вскрытие кажется безрезультатным.

— Безрезультатным? Что вы имеете в виду?

— Я получил отчет из офиса коронера. — Он встал из-за стола, отпуская ее. — Благодарю, что вы пришли. Я дам вам знать, если будут новости.

Она знала, что такое могло произойти, — эмболию околоплодными водами трудно было подтвердить даже при вскрытии, — но все равно Тесс тошнило. Прижав руку к животу, она поспешила обратно к своей машине.

Вот оно снова. Еще одно сообщение. На этот раз написано на пыльном капоте. «Шлюха».

Тесс знала, что в конце концов расскажет Иену о надписи на ее машине, протоколе вскрытия и своем визите в полицейский участок, но сейчас ее эмоции зашкаливали. Беспокойство Рен вносило свою лепту. Малышку, казалось, не мучили колики, и у нее не было температуры. Как все младенцы, просто она частенько капризничала.

На следующий день на работе Тесс чуть не клевала носом, просматривая квитанции, которые Фииш наказал ей проверить. Если бы только она могла поспать четыре часа подряд.

Но не получилось. Этой ночью, вскоре после того, как Тесс второй раз уложила Рен в спальное гнездо у своей кровати, малышка снова начала хныкать. Тесс не двигалась. Может быть, если вести себя тихо, Рен снова заснет.

Рен была слишком умна, чтобы не распознать такое мошенничество, и начала плакать по-настоящему.

— Птичка, пожалуйста. Ради бога, замолчи.

Тесс уткнулась лицом в подушку.

Рен обиделась и зарыдала громче.

Со стоном Тесс потянулась, чтобы вытащить ребенка из гнезда. Может, удастся успокоить ее, не вставая.

Рен этого не позволила. Ей хотелось полноценной прогулки кругами по комнате.

Тесс встала, поднесла малышку к подбородку и понюхала ее головку. Вдохновляясь теплым запахом, она подумала, каким мощным механизмом выживания он был в защите от вымирания этого капризного, эгоцентричного, какающего, отрыгивающего вида, известного как человеческий новорожденный. Будут ли Джефф и Дайана вот так же укачивать ее, когда Рен раскапризничается?

Тесс ходила от одного угла спальни к другому. Глаза зудели от усталости.

Дверь открылась, и луч света из коридора осветил высокую знакомую фигуру, одетую только в футболку и боксеры. Норт выглядел таким же сердитым, как Рен.

— Не кричите на нее, — предупредила Тесс. — Она ничего не может с собой поделать.

— Не имею привычки кричать на младенцев. Как бы сильно мне ни хотелось.

Когда он подошел ближе, Тесс окутал опьяняющий аромат теплого мужчины. Сначала запах Рен, а теперь запах Норта. Ей срочно требовались затычки для носа.

— Дайте ее мне, — потребовал он. — Вам нужно немного поспать.

Тесс поверить не могла, что правильно его расслышала. Норт никогда добровольно не вызывался подержать Рен и все же вот предложил. Она должна быть благодарна, но доверяла ему не полностью. В отличие от Хизер, Норт понятия не имел, как отличить один крик Рен от другого или как сделать ее ножками велосипед, чтобы отошли газы.

Тесс одернула себя. Ей нужно отказаться от мысли, что она — единственная компетентная няня Рен.

— Вот, берите.

Она заставила себя отдать малышку и снова забралась в кровать.

Норт не сразу вышел из комнаты, а Тесс слишком устала, чтобы спрашивать почему. В конце концов, однако, она услышала, как дверь спальни за ними закрылась.

«Все будет хорошо. С Рен все будет хорошо».

Этой ночью Тесс снова приснился кошмар. Всегда одно и то же. Кровь. Крики Бьянки. Тесс не может до нее добраться. Незадолго до шести Тесс отказалась от попыток снова заснуть.

Когда она выбралась из постели, в животе комом стояли остатки кошмара. Ей срочно потребовалось убедиться, что Рен в безопасности. Она протопала в тихий коридор и заглянула в студию. Там никого не оказалось. В гостиной было пусто, а в доме стояла тишина. Иен, должно быть, вынес Рен на улицу. Но его куртка висела на крючке. Осталось только одно место, где они могли быть.

Спальня Бьянки.

Тесс не заходила туда с того дня три недели назад, когда они с Рен переехали сюда жить. Дверь всегда была закрыта, поэтому не составляло труда избегать комнаты. Тесс поколебалась, затем повернула ручку.

Вспышки жемчужного света осветили угольные водовороты краски на стенах. Когда Тесс в последний раз видела эту комнату, там отсутствовала мебель. Теперь в ней стояла простая двуспальная кровать — не та, на которой умерла Бьянка. У этой кровати не было ни изголовья, ни изножья, только пружины на металлическом каркасе и матрас. Норт лежал на спине, высоко опираясь на груду подушек, а вокруг него обернулись черные простыни. Он снял футболку, и Рен крепко спала, свернувшись клубочком на его обнаженной груди, поджав под себя коленки, попкой вверх, щечка прижалась к коже Норта, а его рука бережно обнимала детское тельце.