Белые лебеди, плывущие по зеркальному озеру, а в ветвях деревьев над озером совершенно прозрачные светящиеся ангелы. Тому вдруг подумалось, что и там, в его мире они, может быть, были, летали рядом, сидели в ветвях деревьев, но они были прозрачные, и он смотрел сквозь них, а их самих не замечал. Но в этом свете ничто не может остаться незаметным. И вот ведь сколько подобных! И потому так много света, что каждый отражается в другом и вспыхивает…

— Да, ты попал в страну, где встречаются подобные друг другу. Я счастлива, Том…

Это была Она. В своем светящемся цветке.

— Ты?! Это ты?!

— Ну конечно, я. Наконец я нашла себе подобного.

— Так где же он?

— Ты его не видишь. Но я вижу. И этого достаточно. Как с тебя достаточно того, что ты видишь меня.

О да! Этого было более, чем достаточно.

— Так ты теперь вернешься в наш мир вместе со мной?

Он впервые за долгое время оглянулся, как бы показывая ей то, что по ту сторону зеркала. И увидел родную свою Страну Детства. Там все было на месте: маленькие дома с разноцветными окошками, золотые кони с золотой каретой, золотой олень, гном в хрустальной капле, избушка на курьих ножках, его друг виолончелист, ручные звери, говорящие птицы, поющие колокольчики. И… старый гном, развесивший на решетке камина чулки… Что, что ты вынешь мне из своего просушенного чулка, мой маленький волшебник?

— То, чего еще никогда не вынимал — сказал гном и протянул Тому золотую скрипку. Ее скрипку.

— Мне?! Разве я сумею на ней играть?

— А разве ты забудешь теперь когда-нибудь Ее мелодию? Тебе надо только помнить мелодию. Играть скрипка будет сама, ведь ее истинная Владелица будет всегда с тобой рядом.

Она была рядом. Она стояла тут же и улыбаясь, говорила: «Я дарю мою скрипку только себе подобному. Бери».

— Тебе подобному? Я — тебе подобный?!

Ты еще не понял этого? Ты еще многого не понял. Ты не знаешь, как это трудно — быть мне подобным, играть на золотой скрипке и звать людей к Волшебному Зеркалу, от которого почти всегда они хотят отвернуться. Это очень трудно… Но нас теперь двое…

На берегу озера стоял Дом. Двухэтажный Дом со светящимися окнами, которые отражались в воде. Дом был обыкновенный, небольшой, но почему-то казалось, что стоит войти в него, и тебя сразу же покинут все тревоги, все заботы, все неурядицы. И если у тебя есть какое-то горе, то оно тоже исчез¬нет, как только войдешь в Дом.

Но в том-то и дело, что войти туда было нельзя. Сколько людей ни стучалось в двери, они были плотно закрыты и никто никогда не ответил на стук. И никто никогда не выходил из Дома. И людям стало казаться, что Дом пуст, что там никого нет. Но как же светящиеся окошки? И эти изредка доносившиеся из окон голоса? Они были похожи на плеск воды в озере, на птичьи трели; но нет, это все-таки были человеческие голоса, которые что-то хотели нам сказать. Но вот что? Об этом гадали, думали, но точно ответить никто не мог.

Там, за озером, было шумно, людно. А здесь, возле Дома, тихо. Казалось, что Дом излучал тишину, вот так же, как солнце — свет. Тот, кто очень уставал от заозерного шума, приходил сюда, к Дому, стоял и смотрел на него, и от этого одного становилось легче…

Кто поставил этот Дом на берегу озера и когда? Никто этого не знал. Говорили, что Дом был прежде, чем люди появились в этом мире. В огромной старой Книге было написано, что все, кто живут сейчас в нашем мире, вышли из этого Дома. У всех у нас когда-то был общий Дом, и там было все, что душе нашей нужно.

Но как могли все уместиться в маленьком двухэтажном Доме?

Это тайна. Этого никто понять не мог.

— А может, этого и не было? Все это досужие выдумки! — говорили одни и пожимали плечами. — Что вы! — отвечали другие. — Как это не было? Все было, так написано в старой Книге. — Да что в Книге! — говорили третьи. — Мы сами точно по¬мним, что были в Доме и вышли из него!

Вот эти третьи помнили про удивительное свечение. Дом ведь и сейчас стоит, как когда-то, и озеро есть. А вот свечения нет. А оно было! И ничего, ничего, кроме этого свечения, не было нужно… И ведь чтобы так осталось навсегда, надо было только одно: не пожелать ничего другого. Вот и все. Чтобы оставаться в Доме навечно, надо было только не хотеть из него выходить, ничего не хотеть, кроме того, что есть в Доме. А в Доме было все, что нужно.

И все-таки случилось так, что все, один за другим, захотели еще чего-то, чего в Доме не было, и вышли из Дома. Нет, не со¬всем все. Кто-то ведь все-таки остался. Но все, кто живут теперь в мире, когда-то вышли из Дома. И оказались бездомными.

То есть не то, что им негде стало жить. У них появились дома, даже у некоторых — дворцы целые. И все-таки они стали бездомными. И были такие, которые это ясно чувствовали и всем сердцем помнили про покинутый Дом. Ну, а другие смутно помнили, как сон. А третьи и совсем не помнили и даже не верили тем, кто помнил.

Но Том помнил. И как помнил! И чувствовал себя бездомным. Он совсем не понимал, как это он мог когда-то выйти из Дома! Но это случилось. Он вышел. А та, которую он любил больше всего на свете, осталась в Доме. Как будто его душа осталась в Доме. А он оказался снаружи. И ему надо было только одно: вернуться. Но как?

Дом был близко, рукой подать, но в него не войдешь!

Сколько в этом мире чужих! А в Доме не было ни одного чужого. Все были родные друг другу и так друг друга любили! И никто не заглушал тишины, и еще — никто не заглушал песню. Да, там пелась удивительная песня. Они все вместе пели ее. Но что это была за песня, он совсем не помнит. Вот если бы попасть в Дом!..

— Дом, Дом… что ты заладил про Дом? Ты же вышел из него на свободу, и опять потянуло в четыре стены?

Это сказала какая-то странная женщина в платье с шлейфом. Длинный такой роскошный шлейф вечернего платья… Но почему-то он напоминал Тому метлу. Откуда она взялась? Не на метле ли прилетела? Какой у нее скрипучий голос…

А женщина продолжала: — В твоем Доме сплошные запреты. То нельзя, это нельзя. Можно желать только то, что есть в Доме… Ну и скучища! То ли дело у нас! У нас — все позволено. Же¬лай, что хочешь. Делай, что хочешь!

— Но если у меня нет никакого желания, кроме одного-единственного?

— Какого? Мы дадим тебе все, что ты хочешь. Хочешь, вот этот золотой дворец будет твой?

— Нет. Он мне не нужен.

— Не нужен?! Я еще не встречала человека, которому не был бы нужен такой дворец. Ты что, не человек, что ли?

— Человек, конечно. Самый обыкновенный.

— А хочешь, мы дадим тебе власть над всеми другими людьми? Все будут бить в литавры и петь славу тебе, хочешь?

— Да что ты! Зачем мне столько шума? Куда мне от него деваться?!

— И этого не хочешь? Чего же ты хочешь? Хочешь, будешь летать, как птица, и плавать в глубине моря, как рыба?

— А зачем мне это? Пусть птицы летают, рыбы плавают. Я человек, у меня своя задача.

— Какая это задача? И чего же ты, наконец, хочешь?

— Только одного — вернуться в Дом.

— Ну так ты настоящий враг свободы. И мы будем бороться с тобой. Ты еще раскаешься в том, что нажил себе столько врагов.

— Я вам вовсе не враг. Я только напоминаю вам о Доме. Мы все из него вышли. И об этом надо помнить.

— Помнить о Доме? А чего о нем помнить? Вот он стоит. Никуда не делся. И для такого убожества ты отказался от золото¬го дворца?!

Как прошумел ее шлейф! Исчезла. А может, правда улетела на метле? Очень похоже… Но снова стало тихо. И опять видны огоньки Дома, слышен плеск озера. А на берегу озера кто-то сидит. Какой-то босоногий мальчишка в заплатанных штанах. Сидит на пучке соломы… Спит, что ли?

— Спишь?

— Нет, не сплю.

— А почему у тебя глаза закрыты?

— Потому что я живу в двух мирах. С открытыми глазами — в одном, а с закрытыми — в другом. Когда я закрываю глаза, я вижу такое!…