Не чувствую, что мы разделены.
Ты просто спишь.
И жизнь, как прежде, длится.
А я смотрю твои цветные сны,
Уже не видя самого сновидца.
Расправлен дух в последней глубине
Недвижный лик из мрамора изваян.
Но что же, что же движется во мне,
По чьим веленьям сердце оживает?
Не чувствую, что мы разделены.
Ни «там», ни «здесь» — все те же волны света.
Ты спишь, а мне показываешь сны.
Цветные сны твои.
Но сны ли это?
Тишина… и вот снова — звон со звезды, и еще один гном говорит:
Бессмертие… Оно живет вот тут.
В моем виске пульсирует бессмертье.
Чужие сны невидимо плывут
И предстают перед глазами сердца.
Что-то шевельнулось в уме принца, и он не дослушал слов второго гнома, и острая боль сжала грудь. Но вот она улеглась. И — снова звон; и ответ третьего:
Чужие сны…
И мой прозрачный сон
Вам всем чужой?
А небо над домами?
А тот густой, поросший лесом склон,
А это отгорающее пламя?
Все — чуждое?
И как чужие сны
Неведомо?
Чей дух наполнил глину?
Кто чертит в небе линию сосны?
Кто чертит в скалах тайные картины?
Нет никого. Лишь блики на воде.
Загадки леса, вечности дремота.
Не кто, а что. Не где-то, а везде,
Всегда, во всем. И все же — кто-то… кто-то…
Ну да, кто-то… Ну, конечно. Чувство присутствия кого-то невидимого так росло в нем, как лист в почке. Еще немного, и грудь бы разорвалась. И вдруг —
Мой родимый, баю-баю,
Проплывают облака…
Обнимаю, обнимаю,
Колыбель твоя легка.
Тихо-тихо, еле-еле,
Чуть качнула — и опять
В этой легкой колыбели
Буду век тебя качать…
Стало удивительно спокойно. Так спокойно!.. И надо только слушаться. Все, что нужно, сделается само. Только слушайся. Один из гномов, неподвижно сидевших у костра, вдруг поднялся, вынул из кармана свечу, поднес ее к костру и зажег. Потом позвал принца за собой, и принц пошел.
Темно. Только звезды между веток, и эта свеча в руках у гнома. Маленькая витая свеча. Гном обернулся. Посмотрел на него своими спокойными всезнающими глазами и отдал ему свечу. А сам исчез в темноте, и принц остался один со свечой в руке. Но… Да где же он?
Свеча осветила кусты роз. Они обвивали какую-то большую прозрачную раковину. А в ней!.. Да ведь это же грот со Спящей Девочкой! Спящая Старая Девочка… неужели это свершилось?! Он пришел к гроту. Он — возле Нее! Он не мог пошевельнуться, не мог открыть рта. Только стало слышно, как упала капля воска и — слеза.
Значит, он был позван… позван… Иначе Ее увидеть нельзя. Значит, то, что он слышал, — был зов. «Я стою перед Ней, — думал принц. — Стоит только разбудить Ее и — любое мое желание будет исполнено. Потому что Она исполняет желания тех, кого позвала». Что же он стоит и стоит, подняв свою свечу, а воск все капает, вперемежку со слезами?.. Господи, ведь свеча догорает! «Да что же это такое? Она напрасно звала меня? Я ни о чем не попрошу Ее? Я уйду ни с чем?! Но я не могу, не могу Ее разбудить…»
Свеча вздрогнула и догорела. И наступила темнота. «Вот и все, — подумал принц. — И больше я не увижу этого лица, тихого спящего лица. О, если бы еще одно мгновение поглядеть на него! Но… Откуда это льется свет? Ведь свеча догорела. Никакого светильника нет». Грот засветился изнутри. И он видит, видит Ее лицо. И кажется это свет от лица Ее падает на серебряное озеро с лебедем. Или оно само светится? Свет серебряный, синий, розоватый, едва видный и все же такой удивительный свет идет глубже, глубже, и вот уже перед ним кораллы и раковины морского дна. Все это светится изнутри и — звучит. Он различает слова:
Не разбуди, а вниди в чуткий сон.
Волшебный сон скалы столетья длится.
Отвесом к небу профиль устремлен.
Пространство кружит, как большая птица.
Не разбуди… Ну что с того, что вдруг
Покажешь всем, откроешь перед всеми?
О, веточки надорванной испуг!
О, вскрикнувшее, раненое время!
Не тронь его. Источники темны.
Чем глубже пласт, тем тише, безответней.
Лишь научись глядеть чужие сны
И явь войдет в твой сон тысячелетний.
На словах «явь войдет» свет удвоился, утроился, удесятерился. Все загорелось, заблистало, возликовало. Деревья огромного леса, в котором он стоял, были точно увешаны мириадами хрустальных лампадок чуть зеленоватого, голубоватого, белого и сиреневого цвета. Тысячи, мириады лучей скрещивались, встречались, обнимались, звенели и ликовали. Лампадки? Да нет, это не лампадки, а совершенно прозрачные ангелы с прозрачными крыльями, в прозрачных одеждах, с прозрачными лирами или колокольчиками в руках. Да ведь это Царство Света. Тут невозможно, совсем невозможно сомневаться! «Как же я мог попасть сюда?! Я ведь не просил Ее ни о чем, я ведь не смог разбудить Ее…»
— Ну да, — услышал он в ответ на свои мысли. — Если бы ты разбудил Ее и попросил, Она исполнила бы все твои желания. Но тому, кто не решился Ее разбудить, предназначено другое. Она исполняет не его, а свои желания. Весь этот мир возник по Ее желанию.
Перед принцем стояла женщина в серебристо-хрустальной короне, в прозрачном голубоватом светящемся плаще. Женщина с прозрачными глазами, сквозь которые лились пучки света.
— Кто ты?
— Я Владычица Волшебных Зеркал. Хранительница Света. В вашем мире меня боятся и называют холодной, снежной. Я — Снежная Королева. Страшно ли тебе около меня?
— Нет! Нет! Нет!
Королева посмотрела на него долгим взглядом. Как будто из глаз ее заструился голубой лед. И продолжала:
— Тому, кто Ее разбудит. Она воздаст по заслугам — награду за все муки, за все труды. Да, человек получает все, о чем мечтает. Но разве ты мог мечтать об этом?
— Нет, я даже не мог помыслить, что такое бывает.
— Тот, кто не смел Ее разбудить, получает не воздаяние, а Дар.
— Дар?
— Да, ты еще не знаешь, как ты одарен. Взгляни в мое волшебное зеркало.
И тут он увидел зеркало, которое, кажется, охватывало всю ширь и отражало небо. И в первый раз в жизни после того, как не стало Русалочки, он увидел то же, что видел в Ее глазах. Если бы весь мир стал твердить ему сейчас, что Русалочки нет, он бы только рассмеялся.
