Вслушиваться в строчки стихов было все равно, что всматриваться в пламя костра. Вслушиваться, всматриваться в вечное… Вот оно… Так неоспоримо Его присутствие. И Тому уже начинало казаться, что так будет всегда. Ни свет звезд, ни свет и тепло костра никогда никуда не исчезнут.
Что-то баюкало его. Он стал задремывать. Как вдруг — какой-то толчок. Том вздрогнул и выпрямился.
Он сидел один в лесу. Никаких гномов. Никакого костра. Подкрадывался туман с озера. Было сыро и грустно. Звезды светили как прежде. Но они были так далеко! Услышать звездный зов? Звон со звезды? Что только ни пригрезится неудачливому поэту! Да было ли это когда-нибудь? А если и было, то прошло и не повторится, и никто не поверит, что было… И так сыро, холодно и одиноко!.. Ничего не вечно — все, все исчезает!..
— А я что-то знаю! Кто это сказал? Прямо перед Томом было светлое, даже светящееся пятнышко. То ли забытый уголек костра, то ли упавшая звездочка. Да нет, это лицо. Маленькое доброе лицо гнома, улыбающееся так, точно он и впрямь что-то знает. В глазах — лукавинка, доброта и никакой тревоги. Ну ни одной капельки ни тревоги, ни грусти. И самая обыкновенная гномья зеленая шапочка с белым помпончиком.
Неужели такой вот Помпончик знает выход из всей тоски и может сделать так, чтобы все не исчезло на глазах, не ускользало из-под рук, не пропадало невесть куда, будто его и не было?!
— Помпончик!
— Том!
— Помпончик, ты пришел в самую трудную минуту. Помоги мне. Объясни, почему все исчезает? Даже вечный огонь, и тот не вечен.
— А почему бы ему не исчезнуть. Том? Всякий огонь исчезает. И всякое чудо — из света и огня, и потому всегда исчезает, если его не поддерживать.
— Как поддерживать? Что же, ты хочешь сказать, что звезды тоже кто-то поддерживает?
— А как же!
— Кто?
— Тот, кто не боится в огне сгореть.
— Кто, кто?! Как это?
Никакого ответа. Сказал и исчез.
"Вот и тебя я не сумел удержать. Наверное, чтобы его удержать, надо уметь так же улыбаться… — подумал Том. — Где мне…"
Осталась только маленькая Золотая Флейта. Она-то все-таки осталась. Видно, она и вправду подарена ему… "Но ведь я не могу играть на ней, когда сам захочу. Только по зову. Зову со звезды… Да был ли он когда-нибудь? Да возможен ли он? И почему я не могу распорядиться собственной флейтой, единственным, что у меня осталось? Почему я не могу запеть о моей тоске, от которой некуда деваться? Только в песню… Вылить ее, излить, разлить… Флейта моя, песня моя…
И он взял флейту и поднес к губам. А дальше… дальше был какой-то провал. Он как будто очнулся под крики "Браво!" "Великолепно! Здорово!" Его чествовали. Ему поднесли венок, за его здоровье провозглашали тосты. Его называли "нашим поэтом, выразителем наших чаяний, самым-самым…" А он только хлопал глазами и чувствовал, что тоска ничуть не уменьшается, скорее наоборот… растет и растет. И ему все время подносили все новые и новые рюмки, приглашая залить тоску. А она не заливалась, а она разливалась все шире и шире… И вдруг он спросил: "А где, собственно, я нахожусь?"
— Неужели ты до сих пор не понял, что перед тобой страна чудес?
— Чудес?
— Или исполнения желаний, это ведь одно и то же.
— Ой, нет, — сказал Том.
— Как это нет? Разве не исполнилось твое самое заветное желание? Разве не стал ты из непризнанного чудака нашим великим современником?
"Великим современником?.." — подумал Том с неловкостью и тоской. Тоска все возрастала. Ему вдруг захотелось закричать, опрокинуть рюмки, но он сдержался и только сказал: "Ну, если у вас и вправду исполняются желания, то я хочу быть не великим, а вот таким, каким был, когда получил свою флейту".
— Пожалуйста, но только сначала спой. За каждую песню — одно желание. Сколько песен споешь, столько желаний исполнится.
Том посмотрел на свою флейту. Поднес её к губам, но… Ни единого звука. Он не мог больше играть.
Он решил, что сейчас они прогонят его, как самозванца, опустил голову от стыда, но… Никто не был ни смущен, ни удивлен. Ему даже зааплодировали, хотя пел не он, а они сами распевали его старую песню о тоске и бессмыслице.
— Послушайте, что здесь происходит? — пролепетал он и затих. И вдруг расслышал шепот у самого уха: "А я что-то знаю…"
— "Помпончик! Ах, Помпончик, уведи меня отсюда!"
— Нет ничего легче, — сказало улыбающееся личико и скосило глаза на дверь.
Тогда Том стал тихо пробираться к выходу и, наконец, очутился на улице.
Ночная, безлюдная городская улица. И на ней — Деревья. Зажатые домами гости города. Деревья… Горожанам не до них. А Деревьям? Может, и Деревьям не до людей, но… нет… Он ясно почувствовал, что Деревьям есть до него дело.
Вот этот огромный, склоненный над каналом вяз, узловатый, суковатый… Если только услышать, как медленно он растет, если только проследить, откуда и куда он идет… Но тогда…. "Флейта… Флейта… Ну конечно, я слышу Флейту! О, Господи, я уже забыл, как она звучит…"
Да, он расслышал Ту, Великую, Невидимую Флейту.
Его флейта не издавала ни одного звука, а Та — звучала. "Да не все ли равно — моя или не моя, — подумал он. — Флейта — Одна. И заплакал. Он был один. Его никто не видел, кроме Невидимого Флейтиста. А Флейтист — видел. Том Его слышал, а Он Тома — видел.
— Ну как. Том, не очень понравилась тебе страна чудес? — спросил Он Тома.
— Нет, совсем не понравилась. И не было там никаких чудес.
— Ну, раз ты это понял, ты должен выбирать между чудом и исполнением желаний. Хочешь — будут исполняться твои желания, хочешь, снова увидишь Чудо.
— А Чудо, это когда исполняются Твои желания?
— Да, наконец-то ты догадался.
— Чудо, Чудо… Только Чудо.
— Но тогда ты должен быть готов пройти через великую печаль. И уж совсем не думать, исполнятся или не исполнятся твои желания. Или о себе думай, или о Чуде…
— О Чуде.
— Но тогда…
— Да, да, я никогда не притронусь больше к Флейте без Твоего зова.
И вот снова тишина, в которой слышно, как растут Деревья. Тишина, в которой будет слышен тот звездный звон. Будет… Еще не слышно… Ну и что же? Само ожидание — это жизнь. Не слышно? Нет, слышно, хотя это еще не звук, а предзвук. Нарастание тишины и есть приближение звездного голоса… Он — тишайший. Но теперь-то его уже нельзя не слышать. Теперь… Теперь — флейта моя не может не звучать.
"Если вы не слышали предзвука, вам кажется, что мелодия возникла внезапно из ничего. Вы поражены. Вы думаете — откуда она?! А она всегда была. А моя маленькая Золотая Флейта только сделает слышной ту беззвучную музыку Невидимого Флейтиста. Вот и все. Флейта моя запела. Флейта моя зовет меня. Я иду, иду, иду…"
Том на самом деле шел. Куда? Он не знал. Он только "шел и шел, бездумно следом вдаль за кем-то, кто неведом". Не сам шел, — Флейта вела, звала и вела. И привела в какой-то удивительный город. Не город — сплошной цветной витраж. И дома в нем, точно не строились руками, а сами росли, как деревья. Удивительно красивый город. Терема с остроконечными крышами, цветные светящиеся терема, как осколки разноцветного чуда.
— Куда я попал?
— Ты попал в город музыкантов. — ответил ему человек в бархатном костюме.
— А ты сам музыкант?
— Конечно. Здесь все музыканты. Ведь ты прибыл на конкурс.
— Какое счастье мне выпало… — Том не сумел докончить фразы.
— Это мы еще посмотрим, тебе или мне выпало счастье, — сказал бархатный музыкант.
— А разве нельзя, чтобы обоим?
— Ты что, мы же соперники!
— Неужели?
Глаза у бархатного округлились, и он показал кому-то рукой на Тома и на голову. А Тому показалось, что это какой-то Помпончик наоборот: Помпончик знает что-то самое важное для всех, а этот — для одного себя.
И вот начался конкурс. Люди в шелках и бархатах один за другим выходили на сцену, садились за рояль, брали в руки скрипку, флейту или гобой. Вроде бы это были прекрасные музыканты, но… почему от их музыки росла и росла тоска у Тома? "Так они же не слышат Зова", — понял он, и тоска стала совсем невыносимой. Не слышат Зова и не идут, никуда не идут, а все время кружатся вокруг самих себя и стараются победить кого-то… Да не побеждать надо, а помочь… Послушайте!
