Давайте голосовать, иначе народ не простит нам. Надо же приносить плоды народу.

Нашли кнопку «за»?.. Ну вот, видите, я был прав, процесс уже пошел, демократический процесс, это главное.

Теперь кнопка «против». Нашли?.. Там же она… Ну, как нет?.. Да там же должна быть. Видите?.. Кто у нас по электронике?.. Нашли?! Хорошо. Нет, вы не туда смотрите. Перед собой смотрите. «Перед собой», это понятно, товарищи? Хорошо.

Что у вас?.. По ведению?.. Пожалуйста… Нет, минуточку, вы же сказали, что у вас по ведению, а сами начали про суточные. Суточные вечером… У вас что?.. Вопрос?.. Отвечаю. Сейчас голосуем «начать работу». «Перерыв» — это второе предложение. Сейчас голосуем «начать работу». По порядку идем, по мере поступления. Не понял… «Перерыв» было первым предложением?!. У меня вот как лежат бумаги, так они и лежат… уже который день, я ничего не трогаю.

Пожалуйста! Давайте сперва проголосуем «начать работу». Да я же так и ставил вопрос!

А-а-а… вы хочите сперва «перерыв». Хорошо. В порядке поступления. Товарищи, в порядке поступления или наоборот?.. В порядке поступления, я тоже так считаю. А иначе никак и нельзя! Народ не поймет нас, сметет, понимаете, со своего пути!.. Он и так смотрит, не понимает, чем мы здесь занимаемся… дуракавалянием каким-то… Но другой путь, товарищи, — это путь в пропасть.

Нашли кнопку «за»? А «против» чуть ниже ее. Нет, не напротив ее, а чуть ниже ее… Ее же. Она же — «за», а ее же чуть ниже— «против»… ее же. Что непонятного?.. Тут всего три кнопки. Четыре?.. Кто у нас по электронике?.. Товарищи говорят, что здесь четыре. Разберитеся.

А-а-а! Товарищи, вот что, одна — это чтобы включать голландский аппарат. Обязательно, иначе же ж он работать не будет.

Все! Разобрались — три кнопки, вы сначала нажимаете четвертую.

Голосуем. Кто «за»?.. Четыреста. Кто «против»?.. Четыреста. Кто «воздержался»?.. Четыреста… А в зале у нас девятьсот сорок семь. Не сходится, по-моему. Но аппарат не наш, товарищи, ошибиться не может.

А счетчики у нас на месте?.. Вы — счетчик?.. А что у вас?.. Суточные?.. Вечером в Георгиевском зале Николай Иванович раздаст.

У вас что?.. Вы настаиваете?.. Нет, минуточку, вы настаиваете?.. Депутат настаивает огласить его записку.

Оглашаю. «Мне сегодня пятьдесят лет, прошу поздравить. Первый секретарь…» Дальше неразборчиво.

Я думаю, что поздравляем от всей души.

Теперь работаем, а то народ уже с ума сошел, бежит в Стокгольм, не успеваем самолеты поставлять.

Кто «за»?.. Двести. Кто «против»?.. Двести. Кто «воздержался»?.. Двести. Не надо аплодировать, товарищи, сядьте. Это ж мы еще только регистрировались. Двести, двести и двести. Сейчас академик с бригадой подсчитают быстренько, сколько всего, и продолжим… Сколько?.. Девятьсот сорок семь. Все сошлось.

Еще записка. «Почему не поздравляют малочисленные народы? Мне позавчера тоже сорок семь лет, от всей души ни один собака не поздравил. Сколько можно продолжать так?.. Где суточные?»

Правильное замечание. Хочим мы этого или не хочим, а нам всем давно уже пора сделать из замечаний и выводы, и анализы.

Вот сегодня сто дней, как установили голландские аппараты. Я прямо скажу, мы думали, что удастся освоить их… Был у нас такой расчет. И так пробовали, и эдак, и знаете, убедились — ничего не получается.

Но мы же ж с вами не такие люди, чтобы отступить перед трудностями! Правильно?.. Сейчас мы обогатились опытом, мы знаем уже, что там четыре кнопки: «за», «против», «воздержался»… Ну, три-четыре, не больше.

Мы сейчас вот как сделаем. Кто «за», тот поднимает мандат доверия, а кто «против», тот нажимает кнопку «против».

Голосуем. Товарищи, которые в очереди к микрофону, он выключен. Вы не знали?.. Я вижу, вы выступаете, а здесь не слышно. Скажите, чтобы за вами никто не занимал больше, там уже кто-то с авоськой пристроился. Вы насчет суточных?.. Насчет мяса?

Товарищи, народ уже подходит с авоськами насчет мяса, мы еще ничего не сделали. Вон уже кто-то с топором подошел. Вы насчет мяса?.. А насчет чего?.. Вы насчет кого! Минуточку.

Товарищи, голосуем. Кто за то, чтобы «начать работу»?.. Девятьсот сорок семь. Единогласно.

Решил один наш человек Удачу подкараулить. Ну, спрятался и караулит.

Сидит себе в дерьме — а где еще спрятаться? — сидит — не видно, не слышно его. Со стороны посмотреть — дерьмо и дерьмо кругом, ничего больше нет, не видно в нем нашего человека, так хорошо спрятался он.

И вот часов около трех ночи шаги… легкие, веселые. Не иначе Удача идет. Снял наш человек шапку — у нас, вы же знаете, всегда Удачу шапками ловят — вывернулся, изловчился весь.

И что-то странно как… Точно шел кто-то, а ничего, кроме «тук-тук» или «пук-пук», не случилось. Только померещилось, будто удаляется кто-то… со спины похожий очень на Бескорыстное Руководство, да как будто дерьма стало побольше — и все.

Но вот часов в семь, уже светать начало, — не то шепот, не то шорох, как будто по воздуху кто идет, не идет — плывет. Кому же быть, как не Удаче?

Наш человек хитер — шапку в сторону — лучше он Удачу в горсть схватит. Полную горсть Удачи! И не мало, и не вырвется.

А уж подошла она, сейчас на голову наступит. И точно — на голову что-то такое шлеп-шлеп. А третий-то «шлеп» наш человек хвать! — на лету поймал.

В ответ только — порх!.. свист и порханье. Удача это была, нет ли? Но в горсти у нашего человека оказалось… дерьмо. А чье оно, неведомо.

И вот когда, казалось бы, нет уже никакой надежды, в десять минут девятого тень легла на охотника.

Он замер, не дышит — последний шанс его.

И вот тень густеет, густеет, густеет, и сразу как из рога изобилия посыпало на человека — дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Столько уже, что он ни рукой, ни ногой не может пошевелить. Лишь мысли в голове бегают, да и, по правде сказать, всего одна только мысль: «Чего это я Удачу ловлю в дерьме? Разве Удача в дерьме гнездится?»

Тут припекать стало, и наш человек заснул с этой невеселой мыслью.

А с какой проснулся — неизвестно.

Встретились тут Народ и Правительство. А тоже давно не виделись. Если бы не столкнулись, не узнали бы друг друга. На вокзале столкнулись случайно.

Народ проморгался — ну, надо же! Мимо кого чуть не просвистел. Товарищи же детства, вместе чего вытворяли, сейчас вспомнить стыдно.

Правительство тоже без очков было. А у него зрение плюс девять — вдаль, в перспективу очень хорошо видит, лучше всех правительств. Те так, чуть вперед, на полгода, а это аж до двухтысячного видит! Что вблизи творится, не различает, конечно.

Тоже бы мимо прошло, но оно носом узнало. В нос ему шибануло вдруг, думает: «Что-то дух какой знакомый. Не Народ ли?» Ну и точно, он.

— Ой!

— Ой!

— Каво вижу!

— А я кого вижу!

— Ты ли это, дышло тебе под хвост?!

— Я это! референдум тебе на голову.

Стоят радые, улыбаются до ушей, а поговорить вроде и не об чем.

— Да, брат.

— Да, брат.

— Как там дядя Митяй?

— Ништо. Што ему?.. Твои как?.. Тетка Маргарет?

— Да тоже ничего, спасибо.

— Да, брат.

— Да, брат. Сам что?.. Здоровье как?

— Како здоровье? Быват, прихватит, хоть из дома беги.

— А в какой области болит?

— Во всех. В Донецкой болит, в Рязанской. Ты-то ничего, гладкий.

— Не-ет, одна видимость. Нервы расшатаны. Чуть где неприятность — сразу замру, ни рукой, ни ногой не могу пошевелить.

— Да, брат.

— Да, брат.

— Такие дела.

— Такие дела. Женился?

— Ты што?!

— А что?

— Хто за меня?.. Без порток хожу.

— Ну а как же ты?

— Чего?