— А зачем? Для дела это несущественно. И без этого все ясно.

— Может быть, и несущественно. Но я бы не утверждал это без проверки.

На совещании был составлен план дополнительных следственных действий. Ракитин и Смирнов отправились на место происшествия, а Чибисову было поручено заняться Смагиным. Осмотр места происшествия дал неожиданные результаты. Смирнов, осматривая чердак, нашел в темном уголке небольшой железный ломик, которым, видимо, орудовал Вихров, и наткнулся на запыленный уже след, показавшийся ему знакомым. Но это был след не Вихрова. Кажется, это был один из тех двух следов, которые были обнаружены Смирновым в день кражи у крыльца и в магазине и которые оказались принадлежащими милиционеру и инвалиду Митричу. «Эх, если бы Чибисов удосужился забраться на чердак в тот же день!» — подумал Смирнов. Вероятно, это след милиционера. Однако допрошенный вскоре милиционер сказал, что на чердаке он не был. Значит, это след Митрича. Но это уже чепуха. Беспомощный калека с перебитыми ногами взбирается на чердак! «Чибисов засмеет!» — мелькнуло у Смирнова в голове. Видимо, это просто случайный след, показавшийся ему знакомым. В конце концов во всем помог разобраться железный ломик, который, как предполагалось, принадлежал Вихрову. После экспертизы ломик рассказал следствию нечто новое. Было установлено, что обнаруженные на нем отпечатки пальцев принадлежат не Вихрову и идентичны тем вторым отпечаткам на кассе. Сделанное вслед за этим обследование кованого сундука внесло существенные добавления к «показаниям» ломика. На сундуке также оказались отпечатки пальцев, идентичные отпечаткам на ломике и кассе.

— Да, видишь, что получается... — задумчиво сказал Смирнову Ракитин, анализируя новые обстоятельства. — Значит, был второй. И в раймаге, и в промтоварном. Но кто?

Вскоре позвонил Чибисов. Он сообщил, что Смагин не появлялся дома с той самой ночи, как произошла кража в раймаге. Ведется поиск.

— Так-так, интересно, — ответил Ракитин. — Теперь можно и поторопиться.

Поручив Смирнову допросить кассиршу, Ракитин занялся Вихровым. Представляя его характер со слов Чибисова и Смирнова, Ракитин должен был сам прощупать парня. Если, конечно, не удастся достичь большего. А там будет видно. Михаил Павлович долго не начинал допрос, молча разглядывая угрюмого, замкнутого подростка. На краю стола лежал железный ломик, которым орудовал второй, еще не известный следствию преступник. На ломике Ракитин хотел проверить Вихрова. Однако ломик не произвел на того никакого впечатления. Вихров бросил на него короткий взгляд и больше в его сторону не смотрел.

«Крепкий орешек, — отметил Ракитин. — Настроен, видимо, держаться до конца. И никакими трюками вроде неожиданной демонстрации улик в середине допроса его не возьмешь... Из такого клещами нужного слова не вытащишь, если не заговорит сам».

— Узнаешь, конечно? — спокойно спросил Ракитин, взяв ломик.

— Ну, мой ломик, — помедлив, ответил Вихров.

— Твой. А отпечатки на нем чужие. А ты все говорил — один да один.

Вихров промолчал.

— Больше ничего сказать не хочешь?

Вихров молчал. «Намекнуть на Смагина? — подумал Ракитин. — Нет, рановато. Если Смагин ни при чем — подумает, что провоцируем. Совсем замкнется. Лучше сначала взглянуть на этого Смагина».

Зазвонил телефон. В трубке раздался голос Чибисова.

— Так... Понятно, — Михаил Павлович забарабанил пальцами по столу. — Значит, полное?

— Да. Алиби полное. За день до кражи Смагин попал в больницу с острым приступом аппендицита и еще не выходил оттуда.

— Ну что ж. Тем лучше для него.

Положив трубку, Михаил Павлович некоторое время сидел молча, поглядывая на Вихрова. «Вот она, истина. В двух шагах. В двух правильных шагах. Как их сделать? А сделать надо. Иначе путь может оказаться слишком долгим».

Михаил Павлович вышел из-за стола и прошелся по кабинету.

— Так вот, Вихров. Давай говорить откровенно. Парень ты взрослый, голову на плечах имеешь. Что к чему — соображать должен, — Ракитин пристально посмотрел на него. — Был ты не один. Кто был второй — ты знаешь! А я — пока нет. Но узнаю. Можешь не сомневаться. Это дело времени. Но за это время государство может понести ущерб, которого можно избежать. Поэтому сейчас нам нужна твоя помощь. Именно сейчас. Завтра она уже не понадобится. Рассказываю все это тебе потому, что хочу, чтобы ты понял все раньше, чем это случилось с другими. Такими же, как ты.

Ракитин помолчал, вглядываясь в Вихрова. Короткая стрижка сделала его лицо совсем юным, мальчишеским.

— На поджигателя ты не похож. Сестренка твоя говорила, что ты дома мастерить любил.

— Зря вы мне продмаг клеите, — угрюмо отозвался Вихров. — Кончайте скорей, и все. А сестренку не трогайте.

— А кто ее трогает? Она сама приходит. Спрашивает, когда тебя выпустят.

Вихров опустил голову и уперся взглядом в пол, давая понять, что больше говорить не намерен.

— Дело твое, — сказал Ракитин. — Когда надумаешь говорить — скажешь. А подумать тебе стоит.

Вихрова увели.

«Да, — подумал Михаил Павлович. — Соучастник чем-то крепко связал парня. И не угрозой. Нет. Вихров не из пугливых. Тут что-то другое».

Когда Вихров усаживался в милицейскую машину, он увидел на другой стороне улицы одинокую фигурку девочки. В коротком легком пальтишке девочка неподвижно стояла на холодном осеннем ветру и серьезными взрослыми глазами молча смотрела на Сашку. Узнав сестренку, Сашка поспешно отвернулся и нырнул в машину. К горлу подкатил комок.

Ничего не дал поначалу и допрос кассирши. Она беспрерывно плакала и отвечала путано, не сразу.

— Кто еще кроме директора мог знать о том, что выручка не сдана и оставалась в кассе?

— Не знаю.

— Вы никому не говорили об этом?

— Нет. То есть говорила.

— Кому?

— Мужу, — помявшись, ответила кассирша.

— А муж что?

— Ничего. Сказал, обойдется.

Она заплакала еще громче. Смирнов поднес ей стакан с водой и подождал, пока она успокоится.

— Никто не присутствовал при вашем разговоре с мужем? Или мог слышать его?

— Никто, — она задумалась. — Вернее, присутствовал.

— Кто же?

— Митрич, сосед. Сапоги чинит, часы. Калека.

— Знаю-знаю.

— Он ботинки принес. Чай сидел пил. А я с мужем разговаривала.

— Больше никого не было?

— Была бабушка. Митрич с ней чай пил и разговаривал, а я в это время мужу говорила.

Кассирша опять заплакала. А Смирнов, устало откинувшись на спинку кресла, задумчиво потер лоб. «Митрич, Митрич... А что если...»

В этот момент в кабинет вошел Ракитин. Пододвинув ему протокол допроса, Смирнов попросил кассиршу выйти на минутку. Через некоторое время Смирнов и Ракитин вместе вышли из кабинета. Смирнов вскоре вернулся, пригласив кассиршу к себе.

— Ваш Митрич — часовщик? — спросил он.

— Да, и часы чинит.

— Вот, возьмите, — он дал ей будильник. — Сейчас пойдите к Митричу и попросите, чтобы он при вас их посмотрел. Скажите, боя нет. Постарайтесь, чтобы он обязательно подержал будильник в руках, даже если станет отказываться от починки. И, разумеется, он не должен знать, где вы были. Откажет он вам или починит — прошу сразу же принести будильник мне. А потом я вам все объясню. И не плачьте.

Недоумевая, кассирша ушла. Через два часа она вернулась.

— Починил.

— Спасибо, — поблагодарил Смирнов, осторожно принимая будильник.

Дактилоскопическая экспертиза установила, что отпечатки пальцев, оставленные на кассе, кованом сундучке, железном ломике и будильнике, принадлежат одному человеку.

Семен Дмитриевич Кувшинов, или, как его звали соседи, Митрич, жил в небольшом домике на тихой окраине, у одинокой старушки. Приехал он недавно, весной. Откуда он появился — никто толком не знал, да особенно и не интересовался. Знали, что подался он в теплые края по совету врачей «спасать» раненные в войну ноги. Еще знали, что город ему понравился и он решил остаться здесь навсегда. «В холодном-то климате ноги совсем было служить отказались, а тут, спасибо врачам, немного отошли», — радовался он. Из дома он почти никуда не отлучался: далеко ли уйдешь на палке-то? Лишь изредка ковылял он на базар, благо тот поблизости, или чуть подальше, в раймаг, купить что-нибудь. Вечерами Митрич, мастер на все руки, потихоньку сапожничал или занимался починкой часов. Брал он за работу, как говорится, по-божески, чем снискал расположение окружающих. А соседу-милиционеру несмотря на его протесты Митрич чинил обувь бесплатно, в знак своего уважения к милиции.