Иорвет яростно потёр обеими ладонями лицо, выдохнул, сел рядом на землю.

— Впервые у меня нет никакого плана, — потерянно сказал он. — Я не знаю, что делать…

Я оглянулась на дом. В окне виднелся силуэт Исенгрима, который смотрел в нашу сторону. Я вздохнула.

— Ведьмачий способ, по-другому никак.

— Подумать завтра? — он глянул на меня и слегка улыбнулся.

— Подумать завтра, — подтвердила я.

Иорвет достал трубку и неспешно набил. Потом он молча курил и смотрел, как в ущелье река бежит по порогам, а я была рядом. На тропе внизу между деревьев показалась тень, и через некоторое время Борх поднялся к нам. Против обыкновения он молчал, лицо было хмурым. Он подошёл к краю уступа и, как и Иорвет до него, зашагал туда-сюда, заложив руки за спину и вперившись глазами в землю. Потом остановился и стал разглядывать нас.

— Я беседовал с Веструмом, и она сказала мне то же самое, что и вы, — наконец, смурным голосом сообщил он.

— А кто это, Веструм? — спросила я.

— Проводник. Страж. Та, кто говорит с Сердцем Мира, — ответил Борх. — И заодно основательница и ректор школы Хранительниц.

Я пожала плечами.

— Тебе так не нравится этот вариант?

— Нет, не нравится. Я поругался с Зоуи, то есть с Веструмом, что само по себе немыслимо, — сказал он и опять заходил по краю, — я не ругался с ней ни разу за всю мою жизнь, а она знает меня с тех пор, как я был не больше ящерицы! Этот мир сошёл с ума!

Я уткнулась подбородком в скрещенные на коленях руки. Иорвет тонкой струйкой выпустил из губ дым и мрачно смотрел вдаль.

— Вижу, что и ваш разговор не принёс желаемого результата, — тихо сказал Борх и тут же воскликнул, глядя нам за спины: — А! Вот и ты, дорогуша! Присоединяйся к нашей компании, зашедшей в основательный тупик.

— Уверен, что настало правильное время, чтобы открыть вино, отложенное на крайний случай, — раздался глубокий голос Исенгрима.

Я оглянулась. Эльф неслышно подошёл к нам, держа в одной руке бутылку, а в другой скрещенные бокалы.

— Южный склон горы Моран в Восточных горах. На глине получаются мощные, закалённые вина, склонные к выдержке, — сказал он, разливая вино. — Гравий накапливает тепло…

— Выдержка будет как нельзя кстати! — перебил Борх и потянулся за бокалом. — Мы тут маленько в ошеломлении.

Я приняла из рук Борха вино, и Иорвет, помедлив, тоже взял свой бокал с таким видом, точно внутри был яд. Не чокаясь, молча, как на поминках, все отпили.

— Я потребовал у Веструма, чтобы она провела меня к Сердцу Мира. Я хочу задать свой вопрос ему, — сказал Борх, крутя в руках бокал.

— Ты рассказывал об этом ритуале… Можно ли нам пойти с тобой? — тихо спросил Исенгрим, неотрывно следя за отвернувшимся Иорветом. — Мне кажется, Зоуи не отказала бы мне в этой просьбе. У нас тоже есть вопрос, переданный из потустороннего мира, который невозможно разрешить никому из смертных.

Борх не ответил и долго смотрел на Исенгрима, потом перевел взгляд на лицо Иорвета, потом настала моя очередь. Когда я смотрела в его тёмные глаза, то впервые заметила в них что-то, что не принадлежало жизнелюбивому ловеласу средних лет — что-то древнее, выворачивающее нутро наружу, как карман, вместе со всеми секретами. Помедлив, он кивнул. Исенгрим прикоснулся к плечу Иорвета.

— Ты не поверил мне, брат, что я не тот, кого ты ищешь, — сказал он. — Поверишь ли ты, если это скажет тебе само Мироздание?

— Как ты собираешься спрашивать Мироздание? — усмехнулся Иорвет. — Позовёшь пустынных шаманов?

— Нет, нам не нужны посредники, — ответил Борх. — Мы спросим напрямую у Сердца Мира. У Драйк Кина.

***

Борх грохотал кулаком в деревянные ворота школы Юнтай. Приоткрылось квадратное смотровое оконце, с той стороны раздался смех, который тут же оборвался от строгого девичьего голоса, лязгнул засов, и створки поползли в стороны. За порогом нас встретили четыре девочки в рыжих штанах и рубашках наподобие тех, что Борх добыл нам для вылазки во дворец. Две младшие, лет семи-восьми, с восторгом глазели на Борха, а старшие, лет шестнадцати, со всей серьёзностью уважительно склонили головы, и одна из них повела нас через двор.

По правую руку расстилался выходивший на обрыв плац, на котором утром я видела тренирующихся девочек. Слева между парой бревенчатых сараев под сенью единственного на весь двор пожелтевшего дуба стояли длинные деревянные столы, и за ними группками сидели юные Хранительницы. Все, как одна, побросали настольные игры, книги и чернильницы и повернули головы в сторону Борха. Наша провожатая гордо вскинула подбородок и толкнула дверь в замок.

Мы вошли в зал с высокими каменными колоннами и теряющимися в вышине арочными сводами, и от запаха вощёного дерева и старых книг, от пыльного косого света из узких окон, от звуков, наполняющих пространство, затянуло где-то в груди — сам дух этого места до боли напоминал Каэр Морхен. Только вместо гулкого одинокого эха ведьмачьей крепости вибрировала, отражаясь от здешних стен, мелодия из возгласов, смеха, далёкого топота невидимых нам детей. Скоро показались и они — справа за колоннами было оборудовано нечто вроде лектория, и из-за парт, захлопывая книги и со скрежетом двигая лавки, выбирались ученицы. Две уже мутузили друг друга, и проходящие мимо со смехом отвешивали им шлепки. Молодая женщина с татуировкой вокруг глаз, как у Хранительниц, прикрикнула на драчуний, и они тут же отцепились друг от друга. Борх заговорил с учительницей по-зеррикански, та отвечала, глядя на него влюблёнными глазами.

— Удивительно это всё же, — пробормотал Иорвет, наблюдая за разговором.

— В Хранительницы идут по зову сердца, драконы для каждой из них — самое важное в жизни, — тихо пояснил Исенгрим и приветственно склонил голову в сторону учительницы.

— Веструм ждёт нас, — Борх повёл через зал.

На полустёршейся фреске на стене слева свирепая зерриканка с толстой косой смотрела свысока, закинув на плечо саблю, вокруг неё кольцом обвивался хвост дракона, расправившего крылья.

— Моя первая Хранительница, Дэа, — прокомментировал Борх и открыл дверь.

Звуки стихли в коридорах, мы шли по облысевшей ковровой дорожке. Борх свернул на башенную лестницу, точно так же, как в Каэр Морхене, поднимавшуюся спиралью по стене. На вершине башни он остановился, откашлялся и отворил дверь. Медальон задрожал.

***

В тёмной комнате ярко светился квадрат распахнутого балкона. На его фоне виднелся стол, а за столом, лицом к свету, сидела женщина в чёрном. Узкая спина её была прямой, будто она проглотила палку, седые волосы так же, как у Хранительниц, были собраны в высокий хвост. Борх, казалось, оробел, кашлянул ещё раз и шагнул в её сторону.

Вокруг было много книг в высоких шкафах по стенам, книги громоздились и на столах вместе с развёрнутыми картами, углы которых прижимали куски минералов и отполированные кости. Все окна, кроме балкона, и все стены между шкафов были занавешены плотной бархатной тканью, и оттого казалось, что мы попали за кулисы театра.

Женщина отложила перо и поднялась из-за стола. Гордой посадкой головы и прямой осанкой она напоминала пожилую и очень строгую преподавательницу балета. На её бледном лице не было татуировок, тонкие губы были крепко сжаты. Мой медальон точно взбесился, прыгая на шее, и мысленно я попыталась успокоить его, как успокаивала на изнанке волка, и неожиданно это сработало.

— Вольф Исенгрим! — женщина улыбнулась, и вмиг её лицо потеряло весь налёт строгости. Будто не замечая Борха, она прошла мимо и взяла обе руки Исенгрима в свои. — Ты давно не появлялся, а наша шахматная партия ждёт тебя.

Белая узкая ладонь взлетела точным и стремительным движением, и Веструм указала в сторону, где на столике на шахматной доске были расставлены фигуры.

— Я ходил в горы, Зоуи, и только вчера вернулся, — Исенгрим тоже улыбнулся ей, и на мой взгляд гораздо приветливее, чем того требовало взаимовыгодное сотрудничество.

Веструм развернулась к Борху и сурово посмотрела на него, как на нашкодившего проказника. Тот насупился, но воинственно выпятил грудь.