Женщина подала ему вино, мясо и хлеб — Раш с жадностью принялся есть. Когда он закончил, Фалей объяснил ему, что предстояло делать. Раш тут же приготовился следовать за своими друзьями.

Мужчины ушли. Даринка и Авда уже спокойно остались дома: здесь они действительно были в безопасности. Чтобы скоротать время, они принялись помогать женщинам у очага, зажженного во дворе. Здесь топилась печь, предназначенная для выпечки хлеба, а в обеденном котле варилось мясо.

Эти обыкновенные, понятные каждой женщине домашние хлопоты успокаивали славянок, сближали их с темноволосыми дочерьми Танаиса. Они были молоды, волнения последних дней улеглись, и даже Авда заулыбалась.

Фалей, Останя и Раш поднялись на юго-западную башню. Караульные сменились, а Фабр, начальник караула, был тут. Он поднял руку, приветствуя помощника лохага и сопровождавших его воинов, и караульные приветствовали их. Это были люди разных возрастов, отцы семейств, каждый имел за городом участок земли, где выращивал хлеб. Кроме того, они небезвыгодно для себя трудились в городских мастерских: один был гончаром, второй кожевником, третий кузнецом. Служба в гарнизоне давала им дополнительный приработок, к тому же не была обременительна: в порядке очереди ополченец раз в неделю обязан был отстоять в карауле. Днем ополченцы дежурили на верхних башенных площадках или на агоре, ночью патрулировали по городским улицам. В случае тревоги они голосом и частыми ударами в гонг поднимали жителей. Благополучие их семей зависело от безопасности города, поэтому танаисские власти всегда могли положиться на ополченцев. Конечно, с профессиональными солдатами их сравнить нельзя было, но к службе они относились добросовестно, с оружием обращаться умели. Назначение Фалея они приняли с почтительностью — как человека, превосходящего их солдатской выучкой и военным опытом.

Приступив к своим обязанностям, Фалей прежде всего распорядился, чтобы двери, ведущие в башни, запирались изнутри и отпирались только для того, чтобы впустить очередную смену караула и — в случае осады города кочевниками — защитников крепости. Фабр тут же выполнил приказание, заперев дверь в юго-западную башню.

Потом Фалей, Останя и Раш в сопровождении Фабра обошли по крепостной стене вокруг города, и всюду Фабр запирал изнутри вход в башни. Фалей приказал также усилить охрану городских ворот. Эти меры предосторожности были не лишни: в случае нападения кочевников на Танаис городские сарматы могли попытаться помочь своим степным собратьям — открыть им ворота или овладеть оборонительными башнями.

На следующий день Фалей провел смотр городского ополчения, разбил его на центурии и манипулы, назначил командиров и потребовал ото всех соблюдения строжайшей дисциплины. Он ввел также комендантский час и усилил контроль над всеми, кто проходил через городские ворота.

Решительные меры помощника лохага были восприняты в Танаисе по-разному. Торгово-ремесленная часть населения не скрывала своего удовлетворения: подчиненный твердой воле военачальника, город сразу ощутил себя крепостью, способной защитить себя. Однако та часть горожан, которая сохранила прочные связи с кочевыми сарматами, насторожилась. Новые городские правила затрудняли общение со степью и фактически ставили сарматов-горожан перед выбором: город или степь? Избрать город многие не решались: их связи с эллинами были недостаточно надежны, степь же гарантировала им безопасность, которую они усматривали в родстве с кочевниками. И они затаились в ожидании момента, когда можно будет позаботиться о себе и своих близких.

Оставалась еще одна категория людей, о судьбе которых отцы города думали в последнюю очередь или не думали вовсе, — рабы. Их было несколько сотен, они жили в отведенных для них помещениях; но городу они передвигались свободно, их руки и ноги не знали цепей и пут. Бежать из города им все равно не имело смысла, если не хотели сменить танаисское рабство на еще худшее — у кочевников. В городе у них была пища и кров, они могли рассчитывать на вольноотпущенничество и со временем стать полноправными гражданами. Однако большинство рабов было равнодушно к участи Танаиса: что бы с ним ни случилось, они останутся рабами. Правда, настроены они были неодинаково. Рабы-сарматы, проданные в рабство племенными вождями за неуплату долгов или иные прегрешения, надеялись на милость своих соплеменников, другие тяготели к эллинам, видя в них своих естественных покровителей, но многие ни на что и ни на кого не надеялись и были безразличны к происходящему вокруг.

Пресбевт Деметрий безоговорочно одобрил начинания Фалея и даже поднялся с ним на крепостные стены, скрепив своим авторитетом власть и авторитет своего помощника. Деметрия сопровождало немало сановных лиц Танаиса, среди них Зенон. Все они находили распоряжения Фалея разумными и необходимыми.

Появление Деметрия на крепостных стенах привлекло внимание горожан. Всем стало очевидно, что предстоят трудные времена, раз сам пресбевт обеспокоен обороноспособностью города. Танаис и без того жил полувоенной жизнью, постоянно приглядываясь к степи: не поднялась ли, не идет ли войной? А теперь уже никто не сомневался: поднялась, идет. Неспроста закрылись северные ворота, пустует городской рынок, прекратили работу мастерские, а во главе городского войска стал суровый эллин, прошедший ратную школу в римских легионах. Горожане начали готовиться к худшему, но еще мало кто знал, что длительной осады не будет…

Фалей и Деметрий были на крепостной стене, когда в степи появились кочевники. Они выехали на возвышенное место и с него разглядывали город. Простояв с четверть часа на месте, они скрылись из вида. Старейшины города признали в них сарматских воинов.

В этот день степняки больше не появлялись.

К вечеру в танаисский порт прибыло пять кораблей, принадлежавших эллинским купцам из левобережных поселений. Выглядели они не лучше, чем караван Зенона после ночной битвы с готами. В командах были убитые и раненые. Купцы принесли тревожную весть: орды кочевников движутся вдоль реки Танаис к Меотиде и скоро будут у стен города. На плотах из надутых воловьих бурдюков кочевники преградили путь каравану. Эллины прорвались, потеряв в битве со степняками шесть кораблей…

Ночь в городе прошла без происшествий, но спали горожане беспокойно: ожидание грозных событий гнало сон. За глухими стенами своих жилищ танаиты молились богам, прося у них заступничества в эти трудные времена.

Единого бога в Танаисе не было — боги здесь перемешались так же, как люди. От старых божеств осталось немного — одни имена. Арес, которого издавна почитали в Элладе и в Скифии, принял здесь облик сарматского воина, скачущего на степном коне; этот полуэллинский-полусарматский бог покровительствовал теперь купцам, потому что торговля была неразлучна с битвами. Не менее, чем Аресу, здесь поклонялись Афродите — женскому началу, особенно почитаемому среди сарматов. Но танаисская Афродита не блистала красотой. Из богини любви и красоты она превратилась в покровительницу семьи, рода и племени. В этой новой Афродите проступали черты воительницы, основательницы рода, отстаивающего свое право на существование среди других родов. Связанные с морем, эллины, конечно, не забывали и своего старого покровителя Посейдона: в храмовых подвалах Танаиса они зажигали светильники перед алтарем морского бога и произносили слова молитвы, прежде чем снова пуститься в плавание. Но старых богов в Танаисе осталось немного — не было даже громовержца Зевса. Вместо него появились сразу два божества — безымянный бог Высочайший и Иисус из Назарета. Рим, собравший под имперской крышей многочисленные народы, нуждался в новых, общих для всех богах. Бог Высочайший объединил в себе могущественнейших божеств разных народов и привлек к себе состоятельные слои Боспорского царства, а к Иисусу обратились все обездоленные, угнетенные Римом люди…

Танаиты молились богам, ворочались с бока на бок в своих постелях, гадали, что ждет их завтра, старались представить себе размеры надвигающейся беды. Как быть?