Следовательно, свернув лагерь, они, во имя Господа нашего, Иисуса Христа, двинулись к Малагону; в один момент, не успев и глазом моргнуть, они вырвали его из рук мавров и истребили (разрезали на куски)[238] так много людей, сколько смогли там найти. Затем, когда они приблизились к Калатраве, ее сдал им мавр по имени Ибн Калам (Ibn Qalam); жизни мужчин и женщин, находившихся там, были спасены. После этого они взяли Бенавенте, Аларкос и Каракуель[239].

Однако те, что жили за горами, привычные к жизни в тени умеренных областей, видя чрезмерность лета и солнечную жару, начали жаловаться, говоря, что они пришли сражаться с королем Морокко, как им было обещано; но так как они с ним не столкнулись, то они во всех отношениях хотели вернуться домой. Все христиане, слышавшие это, сделались печальны, как только те приготовились к отходу. Так как это были почти тысяча благородных рыцарей, решительных и сильных в бою, и почти 60 тысяч пеших солдат, для которых архиепископ Бордо был, в действительности, главой и начальником[240].

Благородный король и король Арагона пытались остановить их, однако они не смогли достичь своей цели никакими средствами. Хотя благородному королю советовали припугнуть их жесткими словами и угрозами, поскольку они пользовались его добром и получили от него многочисленные подарки, он, однако, не воспользовался этим советом и позволил им мирно уйти; он одарил подарками и деньгами архиепископа Бордо. И к тому же армия короля Морокко была всего лишь в двух днях пути от армии христиан.

Велик Господь в своих делах[241], который таким чудесным образом одарил Испанию и особенно королевство Кастилию тем, что после ухода загорных жителей слава победы в знаменитом сражении должна была быть приписана испанцам, а не загорным жителям. Однако в то время как они уходили, незначительная их часть осталась с Теобальдом Бласонским (Theobald of Blazon), сыном Педро Родригеса де Гусмана (Pedro Rodriguez de Guzman), и с архиепископом Нарбоннским, рожденным в Каталонии.

Теперь христиане, освободившись от мыслей, которые поначалу огорчали их, двинулись армией к Сальватьерре, где расположились лагерем. Но на следующий день они остались там, и по приказу короля и благородные и простые люди облачились в доспехи и вышли на поле боя, как если бы они были готовы сражаться с врагом. Несомненно, устрашающими были упорядоченные ряды лагеря[242]. Никогда еще такого множества и такого разнообразия железного оружия не видывала Испания. Взволнованные таким удовлетворяющим и устрашающим видом рыцари были сильно воодушевлены. Ожидаемая надежда на победу прибавила сил сердцам и телам всякого[243].

Армия быстро и бодро двинулась к Пуерто дель Мурадаль. Как только они достигли его, они обнаружили с уверенностью, что часть армии короля Морокко держит в своих руках Пуерто де Лоса (Puerto de Losa), через который никому не позволено было проходить без ее согласия.

Вельможи сошлись на совет. Король Арагона и король Наварры (который тоже присутствовал, хотя он и пришел с малым числом рыцарей), архиепископы Толедский и Нарбоннский, Диего Лопес, благородный вассал славного короля, и другие вельможи обоих королевств собрались в шатре короля Кастилии, чтобы решить, что нужно сделать в момент подобной необходимости. Некоторым казалось, что каждый должен вернуться в его собственное королевство, так как это можно сделать с честью и славой, поскольку никаким путем нельзя было пересечь горы. Однако другим казалось, что необходимо найти другой проход. Но славному королю казалось, что было бы бесчестьем пройти еще раз по своим же собственным следам. В этот час вечерни они расстались, не найдя ни один совет, удовлетворявшим их; однако они решили умолить Господа прийти им на помощь, как советовал царь Иосафат, о котором мы читаем в книге Царств: “если мы не знаем, что мы должны делать, нам остается только одно – обратить глаза наши к небу”[244].

Только Гарсия Ромеро (Garcia Romero), благородный человек, благочестивый, сильный и верный вассал короля Арагона, остался в шатре со славным королем. И тут Господь послал некоего человека в образе пастуха, который по секрету говорил со славным королем, обещая показать, любому, кому он должен указать, место совсем неподалеку, через которое все войско могло бы пересечь без опасности горы[245].

Охваченный великой радостью, король приказал Гарсия Ромеро прийти к нему и рассказал ему то, о чем поведал ему пастух. Незамедлительно по приказу славного короля он вышел и собрал своих рыцарей; когда солнце уже зашло, ведомый пастухом, он пришел к этому месту, где он увидел собственными глазами то, что обещал пастух благородному королю. Радуясь и бия в ладоши, он быстро возвратился к благородному королю и сообщил ему о том, что пастух говорил правду.

Те, что верно знают, полагают, что то был не обычный человек, но некая божественная сила, пришедшая на помощь христианам в подобной трудной ситуации, так как хотя много военачальников, пастухов и братьев Калатравы часто проходили через те места, ни один из них ничего не знал об этом месте; пастух же тот больше не появлялся.

Той ночью они хранили молчание. На рассвете новость распространилась по всему лагерю. Все преисполнились великой радости. Свернув лагерь, в тот же самый день, субботу[246], они прошли через крутые косогоры и глубокие долины. Сойдя на равнину, они расположились лагерем напротив лагеря короля Морокко. Когда мавры увидели лагерь христиан, они преисполнились удивления и страха.

На следующее утро, в воскресенье[247], мавры вышли на поле битвы, готовясь к сражению, но христиане отдыхали в тот день, защищая шатры от нападений сарацинов. Мавры, исполнившись гордости, стремительно рушили все вокруг, почти добравшись до христианских шатров; однако, осознав, что христиане не собираются воевать в тот день, они возвратились со своим королем как победители в свой лагерь.

Утренняя заря ярко сияла[248], возвещая о самом выдающемся и самом счастливом дне; если славный король и его королевство снискали какой-либо позор или бесчестье в битве при Аларкосе, они должны были померкнуть тем днем силой Господа нашего, Иисуса Христа, и победнейшим крестом, который король Морокко поносил ртом, полным скверны. Когда он услышал, что славный король послал архиепископа Толедского и его легатов во Францию и другие христианские области, чтобы призвать людей, преданных католической вере, участвовать в битве, говорят, король Морокко сказал, что он достаточно силен, чтобы сражаться против всех, кому дорого крестное знамение.

О, Господин наш, Иисус Христос, ты поверг его наземь, в то время как он был возвышен[249]; ибо те, что возносятся от чрезмерной гордости, могут сверзнуться вниз гораздо быстрее[250].

24. Сражение при Лас Навас де Толоса, 16 июля 1212 года[251]

Затем христиане поднялись после полуночи, в час, когда Христос, которого они почитали, победно вознесся над смертью. Отслужив мессу, обновленные жизнедающим таинством причастия телу и крови Иисуса Христа, они осенили себя крестным знамением. Они быстро вытащили оружие и устремились радостно в битву, как на пир. Ничто не могло их сдержать – ни изломанные каменистые места, ни углубления лощин, ни крутые горы. Они устремились на врага, готовые умереть или завоевать[252].