Первый луч солнца, мелькнув робко среди занавесок и отразившись в зеркале, мягко коснулся лица Сьюзен…

«Это самое чудесное утро, которое только можно себе представить», – решил Мартин. У него не было с собой ни мольберта, ни красок, зато на столе лежали ручка и простой карандаш. На стене, возле окна, висел свежий календарь, на котором был изображён какой-то средневековый замок с причудливым фамильным гербом и развевающимися влагами на башнях. Мартин снял календарь и, перевернув его обратной стороной вверх, обнаружил абсолютно чистый лист, на котором можно было рисовать…

В семь часов утра зазвенел будильник, и Сьюзен проснулась. Мартин не спал. Всё это время он писал портрет любимой, но, зная, что будильник прозвенит точно в семь, лёг и притворился спящим. Сьюзен встала и, не замечая портрета, направилась в ванную. На полпути она остановилась и, оглянувшись, посмотрела на Мартина, который всё ещё делал вид, что спит. И тут её взгляд упал на календарь, лежащий на столе.

«Как странно», – подумала Сьюзен. Она взяла календарь в руки и хотела повесить на место.

На обороте календаря она увидела свой портрет. На нём было всё: и утренняя нега, и солнце, и едва заметная милая улыбка…

Сьюзен тихо опустилась на стул, продолжая с восхищением и замиранием сердца смотреть на свой портрет. Потом она встала, подошла к Мартину и поцеловала его. Он открыл глаза и улыбнулся.

– Милый, это прекрасно, – проговорила Сьюзен.

– Ну вот, теперь ты видела мои рисунки, – сказал он.

– Просто волшебство какое-то. Как и, самое главное, когда ты успел написать мой портрет? – в недоумении спросила Сьюзен.

– В ту самую минуту, когда почувствовал себя самым счастливым человеком на свете, – ответил Мартин и нежно поцеловал ей руку.

– Никогда бы не подумала, что можно нарисовать таким красивым и одухотворённым спящего человека. Я ощущаю себя мадонной, глядя на свой собственный портрет.

– Это наше доброе утро и будущий счастливый день! – улыбнувшись, проговорил Мартин.

Он хотел сказать, что будет рисовать её всю жизнь, но в этот момент вспомнил о Марго – как говорил ей примерно такие же слова.

– Моя Вселенная – это ты, Сьюзен! Я очень люблю тебя! И мечтаю о том, чтобы мы всегда были вместе. Ещё мальчишкой я пробовал писать стихи, и даже вроде бы получалось. Когда-нибудь я обязательно напишу что-нибудь красивое для тебя и о тебе… – После этих слов он обнял и страстно поцеловал Сьюзен.

– Мартин, ты действительно очень хороший художник. Я думаю, что тебе обязательно нужно поехать на учёбу в Лондон.

Он смотрел на Сьюзен и думал о том, что она чувствует и понимает его даже лучше, чем он сам…

…Книжный магазин Lys Blanc («Белая лилия») открывался в девять, а кафе Soleil («Солнце») – в восемь. Мартин и Сьюзен спустились вниз и вышли не через магазин, а со стороны подъездов, где ещё оставался запах невысохшей краски, а под лестницей лежал сорванный плакат с яркой надписью: «Восстановительные работы». На улице было свежо. Утреннее солнце отражалось в зеркалах и окнах проезжающих мимо авто, из-за чего казалось, что сотни солнечных зайчиков перепрыгивали с одной машины на другую. Счастливый официант у входа в кафе широко улыбался, причём только тогда, когда наклонялся вперёд, радостно приветствуя прохожих, а когда выпрямлялся, то снова принимал невозмутимый вид. И почему-то он всё время поправлял бантикбабочку, который, словно настоящая живая бабочка, мог в любой момент вспорхнуть и улететь в неизвестном направлении. В этом кафе у них уже был «свой» столик – в уютном, почти домашнем, уголке. Возле бара на стене, похожей на театральный занавес, висела картина какого-то местного художника. Она почти полностью сливалась с общим зеленоватым фоном и на первый взгляд была совсем незаметна. Сьюзен подошла ближе, чтобы рассмотреть картину получше, и на секунду задумалась. Сюжет показался ей знакомым, и она с некоторым удивлением в голосе спросила:

– Мартин, тебе не кажется, что этот пейзаж чем-то напоминает ваш виноградник? Посмотри: дом с верандой, мост и виноградная долина…

Он подошёл к Сьюзен, и, делая вид, что пристально разглядывает картину, помедлив какое-то время и загадочно улыбнувшись, ответил:

– Да, ты права, очень похоже.

Она взглянула на Мартина. В памяти живо всплыла сцена их первой встречи.

– Это же твоя картина, – глядя на его довольное лицо, произнесла Сьюзен. – Смотри, вот твой дом… Почему ты не сказал сразу?

– Всё верно. А вон там, с противоположной стороны виноградника, твой, – ответил Мартин, обнимая Сьюзен.

– Всё это время картина была здесь? – спросила она.

– Да. Я написал её два года назад, за месяц до моего приезда в Париж, а потом подарил хозяину кафе Максимилиану за то, что время от времени мог сидеть вон за тем столиком на открытой террасе, иногда обедать, пить кофе, слушать музыку и рисовать портреты посетителей кафе за чисто символическую плату.

Сьюзен слушала Мартина и думала о том, что, наверное, только по-настоящему талантливые люди, несмотря на все превратности судьбы, могут так неотступно следовать своему предназначению и зову сердца. Это даже не мечта, а нечто большее. То, что заставляет их жить именно так и никак иначе. Когда только то, что они делают, имеет настоящий, глубинный смысл, и ничто не может помешать им свернуть с пути, даже если этот путь – в неизвестность, где нет абсолютно никакой уверенности в завтрашнем дне.

– Сьюзен, а почему ваш магазин называется – «Белая Лилия»? – прервал её размышления Мартин.

– Для Нэнси, хозяйки магазина, цветок белой лилии – это олицетворение открытости, честности и красоты. Как новый белый лист…, свобода для творчества. Здесь есть и приключения, и поэзия, и учебная литература… Словом, всё для всех.

– Хорошее название, – заметил Мартин и продекламировал: – Сьюзен из «Белой лилии»…

Он взял девушку за руку и попытался заглянуть ей в глаза. Она отвела взгляд, чтобы скрыть выступившие слёзы, и Мартину становилось всё труднее решиться и сказать ей про скорый отъезд. Официант принёс им кофе с круассанами и тёплые булочки с корицей. А ещё до девяти часов утра был так называемый «сладкий час», когда можно было попробовать небольшие порции кондитерских новинок абсолютно бесплатно. Поэтому уже через минуту их стол был уставлен самыми разнообразными десертами, благодаря которым настроение немного улучшилось, как от сладких сюрпризов в детстве.

Мартин наслаждался каждой минутой, проведённой со Сьюзен. Ему начинало казаться, что если сейчас они расстанутся, то он потеряет её навсегда.

– Мартин, возможно, тебе трудно решиться, но всё же скажи, когда ты собираешься лететь в Лондон? – спросила Сьюзен, поправляя чёлку и открывая при этом невероятно выразительный взгляд.

– Меньше всего на свете я хотел бы уезжать именно сейчас, – ответил он, с восхищением и каким-то благоговением глядя в её глаза.

Сегодня она была в белом, элегантном приталенном платье, которое облегало и подчёркивало её изумительную фигуру, и в лёгком голубом плаще, на лацкане которого был пришпилен небольшой цветок, похожий на изящную миниатюрную белую лилию. Зеленовато-серые глаза, казалось, звали куда-то в горы и даже выше, под облака, откуда видна вся земля, как на ладони, и ты не торопишься возвращаться, потому что просто не понимаешь… зачем.

– На днях мой отец приезжает в Париж. У него тут какието дела, связанные с виноградником. Мы могли бы встретиться в этом кафе все вместе, – с надеждой в голосе произнесла Сьюзен.

– Да, это было бы замечательно, – согласился Мартин. На самом деле он не горел большим желанием встречаться с её отцом. Мартин хотел эти несколько дней провести со Сьюзен.

Часы, висевшие над камином, тихим щёлканьем послушных стрелок давали понять, что до начала рабочего дня остались считанные мгновенья, а Сьюзен и Мартин так ни о чём и не договорились. Через минуту они вышли из кафе и, остановившись на перекрёстке, долго не решались проститься. Мартин сдержанно приобнял Сьюзен и поцеловал в щеку. Не проронив ни слова, она перешла через дорогу, достала ключи, открыла дверь и, не оглядываясь, вошла в книжный магазин. В этот раз даже звона колокольчика не было слышно…