— Все, — ответила Лейт, холодея. — Стряпать, убирать, шить. Читать умею, письма составлять.

— Ну, допустим, твоя ард элларская стряпня мне ни к чему, — рассмеялся он. — Здесь такую гадость даже аргам не скармливают. Ну ты, в общем, подумай сама, чем расплатишься.

Потрепав ее по распущенным с утра волосам, он вышел из комнаты. Лейт поспешно оделась и, стараясь быть незаметной, выскользнула на улицу.

День сегодня к долгим прогулкам явно не располагал. Небо затянули серые низкие тучи, моросил мелкий холодный дождь. Оскальзываясь на мокрых камнях, она брела в полюбившуюся ей кондитерскую, чтобы там, в тепле и уюте ароматных запахов обдумать неожиданные и неприятные новости. К счастью, горько-сладкий ках стоил здесь сущие гроши, и, смакуя его душистый вкус, в кондитерской можно было сидеть до бесконечности.

Жить у Нейрада она не станет. Еще вчера он ясно дал ей понять, каких именно умений он ждет. Притиснув ее к стене, он долго, жадно целовал ее, и она не знала, куда деться от его жестких, сдавливающих рук, тяжелого тела и жаркого несвежего дыхания. К счастью, принуждать ее силой он не спешил, веселыми намеками предлагая самой выбрать эту естественную в такой ситуации плату за проживание. В общем-то, Лейт было все равно. Ночами приходила мысль, что в его предложении нет ничего постыдного, а если и случится у нее после ночи с ним дитя, так никто не усомнится, что это дитя Ас-Вардена. Она сама будет рада, что не в одиночестве придется коротать долгие годы вдовства. Да и хотелось ей испытать пламя Койе, хотя бы из любопытства, хотя бы чужое, раз уж своего не дано.

Но было в этой мысли что-то неправильное, отвратительное, подлое. Вспоминался Жевр, несостоявшийся муж, и делалось стыдно и горько.

Лучше уж поискать работу, хотя бы за стол и кров. Служанкой в доме или посудомойкой в трайте. Да хотя бы в этой же кондитерской, ках разносить. С жильем вот только туговато: все гостиницы, постоялые дворы и комнаты при трайтах были переполнены беженцами из Майра. Каждый день она методично заглядывала под каждую вывеску со знаком карны дороги, узнавая о свободных комнатах, с одним и тем же — отрицательным — результатом. Деньги, которые ей дал Джерхейн, она большей частью потратила на одежду и обувь, остальное — спрятала до лучших времен. Остатка ей хватило бы дней на двадцать в скромной гостинице с обедом.

Одним из выходов было обратиться за помощью к Холгойну, но теперь у нее не поворачивался язык. Еще в самом начале Джерхейн-Эйнир предлагал обратиться в святилище Феоллона, ведающее правосудием, засвидетельствовать ее личность и от своего имени потребовать от святилища Тармил в Улле через хэльд подтвердить брак, выступив свидетелем перед хэльдом Истина, но узнав, кто он такой, она отказалась. В первую очередь ему пришлось бы выдать себя. На следующий день о его возвращении узнал бы весь Дарнейт, а следом и весь Риаллар. И тогда… Лейт не очень хорошо представляла, что случится тогда, но умом понимала, что несвоевременная огласка может Джерхейну сильно навредить.

Значит, нужно терпеливо дождаться отца или брата, пересидеть, пережить как-то это тяжелое время. Действительно, самый правильный выход — это работа.

А вот с этой просьбой, кстати, она может к нему обратиться. К нему и к хозяевам дома, где он живет. Конечно, может оказаться, что беженцы из Майра и тут ее опередили, но попробовать стоит.

Лейт доела пирожное, пообещала себе, что это последняя трата до приезда отца, и, слегка повеселев, отправилась в гости на другой конец города.

Джерхейн снова был не один: в той же комнате, на разноцветных подушках в полутьме сидела парочка музыкантов, исполнявших на тунде и аэрии незамысловатый, но очень красивый мотив. Сам он растянулся на софе, а рядом с ним, в полутьме, обреталось еще два человека, один из которых оказался тем самым толстячком, встреченным ею несколько дней назад. Усадив ее на софу, он извинился за шум и занятость и предложил ей наслаждаться музыкой, пока он обсуждает с гостями очередные проблемы…

Какое-то время она действительно слушала музыку. Постепенно ее уши привыкли к музыкальному фону и она стала отчетливо различать реплики, которыми обменивались Джерхейн и его гости.

— Допустим, пробрался ты в Эргалон, — говорил тот, которого она не знала — крупный мужчина с низким голосом, курчавой медной бородой и гривой каштановых волос. — Да там каждый арг тебе ручной! На улицах узнавать начнут. И все, считай, пропало, поскольку замок взять можно только неожиданностью и хитростью. Я не сомневаюсь, что если ты явишься, тебя поддержат все до единого. Для того, чтобы вышвырнуть островных колдунов, эргалонцам не хватает только вождя, способного довести дело до конца. Но ты сам знаешь — Риан Ал Джар так просто не возьмешь. Начнут с того, что сестру твою сразу же сделают заложницей.

— У нас точно нет своих людей в замке? — спросил Джерхейн.

— Откуда им там взяться? — буркнул толстяк. — Дружину выгнали, тех, кто сопротивлялся, прикончили, члены Совета Карн теперь в замок не ходят, заседают в городе, Совет старейшин тоже старается без нужды туда не заглядывать. Старая прислуга сбежала или затаилась, помалкивает, а новую никак не наберут — все местные, как один, ненавидят и боятся колдунов, да еще призраков невинно убиенных Холгойнов. Говорят, днем и ночью по замку разгуливают.

— Я бы тоже там разгуливал… как невинно убиенный, — хмыкнул Джерхейн. — В замок ведет несколько полупоздемных галерей, одна из них — из святилища Ильфейна, можно попробовать их использовать…

— Вельг — глава Ильфейна, — ехидно напомнил толстяк.

— Барр-упырь, — ругнулся Холгойн. — Убрать бы его по-тихому.

— Будет шанс — уберем, — сказал медноволосый.

Когда музыканты замолкли, Джерхейн вспомнил про Лейт и поспешно предложил ей угощаться тем, что стояло на соседнем колченогом столике. Она благодарно кивнула и потянулась к тарелкам. Несмотря на непривычно пряную кухню Риаллара, здешние блюда пришлись ей по душе, а уж сыры и фрукты и вовсе стали любимыми. Пока она ела, он расспрашивал ее о новостях, и, выслушав печальный рассказ об угасших Воротах, искренне ей посочувствовал.

— Я, как видишь, тоже здесь застрял, — пожаловался он, наполняя кубки гостей, а когда плеснул и Лейт, она поначалу замотала головой, но затем, вдруг осмелев, взяла кубок двумя руками и решительно хлебнула. Сахди быстро расслабило сковавший грудь ком, и она, почвуствовав неожиданное освобождение, решительно села поудобнее, полуоткинувшись на подушки.

Меднобородый смотрел на нее с удивлением и любопытством.

— Не так-то это просто, оказывается, вернуться домой, — вздохнул Джерхейн.

— Простите, что слышала, — начала Лейт смущенно, — вы говорили о прислуге, — она окинула мужчин взглядом и, убедившись, что никто на нее не гневается, продолжила. — А можно ли… послать в замок кого-нибудь… не из местных горожан. Кого-то чужого, из соседнего города, например? Может быть даже не взрослого… Парня-подростка. Никто его не заподозрит. Если там одни колдуны, то вряд ли за вашей сестрой кто-то следит. Скорее, никому до малышки нет дела. Кого заинтересует, если она вдруг подружится с мальчиком чуть старше ее самой?

— Она дочь риана, — буркнул Джерхейн. — Никто не позволит ей болтать с поварятами.

— Она сирота, — голос Лейт обрел уверенность. — Вряд ли ее можно как-то использовать. А мальчик мог бы найти ваши ходы, особенно, если ему объяснят, где искать. И вывести девочку.

Меднобородый вдруг одобрительно кивнул.

— Верно. Рискнешь?

— Я? — изумилась Лейт. — Да я… разве я смогу… какой от меня толк? Я ж чужая, меня сразу раскусят.

— Именно, — воскликнул он оживленно. — Ты — чужая. Подходишь идеально. Скажешь им правду — про пиратов, про пролив, про Нейрада твоего мерзопакостного. Про невозможность вернуться. Легенду мы тебе чуть-чуть подправим, самую малость, так, чтобы даже хэльд Истина не почувствовал лжи.

— Думаешь, Истина не отразит? — удивился Джерхейн.