— Женя, у тебя есть два варианта решения вопроса с Сережей. Либо ты пишешь отказ от него и я его усыновляю, либо ты фиктивно остаешься его матерью, но он будет жить у нас и мы с Любой сами его воспитаем. Ты с Володей просили меня быть ему крестным отцом. Я хочу быть его отцом, я выращу из него человека. Ты не сможешь. Ты загубишь ребенка. Ты пускаешь в дом педофилов и ты ведешь аморальный образ жизни.

— А сам ты всегда был морален? Вспомни, кем ты был, Сашка! — мать всхлипывала.

— Неважно, кем я был. Важно, кто я есть. Я заверну его в одеяло и унесу к себе. Можешь мне помочь. Ребенок болен, и по твоей вине, Женя. Собери его вещи.

— Я могу навещать его?

— Конечно. Женя, так будет лучше вам обоим.

— Я должна давать тебе деньги на него?

— Нет, я справлюсь. Подумай о юридической стороне, и мы все обсудим.

Дядя Саша подошел ко мне.

— Проснулся? Я тебе укол делал, а ты не реагировал. Давай, я в одеяле тебя отнесу к нам, сынок.

Я обвил его шею руками. Он прижал меня к себе и понес. Опустил на диване в гостиной. Пришла тетя Люба.

— Сереженька, ты хочешь жить с Валеркой или в другой комнате?

— Серый, давай со мной, мы же братья по крови, — говорил счастливый Валерка и строил рожи.

— С братом, — гордо сказал я.

— Хорошо, завтра мы купим вам новую мебель. Давай, сегодня ты на диване. Полоскать горло каждые пятнадцать минут. Сейчас бульон принесу и сухарики, хочешь?

— Хочу.

Вот так началась моя новая счастливая жизнь и у меня случилась самая лучшая семья на свете. Все потому, что мы с Валеркой побратались. Это был знак.

У меня была новая жизнь, новая или старая, но теперь моя семья. Были родители. Я стал называть тетю Любу мамой. Она всегда мне улыбалась и целовала каждое утро и каждый вечер перед сном. Ну, когда была дома… вообще, они с дядей Сашей дома бывали далеко не каждый день. Но мы с Валеркой справлялись. Сами разогревали себе еду, сами делали уроки для школы и сами выполняли задания, оставленные тетей Любой. Она всегда оставляла задание, а потом проверяла выполнение. Еще я начал заниматься музыкой, но играл я плохо. Валерка занимался уже несколько лет и играл очень хорошо. В музыкальной школе говорили, что у него талант и он будет прекрасным пианистом. Но он не хотел, сказал, что будет хирургом, как мама, а музыка ему нужна чтобы разрабатывать пальцы. Домашку по музыке мы выполняли в музыкальной школе, хотя дома стоял огромный черный рояль в гостиной. Но нам к нему подходить в отсутствие тети Любы не разрешали. С нами в квартире жили бабушка и тетя Валерки. Они были противные и меня просто ненавидели, особенно тетя Зина. Зину и раздражали звуки рояля. Еще с нами жил брат дяди Саши — Алексей. Вот он классный. Он нам с уроками помогал и с играми. Он научил нас играть в шахматы. А еще ему очень нравится тетя Люба, я знаю, но он не сознается. В общем, у меня все замечательно, но я очень скучаю по маме. Как там она без меня? Кто позаботится о ней? Пожалеет, когда ей плохо? Хоть бы ее никто не обидел!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Уже год я живу в семье Борисова. Марине два месяца. Это такая дивная крошка, которая появилась у нас в доме. Она такая красивая, что я не могу передать это словами. Я могу часами стоять у ее кроватки и любоваться ею. Что за прелесть! Что за радость! Мне иногда дают подержать ее на руках. Она теплая и сопит. А еще она улыбается. Она всегда улыбается своим беззубым ротиком. А какие у нее при этом глазки! Они просто светятся. Вчера вечером я говорил ей, как люблю ее, я говорил ей долго. Рассказывал, что она как лучик надежды в моей душе. Потом я читал ей свои стихи. Я пишу стихи, но никому их не читаю, только моей малюсенькой девочке. Я увлекся и ничего не замечал. Очнулся оттого, что кто-то всхлипывал. Повернулся и увидел тетю Любу. Она обняла меня и так горько плакала! Я утешал ее, как мог. Марина здорова, у нее теперь все будет хорошо, и она будет счастлива. Я не понимал… просто не понимал, почему тетя Люба меня обнимает так крепко, почти до боли прижимает к себе и плачет. В результате я тоже заплакал. А она целовала мое лицо, вытирала слезы и благодарила Бога за то, что я у нее есть. Она ведь не знает, что просыпаясь каждое утро, я тоже благодарю Бога за то, что она есть у меня. Это лучшее, что случилось в моей еще такой короткой жизни.

Смерть Корецкого

Люба вышла на работу две недели назад, первую неделю она не брала дежурств, сразу после работы бежала домой к Маринке. Девочка развивалась нормально для своих шести месяцев, и ее здоровье не вызывало тревоги. Она была веселым, жизнерадостным ребенком, бабушка сходила с ума по внучке. Марина Сергеевна после нескольких курсов лечения в наркологии взялась за ум и совсем не пила, а может, маленькая Маринка так полюбилась бабушке, что она делала все, что бы ей разрешили сидеть с девочкой. В общем, как только Маринке исполнилось полгода, Люба вышла на работу. Саша был заместителем директора по клинической работе. Его кабинет находился рядом с кабинетом Корецкого. Два раза в неделю он делал обход всей клиники с заведующими отделений много консультировал, но больных почти не вел. Дежурил редко, два раза в месяц. Корецкий почти все время проводил с Катериной и маленьким Сашкой. Давление скакало, сбивалось плохо. «Что вы от меня хотите, я же не вечный», — говорил он каждый раз дочери и зятю, когда они просили не забывать пить таблетки и следить за давлением. Александр Валерьевич постепенно всю директорскую нагрузку свалил на Сашу. То ли хотел посмотреть, как зять справляется, то ли сил просто не было. Жил он у Катерины, но через день приходил к внукам, часто забирал Валерку и шел гулять с сыном Сашей и с внуком. Бывали дни, когда он не приходил на работу. Люба очень волновалась за отца. Она все старалась с ним поговорить, заставить его обследоваться, лечиться, но он не хотел. Люба пошла к Катерине.

— Екатерина Семеновна, я не понимаю, что происходит с отцом. Он не хочет разговаривать со мной на эту тему. Саша тоже отмалчивается. Может быть, вы мне скажете правду?

— Какую правду, Люба? Ты ее знаешь, но не хочешь признать. Ты хочешь услышать то, что тебя больше устроит. Любонька, я знаю, как ты его любишь, но ничего сделать нельзя. Он перенес три инфаркта, у него все время давление и ему почти восемьдесят лет.

— Но люди живут гораздо дольше, Екатерина Семеновна. Может, нужно сделать шунтирование? Он сильный, он выдержит.

— Люба, дай ему решать самому. И еще один вопрос. Мой Саша хочет взять фамилию отца, ты не против?

— Конечно, нет, я удивляюсь, почему вы ее не дали при рождении. Папа ведь хотел.

— Я думала, что ему будет легче жить с моей фамилией и будет меньше вопросов. Но теперь он хочет носить фамилию отца. Саша к отцу очень привязан, старается во всем на него походить. Он и внешне на него похож, и характером.

— Хорошо, что у вас с папой есть Саша. Папа вас любит. Как жаль, что вы не встретились раньше.

— Люба, не говори того, чего не могло быть. Он тебя вырастил, он счастлив тем, что ты есть, он безумно любит внуков. Твой муж оправдал его надежды, ты тоже. Люба, все хорошо. Кстати, вчера видела Маришку, она очаровательна. Это же надо, черные волосы и синие глаза. Маленький Саша играл с ней весь вечер, даже Валерка приревновал. Слушай, все хотела спросить, Сережа Тельман постоянно живет у вас?

— Да, Женя приходит в гости иногда. Сережа меня даже мамой называет. А от Володи никаких вестей.

— Странно. Оба не пьющие, вроде приличные люди.

— Нас Сережа не напрягает, мы его любим. Все в порядке.

— Смотрю я на тебя, Люба, и удивляюсь, все ты успеваешь — и на работе, и дома, и Саше ты поддержка. Мы с твоим отцом как-то говорили, ведь Борисов без тебя никто. Когда ты в командировке, он какой-то потерянный, даже соображает плохо и внешне никакой. Александр Валерьевич все удивлялся, что вы как единый механизм — вместе можете горы свернуть, а по отдельности теряетесь.