В подъезде жутко воняло. Вздохнуть глубже равносильно что дышать на городской свалке полной грудью. Как тут люди живут? Нет, человек, конечно, ко всему привыкает, но это же ужас! Все ведь провоняет, не только одежда, квартира, но от самого от волос и кожи будет за метр разить тухлой рыбой!

Виктор шел впереди, я на пару ступенек от него отставала, его парфюм был приятный, хоть и не особо яркий, но все же немного перебивал отвратительную вонь. Пусть он и выглядел как антигерой боевика, но все равно… с ним как-то спокойно. Если что, то за ним меня даже не видно будет! Шкафчик с антресолькой! Еще не сильно пыльный. Ему лет тридцать с хвостиком.

Звонок в нужной квартире на третьем этаже не работал. Виктор немного подумал и легким движением ноги открыл дверь, кажется, сломав замок.

Ну и методы! И мне опять страшно! Зачем ломать, до меня дошло в квартире. Нам бы никто не открыл, а крики и шум доносившиеся — это не телевизор, это хозяева воюют всеми подручными средствами, и, возможно, мы прямо сейчас кого-то из них спасли от более серьезных последствий.

Я до сих пор не понимала, почему именно меня отправили сюда, но надеялась, что раз Виктор все знает, то и мне сможет объяснить, что именно нужно делать. Может, это проверка профпригодности такая?

Мать семейства предстала перед нами с воинственным видом, узрев одним — открывающимся — глазом Лену. Второй затек от свежего фингала. И принялась орать, что не отдаст нам своего неблагонадежного кормильца и вообще, но, повернув свой всевидящий глаз на меня, узнала и успокоилась, приглашая в свой гадюшник.

Догадаться о происхождении синяков женщины, в квартире где все кричит о выбранном ею варианте жизни, несложно. Поэтому ронять слезы или причитать над ее печальной участью не стала даже Лена, брезгливо переминающаяся с ноги на ногу, не решаясь присесть в загаженное кресло.

Лена выслушивала историю их неземной любви с некогда мужественным, бородатым, волосатым мачо. Который ее колотил с первой встречи, но она находила ему оправдания, то ревнивый — значит, любит, то сама виновата. Ну и, конечно, «он больше никогда пальцем не тронет, потому что вдруг они поняли, что любовь у них». Ну таких же историй миллион! Сначала руки распускает и женщин бьет и унижает, а потом по волшебству превращается в любящего и заботливого. Ага.

Так же дурная баба поведала и историю сегодняшней драмы, мне она и так известна — с появлением бабла драки участились, а последствия стали серьезнее. А я ушел на кухню, проверить, насколько сегодня этот бугай, что ввысь, что вширь одинаковый, налакался.

— Ты чо приперся? Принес чего выжрать? — взревел алкаш, шаря по столу в поисках стакана. — Эти суки делиться не хотят! Я на них всю жизнь горбачусь тут!

— Хлебало завали. И на чужое не разевай. А то мы ведь можем вспомнить нормы воды на цемент в бочке с кретинистой массой!

На мои слова идиот не реагировал, продолжая нести пьяный бред, и алкогольная храбрость нашептала ему еще и в драку на меня полезть, схватив нож.

Пришлось помочь страдальцу впасть в сон, исцеляющий от пьяных дурных идей, но как проснется, он, конечно, зачекинится в ближайшем ларьке, где торгуют втихую круглосуточно целебной для него горючкой.

Разрешения, чтобы спасти, в смысле забрать девицу, лично мне было не нужно. У меня вон Дед за всех думает. Но шефиня моя, мало соображающая, что вообще происходит, решила мнение у родителей и самой дурынды спросить.

— Я никуда не поеду! Череп знаете какой? К нему все телки липнут! Я уеду, а какая-нибудь шваль его пригреет! — заявила Наталья, на районе больше известная как Таша. Ей сегодня от отца не сильно досталось, так, для профилактики, синяк красовался на скуле довольно небрежно. В прошлый раз хуже было.

Я стоял в дверях, молча наблюдая, как Лена будет разруливать и убеждать девчонку Ташу оставить своего возлюбленного на радость стервятницам. Но какой там. С дамами в затянувшемся переходном возрасте и без того непросто, а уж когда у них любовь до гроба, конечно же, то и вовсе будто на разных языках диалог.

— Это для твоей же безопасности, Таша. Ты можешь ему звонить.

Таша закатила глаза настолько, что показалось — они сделали оборот внутри глазниц, при этом шумно и демонстративно выдохнула, сотрясая в воздухе руками. Ну да, ну да, пошли мы нахер со своими предложениями.

— В таких случаях решение нужно принимать по большинству голосов! — сама обрадовалась своей находчивости Лена. — Где отец?

Я обернулся на кухню, где остался вырубленный мной здоровяк, и, виновато пожав плечами, сообщил:

— А он участия в голосовании принимать не будет. У него не очень сейчас активная гражданская позиция.

Лена протиснулась мимо меня в дверях, но на кухню заходить не стала. И правильно, что человека будить, такого уставшего.

— Витенька, а он сам слег или вы ему колыбельную спели?

Нахохлилась-то, глазками на меня сверкает. И, честно говоря, уровень ее профессионализма значительно повышает к ней интерес, потому что она ни хрена не босс для меня. Референт генерального… я его видел, нормальный такой мужик, не из тех, кто сотрудниц потрахивает. То есть не секретутка она, это точно, но и вряд ли и референт-заодно-и-телохранитель. Она — мои неприятности на ближайшие две недели, если исходить из того, что мне вместо обученного сотрудника безопасности подсунули компьютерную мышь.

— Я и заупокойную могу, — заверил я Леночку, какой смысл притворяться? И так уж все понятно, что я за тип и откуда.

Или нет? Чего она улыбается? Думает, я пошутил? Ага, да, бу-га-га.

— У меня тут немного есть, — сообщила мать семейства, извлекая на свет поллитра, почти нетронутые. — Давайте перед долгой дорогой.

— Мне! — тут же оживилась Таша. — Все равно же отправите меня, да?

Вот не понравилась мне ее интонация. Но матери она не понравилась еще больше.

— Нехуй! — ощетинилась она, резво пряча поллитра. — Иди вещи собирай, коза. А то вон тот хрен чо сказал? Денег меньше заплатит.

«Хрен» — это Дед. Ну, он знает, как такой континент продавливать. И ведь оно у него всегда безотказно работает, вот и Таша вызверилась, но пошла собираться. Я оглянулся на Леночку… М-да.

— Давай, давай собирайся, — уже плаксиво запричитала мать. — Горе! — И, глядя на удаляющуюся спину дочери, все так же по-старушечьи пояснила, снисходительно понизив тон: — С такими-то деньжищами какой ей Череп, прости господи, тьфу! Там одно смотреть позорно, ни кожи, ни рожи, военком и тот нахер выгнал, дрыщ, а не мужик! Мужик нужен, чтоб ого-го!

Мне как-то ее «ого-го» второй раз уговаривать не орать не хотелось, только руки об это дерьмо марать, поэтому я решил уводить теряющую сознание от насыщенных ароматов перегара и прочих помоев Лену.

— Так, куры, мы вас внизу подождем. И да, «хрен» сказал — за каждые десять минут ожидания снимет десять процентов с цены. Все, отсчет пошел.

Куда им деньги? Вот куда? Все село это пересрется, хорошо если не до поножовщины. Я конечно, не сильно сочувствовал, так, размышлял, а киса моя приуныла сильно, но под впечатлением жалась ко мне как к наиболее безопасному варианту. Тут прям гомерический смех должен быть.

Но надо отдать моей кисе должное — держалась она молодцом. Может, не все до конца понимала, но виду не подавала. Так что когда мы оказались на улице, я уже сам поинтересовался:

— Вопросы есть? — И как-то постарался приободрить. — Да не съем я тебя, ну!

— То есть… То есть я должна… За ней присматривать?

Дивно. Мне показалось, что приуныла Аленушка еще больше.

— Ну, — пожал я плечами, — видишь ли… Это наследница. Э… не е… не пудри мне голову, я ж не юрист. Просто на всякий случай, до сделки, надо ее увезти подальше. Особенно от папаши, но я бы и от Черепов подальше держал.

Киса вздохнула, вид у нее стал обреченный совсем. Где-то я ее понимал. Компания малолетней дурынды Таши и хамоватого бандюги. М-да. Вряд ли она к такому привыкла, судя по виду, она поход в клуб с подругами за экстремальное событие считает. Ну и опять же: такой дуре — такие деньги. А тут вон умничка с высшим образованием одета хер знает во что и всю жизнь будет как проклятая горбатиться.