Лиходеев перевалился на спину, черпанув белого крошева за шиворот. Слегка побарахтавшись, с трудом поднялся на ноги. Одежда и обувь, ранее такая удобная и разношенная, сейчас болталась, будто при переходе ее растянули, сделали размеров на пять-восемь больше. Прислушавшись к ощущениям, понял, что и с одеждой и с обувью, не все гладко.

«Мать честная! Что за…»

Взгляд чисто случайно зацепился за кисть его же руки. Это не его рука! Худые, мальчишеские руки, покрасневшие от холодного, стаявшего с них снега, выглядывали из широких рукавов рубахи. Вся одежда обвисла на нем, как на огородном пугале. Повеявший зимней поземкой ветерок, ухватив горсть легкого морозного снежка, бросил в лицо, заставил сознание работать в нужном направлении.

Монзырев упоминал тот факт, что при переходе каждый из прошедших временной коридор, стал обладателем особого дара, умения, запредельного для обычного человека качества. Лихой и сам ожидал чего-то подобного. Оно конечно хорошо, сбросить с плеч энное количество лет, стать моложе. Но не настолько же! Интересно, сколько сейчас его телу, биологических лет? Двенадцать, четырнадцать, может шестнадцать? Бр-р-р! Холодно как. Вот тебе бабушка и Юрьев день. Рассчитывал, что попадет в лето. Попал! Действительно попал. В какой же это год он загремел?

Не заморачиваясь на мыслях, руки самостоятельно проводили работу. От двух сумок с оружием, компом и шмотьем остались одни ручки, остальное сгинуло внутри прохода. Взгрустнул. Обидно, понимаешь! Определился с направлением движения, почапал.

Проваливаясь ногами в глубокий рыхлый снег, оставляя за собой пропаханную тропу, Лиходеев шел, стараясь не думать о том, что ждет его впереди. Стояла задача выжить в зимнем лесу, выйти к людям. Сам лес был густым, и Егору часто приходилось преодолевать бурелом, ну а ко всему прочему прибавлялись овраги и подъемы на возвышения, и все это по глубокому снегу. Лесной массив, за исключением снежного покрова, ничем не напоминал природу средней полосы России. Кое-где, на снежной целине встречались следы животных. Егор не раз натыкался на заячий след. Следуя строго в одном направлении, перпендикулярно пересек следы, оставленные часа три назад волчьей стаей.

Полевой разведчик по прежней жизни, он знал, что зимой волки бродят по огромной территории, выходя на поиски добычи в сумерки и по ночам. Днем прячутся по оврагам. Если стая из схрона вышла днем, значит, припекло, значит оголодали. Сколько их в стае, сказать трудно. Пробежали трусцой друг за другом, ставя лапы точно след в след, как спецназовцы. Глубокий и рыхлый след мешает преследованию добычи. Скорее всего, где-то неподалеку деревня. Видно, даже для них снег настолько глубокий, что звери проделали в нем траншею. Егор и сам вымотался торить тропу, пот заливал лицо и мороз ощущался лишь слегка. Если он остановится, горячий пот покроет тело холодом влаги, мороз войдет в поры кожи, заставит мозг безразлично воспринимать окружающий мир, а глаза сами собой захотят слипнуться, погрузиться в отдых. Хренушки вам! Пусть его новое тело и не тренировано, пусть ему тяжело, но он молод, а мозги старого воина не допустят безразличия. Он выдержит любые нагрузки! Короткий привал. Отдышаться!

Двинулся дальше. Пушистые, первозданно чистые, лежат под деревьями сугробы. В этой действительности нет химических заводов, и выбросов в атмосферу таблицы Менделеева нет. На зелени исполинов повисли белые шапки снега, ветви опустились под их тяжестью. Эти высокие сосны, укрывшись одеялом, уснули до весны. В своем беспробудном сне, они лишь убаюканные ветром раскачивают тени на нетронутых сугробах. Молодые деревца, изредка попадавшиеся то тут, то там, по направлению движения, стволами согнулись под тяжестью белого кружева налипшего инея и снега на них. Протиснулся между кустарником и старой елью, чуть задел лесную красотку, и с ее высокой вершины, прямо ему на голову и плечи, сорвалась огромная белая шапка, рассыпаясь серебристой легкой пылью, погребла в снежном мареве.

С трудом продравшись через заросли, выбрался на свободное пространство, каким-то чудом неширокой полосой растянувшееся в обе стороны от него. А по сторонам этого пространства, вздымались непролазные стены леса.

Дорога!

Дорога засыпанная снегом, сугробы на которой были никак не меньше чем в лесу. Дорога, по которой никто не ходит и не ездит. Почему? Куда ведет она? Куда она может привести его?

В раздумье стоял посредине нехоженого, заметенного снегом тракта. Все виденное ним в этом мире доныне, на рассказы Монзыревских орлов, никак не походило. Может, ошибся с направлением? Ни реки, ни летника на ее крутом берегу, и в помине небыло. Информации об этой дороге у него никакой. Помнится, говорили, что выйдя из леса, они повернули в левую сторону. Что ж, он тоже свернет!

Загребая рыхлый снег непомерно большой обувью, поглядывая на призрачное зимнее солнце, клонившееся к закату, Лихой торя ногами сугробы, посеменил в выбранную сторону. Курить хотелось неимоверно, но вот беда, сигарет нет. Привыкший выкуривать пачку в день, Егор страдал. Уши опухли до слонячьего вида. Последнюю сигарету выкурил днем, а сейчас уже вечер.

Дорога делая поворот, вильнула за угол, и Лихой встал столбом, словно кто ноги вкопал в снежную целину. Шумно перевел дух и непроизвольным движением ладони, вытер капли пота на лбу и лице. Тракт проходил через большую деревню, одна сторона которой прилепилась к лесной опушке, за околицей, на другой, хорошо просматривалось пространство пажитей и огородов. Снежный покров, как одеялом накрыл пространство полей. Смущало Егора только то, что даже издали сразу было понятно, деревню не пожалели, сожгли. И пожар в ней был давно, еще до того, как лег на землю первый снег. Делать было нечего, он скрипя сердцем, направился в мертвое поселение. Черные углистые, сильно закопченные бревна, во многих местах торчавшие из-под снега, контрастно смотрелись в окружении сугробов. В центре славянской веси, мертвый покой и тишину нарушал монотонный и глухой, почти не громкий стук. Ветер раскачивал дверь, повисшую на ременных петлях, ударял ее об косяк недогоревшей стены строения, в прошлом явно бывшего теремом. Каркас сооружения покосился и обуглился, но не до конца, удерживал двускатную крышу, когда-то изначально покрытую дранкой, теперь всю в почерневших больших прорехах. От крыльца в его центральной части, остались, наверное, одни воспоминания, можно только домыслить какой он был до пожара. Это ж, в какой год он попал, если на Руси деревни жгут за здорово живешь? Особо набожным Егор не был никогда, но сейчас осенил себя крестным знамением, поклонился «погорелице», тем самым выражая скорее уважение стойкости строению, чем верованию во что-то небесно-высокое. Вокруг «красовались» печи без труб на плешах выгоревших почти до основания изб. На задних «дворах» заметил пару сараев, нетронутых огнем по причине того, что поставили их на отшибе и огонь не смог дотянуться к ним.

«Вот, так компот! Что за невезуха такая? И куда теперь идти прикажете? Считай почти раздетый, ночь на дворе».

Лихой сдвинулся с места, побрел к одному из сараев, отсутствие стены на котором, показывало, что прежний хозяин завалил внутрь сена почти под самый потолок.

«Перекантуюсь до утра, а там видно будет», — решил он.

Несмотря на усталость, развел костер. Ощущая голод, ножом вскрыл банку рисовой каши с бараниной, «НЗ» сохраненный чисто случайно, кое-как разогрел ее на огне, металлической ложкой вычерпав полухолодный продукт, с аппетитом умял его. Через нору проделанную в сухом сене вполз в импровизированную берлогу, обвалил за собой лаз и свернувшись в позу эмбриона отключился. Заснул.

Метель, начавшаяся с приходом ночи, к утру разгулялась не на шутку. Ветер за стенами завывал так, словно за оконцем затянутым бычьим пузырем проснулось неведомое чудовище. Беловод проснулся среди ночи. Старость! Он уж привык чувствовать непогоду загодя, не хуже волоха мог определить, что вытворит природа. Теперь уж не заснуть! Отбросил с себя покрывало из шкур, уселся на лавке, потянувшись, достал поленце, бросил в почти затухшую жаровню, за ним второе. Искры от соприкосновения дерева с угольями вырвались к невысокому потолку, закопченной кляксой отмеченному на обчищенной от коры древесине над местом костровища. Ночь не успела сожрать тепло в избушке, языки нового пламени осветили нехитрый интерьер комнатушки. Прошел к столу, сунул горящую щепку в светильник на столешнице, поджег фитиль. Теперь и пламя на столе отпугнуло, разогнало по углам темень. Хозяин жилища грузно осел на скамейку, рукой подпер лоб на буйной головушке.