– Я дал ему внести только тридцать пять процентов. Теперь каждый месяц придется отсчитывать ему. Правда, переплата ниже выходит, если сравнивать с банком, но…

– Не жадничай, – по-отцовски добродушно, но вместе с тем с холодной суровостью наставника, лязгнул Знойнов. – В конце концов, у тебя накопления на черный день под процентами.

– Убытки, убытки… – обронил слова, словно осенние листья, Александр и поднялся с темно-зеленого кресла. Он медленно прошагал вдоль книжного шкафа к окну. На дворе темную зелень, постепенно готовящуюся растерять свои соки и окраситься в грязно-желтый, затемняли тяжелые серые облака. – Без них никуда. А они ведь даже не показатель успешности.

– Так уж и быть, – загромыхав смехом, загорланил Игорь Валентинович, – как-нибудь загляну в твою очередную богадельню. Подниму выручку.

– Обязательно, но не сейчас. Делать там нечего. Кухня пустует, а вместе с ней и зал.

– Хоть стихи сочиняй, – брякнул Игорь Валентинович. – Пустоту-то когда заполнишь? Часики-то тикают, деньги-то утекают безвозвратно, – и он постучал указательным пальцем по запястью. – Хрен вернешь что назад.

– Через неделю открытие. Больше-то проблем в рабочих руках. Попробуй отыскать их. В наши-то дни только за благородные дела берутся, и то, если они хорошо оплачиваются…

– Но с официантами-то проще?

– Простаков не так уж и много, но люди есть. Вопрос только в их качестве…

– И цене.

– И то верно: все вопросы упираются в цену. Вот, например, сколько стоит счастье?

– Опять чертову шарманку заводишь…

Игорь Валентинович поднял на Александра такой взгляд, от какого всякий непременно устыдился бы и тут же закрыл бы рот на замок, чтоб не нарушать игру влиятельной личности. Но Катаев и бровью не повел. Скрестив руки на груди, он опирался о подоконник с намерением не отступать ни на шаг назад.

– Нет, в самом деле, Саша, ты как будто в юношество впал.

– Нет, в самом деле, Игорь Валентинович… Вы смеетесь, а я на полном серьезе, с полной ответственностью задаюсь вопросом.

Знойнов огорченно всплеснул руками. Пухлые ладони звонко шлепнулись о деревянные ручки кресла. Старик поднялся. Сунул в зубы сигарету. Громко, привлекая внимание, пошарил по карманам в поисках зажигалки.

– Заботы не иссякли?

– Разумеется нет.

– Вот и держись за них. Счастье – это, понимаешь ли… Это не красивая история из знаменитых книжек. Это… Какая разница, что это такое, главное, чтобы ты вечно делами зарыт, какие дают плоды: деньги или эмоции. Только в процессе труда человек познает самого себя. Путешествуй, увлекайся, зарабатывай и колоти капитал – вот и все необходимости, какие я уяснил за свои года, а теперь… Пора спуститься, а то, чувствую, зачахнем мы тут с твоей философией.

По красивой светло-серой лестнице они спустились на первый этаж в просторную кухню-апартамент, где, орудуя лопаткой, жарила сырники женщина с каре, чьи русые волосы в силу возраста уже утратили привлекательность и смотрелись как нечто изношенное, не вызывающее восхищения, несмотря на весь уход, какой был направлен на их поддержание…

– Тамара, – женщина в сером красивом фартуке навострила уши, – подай-ка чего-нибудь на стол.

– Вот, сырники как раз готовы. С вареньем, со сметаной, выбирайте.

Темно-серая левая бровь Игоря Валентиновича поднялась как будто бы по собственной воле. На этой просторной кухне, на какой старательно хлопотала хозяйка, старик смотрелся неотесанным булыжником.

– Ну, с каким будешь? Выбирай.

– На ваше усмотрение.

Двое уселись за пустой прямоугольный стол, на краю которого позировала небольшая ваза с пышным букетом садовых цветов, явный аромат каких перебивал цитрусовый аромадиффузор, непонятно для чего выставленный на небольшой книжной полке. Через панорамное окно открывался вид на ухоженный сад со множеством клумб, бордюры каких были выложены светлыми камнями.

– Клубничное есть, – подключилась Тамара, роясь в холодильнике. – И черная смородина… Все свое, – с гордостью заявила она, взвешивая в руках две разных банки.

– Если и клубника своя… Помню, в детстве, мы были от нее без ума.

Тамара расставила тарелки. На центре стола огромное блюдце с сырниками, от каких тонкими нитями поднимается пар.

– Горячие еще, – наставнически заметила она, разливая по пиалам варенье.

Плазменный телевизор на стене что-то бормотал себе под нос. Сырники остывали на тарелках. Над обеденным столом, почти что семейного круга, повисла странная молчаливая пауза, как будто каждый, смущенно растерявшись, не находил ни единной новости, чтобы начать…

– Кофе? – дернулась Тамара, в смятении затерев руки. – Будешь кофе? С молоком?

– Лучше чай.

– А мне кофейку плесни-ка, – подхватил Игорь Валентинович.

Тамара налила неполную кружку кофе, поставила бутылку молока на стол вместе с сахарницей. Потом бросилась заваривать чайник… Движения без грациозности, усталые, но надежно прикрытые фанатизмом, гласящим, что никто, кроме нее, не способен на все эти хлопоты.

– Ну, что расскажешь хорошего? – она смотрела на Катаева прямой наводкой, и тот улыбался ей, как собственной матери, с какой наконец-то повстречался после долгой разлуки, не зная, с какой новости начать.

– Этому все везет и везет. Не пропадет, парень… На днях, вон, еще один ресторан откроет.

– Пока что это еще ничего не значит, – застенчиво отозвался Катаев.

– Ну как же не значит! Это уже многое… – одомашненный разум Тамары едва ли мог выдать подходящие слова восхищения.

– Нет, правда, – поспешил Александр. Его вилка застыла вонзенным копьем в сырнике, – пока проект не приносит прибыли, он ничего не значит.

– Только не о деньгах. Оставь, Саша, ему будешь объяснять, – она кивнула на мужа. Искренняя улыбка матери, умиротворяя, согревала душу, окутывая ту ощущениями защищенности и заботы. – О деньгах там, правильно ведь? – указала пальцем она на верх, явно намекая на кабинет.

– Правильно, – поддакнул Игорь Валентинович.

– А здесь… Расскажи о делах, но не о денежных, о собственных. Кто же еще позаботится о том?

– Ну как кто… – хмыкнул Знойнов и тут же осекся.

– Дела – это само собой, но жениться тебе бы не помешало. Не нашел ли, случаем, невеста?

– Мне никто не нужен, – твердо заверил Александр.

Пряча лицо в тарелке, Знойнов в очередной раз усмехнулся, вызвав тем самым неодобрение жены.

– Это еще почему? – огорченно буркнула она.

– А у него целая теория на этот счет, – заявил Игорь Валентинович. – Он напрямую не говорит о том, но явно думает… В двух словах объясняя, считает, что самые лучшие женщины из семидесятых.

Старик потянулся к жене. Чмокнул ту в щечку, потерся кончиком носика о женскую скулу, и он продолжил бы лезть, если бы не робость Тамары.

– Ну хватит, – она отстранилась с виноватой улыбкой на лице. Надкусила сырник, будто так она более недосягаема… – Зря ты так с женщинами, Саша. Жениться необходимо каждому, иначе к чему весь человеческий труд?

– Разве в семье счастье?

– Не знаю, но в том смысл человека. Это же природой дано: оставлять потомство. Вот. Поэтому одиночки всегда несчастны. Они не выполняют свою природную функцию, потому и ощущают неполноценность. Давай считать, что счастье в семье. И пусть это будет самой настоящей правдой. Жаль, что понимается это, – помрачнела она, – лишь с годами, когда остаются одни фотографии…

– Так, не слушай ее, – Игорь Валентинович, откинув зубочистку в сторону, решительно поднялся и жестом пригласил Александра последовать примеру. – Идем наверх. Лучше запоем про деньги.

– Дел по горло, а время ведь не ждет.

– Ну, раз так… – уважительно протянул Знойнов, прикусив новую зубочистку.

– Если у тебя кто-то есть, Сашенька, то шанса не упускай! – заметалась с наставлениями Тамара. – Бери самое лучшее кольцо и… Нет, если любит, то самое лучшее кольцо не пригодится. У меня, вон, обычное золото, – и она вытянула руку, показывая безымянный палец правой руки, на котором зияло потертое временем золотое колечко.