– Хватит! – раздраженно рявкнул он, утомившись от этого дрянного цирка. – Я устал, я могу предложить тебе лишь один вариант, от которого ты отказываешься. Если не так… Нагрузись и уйди. На улицах полно добрых душ, готовых приютить несчастную…
Битая по всем фронтам, она во все глаза уставилась на Александра, словно отказываясь верить собственным ушам…
– Я ничем тебе не помогу, я не возьму тебя под свое крыло. Мне оно и не нужно, а тебе… Хранить верность не так уж и трудно, Света.
Он шагнул в железную коробку лифта, бросив потрясенную разочарованием девушку в коридоре. Ничего, оклемается, я и наверх подняться не успею, подумал Катаев…
В преддверии ночи Катаев, целиком и полностью полагаясь на интуицию, завернул на пустую стоянку перед рестораном в Зеленогорске. Небо насупилось, сгустило темно-серые облака. В десять вечера поздним августом улицы застилала темнота, какую рассекали потоки лучистой энергии, ниспадающие на землю с фонарных столбов. Тишина гробовая. В такой-то ни одна душа не попадется на глаза…
Дверь ресторана вопреки всем правилам не заперта, хотя зал уже подготовлен ночи. Хлопнула дверь, громом разрезав томную тишину. Туманные блики крохотных светильников, прикованных к стенам, окутывали Александра лучистым покрывалом. Ресторан изнутри являл собой жалкое зрелище. Обставленная пустой мебелью бездна, в какую не попадают ни души, ни слова, ни чувства. Заросшая диким виноградом обитель божества, какое утратило тысячелетие назад доверие поклоняющихся… Со стороны послышались мягкие шаги, потом из тени, минуя бар, вынырнула девушка. Темно-каштановые волосы тускло сверкнули медью.
– Послушайте, – взволнованно и вместе с той решительностью, какая бывает, когда нечего терять, затараторила она. Вместо формы на ней были серые джинсы да темно-синий джемпер. – Мы уже закрыты.
В неуверенности он выкинул неполноценно-неразборчивый жест в сторону двери. Повернулся, но только наполовину, невнятное подобие предчувствия не пускало безвозвратно уйти…
– Не ожидал вас застать. Впрочем, я и не думал, что дверь откроется… Вы одна?
– Все уехали. А мне еще минут двадцать до автобуса. На остановке зябнуть не хочется, вот я и тут.
– Далековато до города.
– А я и не в городе живу. В садоводстве. Тут недалеко, но пешком утомительно. Тем более, ночью. А вы, – она скромно, как будто заигрывая, тоже встала вполоборота к Александру, – что тут забыли?
– Ненамеренно забрел… Никуда особо не ехал, а оказался именно тут.
– Когда душа не в порядке, когда она, как море, волнуется, ее всегда заносит попутным ветром именно туда, где ей самое место, и пусть нам так не кажется… – скромно улыбнувшись, пролепетала она.
– А еще то там, то тут заявляют, будто ночью разум дремлет, будто в час сна, бодрствуя, мы полагаемся на чувства и едва улавливаем действительность.
– Я и не говорю намеками. Просто мысль дурная в голову пришла.
Они стояли в шагах десяти друг от друга, не более. В полутени от целых лиц остались только черты, мерцающие таинством сумеречной красоты. Вдруг вырвавшийся из какой-то неведомой лесной гущи автомобиль желтыми полосами фар всего на мгновение озарил опустевший зал и устало-радостное лицо официантки. Оно показалось величественной луной из-за черных туч, а потом, только и успев отбросить вселяющий надежду отблеск, вновь скрылось за небесной ширмой. Александр вскинул руку – в тени от циферблата остались только крохотные риски, растерявшие серебряный блеск.
– Время-то позднее…
– Знаю, – тут же упавшим голосом откликнулась она.
– А там до дома, как оно обычно бывает, еще и идти…
– К несчастью, – кивнула она. – Но там не страшно, если только людей нет. Или собак.
Александр улыбнулся, на несколько шагов приблизился к девушке. Затихающий шелест женского дыхания едва касался ворота мужской рубашки. Она смотрела на мужчину стойким, выжидающим взглядом, уверенно требующим разворота событий. Только худые руки, вычеркиваясь из общей картины, опущены вдоль тела, как у жертвы, скованной гибельным страхом.
– Я подброшу тебя, – объявил Александр с такой твердой интонацией, какой попросту невозможно перечить.
– Но вам же самим…
– Даже если я потеряю целую ночь, худого со мной ничего не случится.
– И правда, заблудшая душа, – тихо проговорила девушка.
– Это еще почему?
– Не знаю, – пожала плечами она. – Вам как будто бы податься некуда, – с чувством уязвленной гордости Александр обескураженно округлил брови, и девушка, уловив перемену настроения, тут же извинительно залепетала тонким голосом, чуть шагнув вперед, словно порываясь вспорхнуть, и едва не споткнувшись о собственные ноги. – Нет-нет, я не то имела в виду, я не хотела вас задеть, просто… Оставьте без внимания, – с обреченной усталостью махнула рукой она. – Это от замотанности столько ерунды с языка летит.
– Недаром ведь списывают на ночь…
– Давайте лучше поедем. Не будем тянуть кота за хвост. А нет, – дернулась она, – подождите. Всего лишь секунду, мне нужно вещи забрать.
Она развернулась и твердыми семенящими шагами устремилась к бару, а потом скрылась за плотным занавесом. Прохлада позднего вечера приятно обдавала. Небо насыщенно-темное, как будто на холсте смешали все краски. Воздух наполнен ярким запахом хвои. Под ногами зеленые иссохшие иголки, кое-где чешуей сверкают шишки. И тишина, ни единого звука, как будто весь мир замер в ожидании…
Девушка выскользнула из-за двери с черной сумочкой на плече. Звякнув худой связкой ключей, она, сгорбившись, бросилась возиться с замком. Дернула дверь – та отказала поддаваться.
– Едем? – скромно проговорила она, как будто не веря, что ее в самом подбросят до дома.
Александр открыл машину. Запустил двигатель. Железо издало угрожающий рык, словно предупреждая об опасности, потом утихомирилось. Девушка устало выдохнула, как будто жалея обо всем на свете. Достала из сумочки складное серебристое зеркало, поправила темно-каштановую челку волос, практически касающуюся бровей. Очень хорошая внешностью, но с отпечатками изнуряющей скучной работы, какие не смываются и не поддаются маскировке косметикой…
– Ну, диктуй адрес.
– Это в Ушково… Я сама наберу.
Девушка открыла карту на мониторе. Ее худенькие пальчики без маникюра быстро защелкали по экрану.
– Еще дальше от города, – усмехнулся Александр.
– Я училась в Питере и мучилась каждое утро шесть дней в неделю, когда рано вставала, чтобы успеть на электричку.
– По бейджику Карина?
– Верно, – кивнула она.
– Некоторые специально носят на работе чужие имена.
– А вас как звать?
– Александр.
– Тогда будем знакомы.
Она протянула ладошку для некрепкого рукопожатия. Тоненькая ручка, какая и крохотную жизнь ни под одной угрозой не обидит, но через эту кожу сочилось столько тепла, сколько не вмещает в себя даже бьющееся сердце влюбленного романтика…
– У вас такая красивая машина, – Карина покрутила головой, любуясь карбоновым салоном и различными светящимися синим кнопочками на панели управления.
– Дорога как раз пустая и без постов… Поедем побыстрее?
– Я никогда не ездила слишком быстро.
Очарованная до головокружения изяществом спорткара, она отвечала не думая, лишь бы не обижать молчанием.
– Значит, решено.
– Я вроде никуда не тороплюсь, но… Машина просто чудо! Это гоночная? – шутливо прозвенел ее тонкий голосок.
– Мечта с юности. Из гоночной в машину для души… – не без иронии хмыкнул Катаев.
– Как легко вам говорится… Как будто эта машина – игрушка.
Александр в возмущенном удивлении поднял брови, и девушка тут же слегка побледнела. Ее расширенные глаза отражали одновременно и страх, и невинную чистоту намерений и мыслей…
– Нет-нет! – вдруг очнувшись, затараторила она. – Я ни в коем случае не хотела вас обидеть, просто… Так много людей едва концы с концами сводят, берут кредиты, чтобы купить дешевую машину или… А вы разъезжаете на дорогущей ради души, потому что можете себе позволить… Я ни в коем случае не обвиняю вас, каждый получает то, что он заслужил, просто… Такой контраст…