– Интересная иерархия выходит. Ладно, не буду мучать.

– Вы вовсе не мучаете меня, – встрепенулась она, на что Александр лишь мягко улыбнулся.

– Возвращайся к делам, а если хочешь подискутировать… Напомни как-нибудь после, когда побольше времени свободного выдастся. А сейчас позови шефа.

Она покорно кивнула и поднялась. Грациозной неслышной походкой вышла из кабинета со сложенным в несколько раз сочинением в руках.

В кабинет украдкой заглянул мужчина лет сорока с колпаком на голове. Лицо тщательно выбрито. Под глазами огромные фиолетовые мешки от неспокойной жизни… Он закрыл за собой дверь и, послушно сцепив руки внизу живота, застыл в ожидании, соединив друг с другом пятки. Казалось, он готов простоять так до конца рабочей смены…

– Дима… – Катаев вздохнул и выдержал длинную паузу. В волнительном нетерпении шеф-повар потирал взмокшие ладони. – В Сестрорецке новый ресторан открывается… Люди. Мне нужны люди, сколько же в них проблем… Повара, разумеется, требуются. К кому мне еще обращаться, как не к тебе, по этой части еще обращаться?

– Это ж какая даль… – тяжко вздохнул тот.

– Не скажи.

– До туда добираться и добираться…

– Знакомые есть?

Нервно прикусив губу, будто его уже обязали таскаться на новое рабочее место, он затоптался на месте, все не расцепляя руки…

– Да никого из местных я переводить не собираюсь! – рявкнул Катаев. – Даже на первое время просить не стану! – Дмитрий поднял на Александра полные надежды глаза, в которых под лучами горящей люстры блестели крупицы слез. – Обрадуй парней, иначе от этой кухни лишь руины останутся.

– Но я поспрашиваю, – вдруг скромно признался тот. – Есть у меня на примете парочка, планирующая переехать в Сестрорецк. Как раз повара…

– Вот и славно, – пробубнил Александр, задумчиво склонив голову над столом. – Собственно, по пустяку позвал. Нет больше новостей. А теперь… Там почти что целый зал, люди голодают…

Молниеносным движением Дмитрий схватился за дверную ручку с несокрушимым желанием убраться восвояси, однако какая-то все же заставила его обернулся.

– Точно никого из нас не отправят в Сестрорецк?

– Как будто на фронт отправляют… Даю слово.

И Дмитрий с расплывшейся по лицу болезненной улыбкой перескочил через порог кабинета.

– Шампанское! Да пусть оно рекой разливается по асфальту и дурманит наши головы одним своим запахом! – опьяненный празднеством, выкрикивал Роман Юрьевич, почти что прыгая на радостях с не представляющими никакой ценности бумагами в руках. – За успех! Выпить! Скорее выстрелить пробкой!

Ни один прожектор человеческого внимания не падал на двоих в костюмах из тягучего течения толпы солнечной сентябрьской улицы в центре города. Иван Давидович задержался в банке, объяснив неторопливость необходимостью перевести измотанный дух. Долю в тридцать пять процентов Беляев внес наличными. Лет семь назад, от нечего делать размышлял Катаев, хлопнули б да забрали б чемодан с деньгами, и был бы он таков…

– Пас. Не сегодня и не завтра…

– Это еще с какой стати? – он требовательно отдернул Катаева за рукав. – Куда намылился?

Александр лениво вырвал руку, наградив Беляева осуждающим взором, но тому хоть бы что: под неподвижным уродливым, здоровенным носом плутовская улыбка.

– Никогда не достичь нам покоя. Дай бог дороги облегчат душевные страдания.

Он вяло пожал руку товарища, рухнул в спорткар, завел мотор и, еще оставаясь на месте, опустил стекло.

– Вон девчонки скучают, – под вывеской кофейни две подружки, сблизившись друг к другу лицами и заговорщически перешептываясь, стреляли в них глазками. – Не упусти шанс развеселить поклонниц.

– Их двое, – подмигнув, ответил тот, облокотившись локтем о крышу машины и потянулся за сигаретами.

– Ничего, как-нибудь справишься.

Александр резко рванул с места – Беляев, опирающийся о машину, едва не повалился на проезжую часть. Катаев неспешно рассекал городские дороги и попросту не знал, возле какой пристани причалить. Стоя под очередным красным, набрал Люси.

– Саша? – запыхавшись, выстрелила она.

– Люси, могу заехать?

Куда угодно, думал он, только не обратно, не к молчаливой тоске домашнего очага…

– Не сейчас. Сейчас вообще никак. Не могу, – жадно глотая воздух, обрывисто шептала она. – Через пару часов. Если только так. Ближе к вечеру…

Он сбросил трубку. Откинул телефон в сторону. Тот улетел куда-то пол сиденье. Женщина, которая, как кажется, готова прибежать по первому зову монет, была занята другим. Ненастоящая продажная любовь, обещающая верность, страсть, искренность и вечность, пока не кончилась плата за час, предателем вонзила нож меж позвонками.

Он припарковался перед парадной красивенького дома в Петроградском районе. Заглушил мотор. Задержался в салоне на несколько минут, с тоской поглаживая руль и обдумывая всякую всячину, не имеющую, в сущности, никакого смысла. Потом выбрался из машины. Набрал в легкие как можно больше воздуха, но меланхолия от того так и не улетучилась.

В выложенной светлой плиткой парадной по краям длинного зеркала, прикрепленного возле лифта, торчало два низеньких кожаных кресла, а подле них на полу – горшки с простоватыми растениями, раскидывающими широкие листы. Там, в деревянном мини-баре на кухне, припоминал он, должен найтись недопитый виски с давних времен…

– Саша… – одними губами прошептала девушка с йоркширским терьером на поводке.

Он остановился как вкопанный. Девушка как будто бы подкарауливала его за углом. Кого уж точно, так эту особо он меньше всего жаждал лицезреть.

– Ну что еще? – в недовольстве проскрипел зубами Катаев.

– Саша, что же мне делать? – затянула жалостливую песню она. – Что же делать несчастному человеку, когда его норовят ни за что ни про что вышвырнуть из дома…

Вот оно что, смекнул Катаев, зорко глядя на Свету. Несмотря на жизнь под надзором деспота, она была изысканно ухоженной девицей, к которой так и тянулись чужие руки, надеющиеся заполучить сказочную ночь, и она частенько поддавалась ветреным порывам…

– Значит, опять грозиться? – та кивнула. – Так, может, мне мозги ему на место вправить?

Он демонстративно медленно потянулся за пазуху… С ошарашенными глазами девушка всем телом молниеносно кинулась наперехват мужской руки.

– Нет! Нет! – заверещала она. – Ничего не надо! Не делай ничего! Ради креста!

Катаев с наигранным возмущением глянул на нее: мертвенной хваткой Света вцепилась в его запястье сразу двумя руками. Дыхание сбито, учащено. Ярко-красные губы чуть округлились… Знал он этого актера: театральные истерики, на том и конец. Женушка-то его не чувствует мужского стержня, потому то все время и сбегает, а сейчас вот требует заботливое покровительство запылившегося любовника, чтобы развеять скучную жизнь.

– Не надо! Только без этого, без разборок, без крови… – как не в себе зашептала она. – Я этого всего жутко боюсь, ты же знаешь. Знаешь, что схожу с ума, что не выдерживаю…

Звякнул лифт. Из железной коробки выкатился внушительных размеров пузан – Света, как ошпаренная, тут же отшатнулась от Александра, едва не задавив пригорюнившую под ногами собачонку. Пузан, смачно сморкнув носом, опрокинул двоих взглядом с ног до головы.

– Тоже мне, культурные подворотни, жмякаются где попало, – плюнул он, перекачиваясь к выходу с ноги на ногу.

Катаев обернулся к девушке, едва пузан скрылся за углом. А между тем, на лице ее радостные плясали нотки празднества.

– Лучше не задерживаться нам в этих сенях. Люди здесь не добрые, а лишние поклонники нам не к чему.

Она приблизилась к Александру вплотную со сдерживаемым порывом обнять. Женское дыхание едва касалось его щек… И тут он явно ощутил, что любая проститутка, какой он заплатил бы, и то была бы ближе ему…

– Что же мне делать… – все никак не успокаивалась она.

Катаев тяжело вздохнул, ставя точку на всем. Сейчас она бесстыдно закатывает ему мелодраму, а пару часов спустя, когда вернется ее хахаль домой, бросится распивать с ним вино да роптать на разошедшееся по швам вечернее платье…