Переходили на сторону белых и целые подразделения, особенно из числа пленных, бывших частей Кавказского фронта. По мнению представителей Добрармии, 70 % из них воевали хорошо, 10 % уходили обратно к красным, 20 % уклонялись от боев. Однако и этого количества вполне хватало для пополнения белой пехоты. К тому же в августе белые впервые изменили своему добровольческому принципу и начали комплектовать армию по мобилизации. Чем в конце концов они хуже большевиков?

Сначала были мобилизованы все офицеры до 40 лет. А затем, по мере того как красные начали внедрять политику продразверстки и среди крестьян, мужик из черноморцев и ставропольцев, прежде лояльный большевикам, нестройными толпами пошел и в Белую Армию. В ноябре был объявлен призыв возрастов и с 1893 по 1899 год рождения.

После разгрома красных под Ставрополем часть их войск откатилась к Волге, часть рассеялась на Северном Кавказе. К концу 1918 года никакого организованного сопротивления армии Деникина на территории от Черного до Каспийского морей практически не оставалось. Локальные очаги стихийных выступлений и деятельности красных партизан подавлялись мелкими карательными акциями.

За полгода 2-го Кубанского похода Добровольческая армия обрела себе «столицу», территорию, население, выход к морю, союзников, гражданскую власть. А главное — доверие и базу для будущего похода на Москву. Деникина и его «штыки и сабли» перестали воспринимать временным или случайным явлением. Белая Армия стала реальной и грозной СИЛОЙ (к 1 января 1919 года в ее составе насчитывалось 82 600 штыков и 12 320 сабель), способной решать не только военные, но и политические задачи. Стратегический план генерала Деникина на летнюю кампанию 1918 года был выполнен с лихвой. Если символ Белого движения сын казака генерал Корнилов по существу терпел сплошные поражения (корниловский мятеж, отступление из Ростова, проваленный поход на Екатеринодар), то принявший его знамя сын крепостного генерал Деникин шел от победы к победе.

Даже прибывший 13 октября 1918 года в Омск адмирал Александр Колчак на следующий день отправил письмо генералу

Алексееву (уже на тот момент покойному), в котором предлагал свои услуги и готов был прибыть на Юг России, чтобы поступить в его распоряжение в качестве подчиненного. Через месяц в Омске произошел переворот, и свергнувшие Директорию казаки провозгласили Колчака Верховным правителем России. После чего у него вообще отпала необходимость кому-то подчиняться.

Однако к ноябрю 1918 года стало понятно, что судьба Гражданской войны будет решаться все же не в далекой Сибири, и даже не в Поволжье, а именно на Юге России, где генерал Деникин возрождал Русскую армию. Возрождал со всеми ее традициями — знаменами, регалиями, кокардами и погонами. Присовокупив к этому то, что уже было завоевано за год кровопролитной борьбы.

Пока шла Первая мировая война, полностью поглощенная «сокрушением гуннов» Антанта и помышлять не могла об активной помощи Белому движению. В дееспособность белогвардейцев не очень верили, и, как правило, участие союзников в российских делах ограничивалось лишь бодрыми оптимистическими заверениями. Ни в коем случае не для печати, ибо в начале 1918 года послы Антанты во главе со «слепым музыкантом европейского оркестра» Жозефом Нулансом еще не оставляли надежды убедить Ленина и Троцкого в необходимости содержать фронт против Германии. Даже когда вовсю шел переговорный процесс в Брест-Литовске.

Воевать самим теперь уже с Россией или хотя бы с какой-то активной ее частью у Антанты не было ни сил, ни желания. Гораздо дешевле было бы потратиться на финансирование реальной политической, а лучше военной силы, которая наведет в стране порядок и продолжит войну с Центральными державами.

Как и следовало ожидать, «слона» Нуланс не приметил, Добровольческой армии в упор не видел, а сорил деньгами в пользу эсеров, кадетов, чехословаков, поддерживая Ярославльско-Муромский мятеж Савинкова, выступление легионеров генерала Станислава Чечека, эсеровский Комуч (Комитет членов Учредительного собрания) в Самаре и пр.

14 декабря 1917 года военный кабинет Великобритании принял решение о материальной помощи антибольшевистским силам. С партнерами по Антанте был подписан меморандум, в котором говорилось, что «если французы возьмут на себя задачу финансирования воинских сил на Украине, то мы могли бы изыскать деньги для других. Несомненно, что США присоединятся к этому процессу».

«Другие» — это казачьи области, Кавказ, Курдистан и Средняя Азия, где пролегали «жизненные интересы» Туманного Альбиона. У наших заокеанских друзей подобные интересы располагались в Сибири и на Дальнем Востоке. Франция брала на себя ответственность по организации и финансированию антибольшевистского движения в Бессарабии, Украине, Крыму. Она еще в начале декабря 1917 года признала независимую от России «Украинскую Народную Республику» Михаила Грушевского, обещая содействие деньгами в случае продолжения войны с Германией. Следом за ней Раду признала Англия. На Петроград уже махнули рукой, хотя и продолжали попытки всячески оттянуть сепаратный мир.

23 декабря в Париже была подписана Конвенция, которая говорила о разграничении «сфер влияния» в России. Расходы на святое дело должен был взять на себя «межсоюзный централизованный орган».

Однако максимум, что сделали союзники для финансирования «Белого дела» на юге России на его начальном этапе, это удачная афера английского разведчика Теренса Кийза с проталкиванием за взятки 15 млн рублей из уже национализированного большевиками Госбанка в его ростовское отделение. Правда, деньги пришли с большим опозданием — Добровольческая армия уже ушла в Ледяной поход. По свидетельству генерал-лейтенанта Бориса Казановича, к февралю 1918 года из обещанных сумм западные державы реально перевели на счета Белой Армии всего лишь 500 тысяч рублей.

Осенью 1918 года, когда события на Западном фронте стали более определенными и союзники Германии стали по одному выходить из войны (Болгария, Турция, Австро-Венгрия), исход мировой мясорубки уже стал предопределенным. У Антанты развязывались руки для вмешательства в русские дела. Не из гуманитарных соображений, конечно, — единая и сильная Россия никому не была нужна. Важно было, во-первых, вернуть свои деньги, вложенные в русскую экономику еще при царском режиме (как говорилось в меморандуме союзников, «нужно заручиться солидным залогом за долги, взятые Россией у Антанты»), во-вторых, отгородиться от московского большевизма двойным «санитарным кордоном» из государств-лимитрофов. Первый кордон после развала Центральных держав должны были составлять новообразованные страны Восточной Европы — Финляндия, Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Болгария. Своим созданием они были обязаны Антанте и полностью от нее зависели, поэтому на их верность можно было положиться. Второй кордон казался менее жизнеспособным, но свою «санитарную» роль также мог бы выполнять хотя бы первое время — страны Балтии, Белоруссия, Украина, Крым, Дон, Кубань, Грузия, Армения, Азербайджан, Туркестан, Сибирь, Дальний Восток.

К примеру, выступивший с обращением к воюющим нациям, известным под названием «14 пунктов», президент США Вудро Вильсон, комментируя 6-й пункт, заметил: «Все белогвардейские правительства на территории России должны получить помощь и признание Антанты; Кавказ — это часть проблемы Турецкой империи; Средняя Азия должна стать протекторатом англосаксов; в Сибири должно быть отдельное правительство, а в Великороссии — новое (то есть не советское)».

Посол Англии в Париже лорд Берги записал в своем дневнике: «Нет больше России! Она распалась. Если только нам удастся добиться независимости буферных государств, граничащих с Германией на Востоке, т. е. Финляндии, Польши, Эстонии, Украины и т. д., то, по мне, остальное может убираться к черту и вариться в собственном соку». Тех, кто «может убираться к черту», то есть русский народ, лорд сразу вычеркнул из бытия. «Такой вещи вообще не существует, перед нами не что иное, как агломерат различных рас, разбившийся на куски».