А я вам, гражданочка, прямо скажу: не люблю я попов. Не то чтобы я к партии подмазывался, антирелигиозного дурману напускал, но только не люблю я духовной категории.

А за что, спросите, не люблю? За жадность, за скаредность, — вот за что. И не то чтоб я сам мот был или бонвиван какой, но вот судите сами, какие от попов могут поступки происходить.

Живет с нами на одной лестнице духовная особа, Николо-Воздвиженского приходу священник. Собачка у них имелась, не скажу чтобы очень благородного происхождения, да ведь главное-то не лягавость эта самая, а характер.

А характер у ней, надо сказать, замечательный был, ну, просто сказать, домовитая собачка была, не гулена какая-нибудь дворняжная.

И стали мы примечать, что собачка худеть начала. Ребра, знаете, обозначаются, и на морде грусть. Одно слово — плохое питание и обмен веществ.

Стали мы духовной особе замечания говорить, не по грубости, конечно, а по-деловому:

«Так, мол, и так, вы бы, товарищ, служитель культа, собачке вашей мясной паек увеличили, худает собачка ваша, как бы и вовсе не сдохла».

А духовная особа проходит равнодушной походкой, будто и не ее это касается.

Только гляжу, в понедельник утром возле помойной ямы собачий труп валяется. Ножки тоненькие свесились, шерсточка в крови, а ухо-то, знаете, вроде каблуком придавлено.

Тоска меня взяла — очень уж приятная собака во дворе была, на лестнице никогда не гадила. Стал я у дворника справки наводить, как да что да неужто песик своею смертью от плохого питания помер.

И узнали мы, гражданочка, что духовное лицо своими руками собачку уничтожило за паршивый, извиняюсь, кусок мяса. Съела собачка мясо обеденное, а мясу тому, простите, кукиш цена.

Обида меня взяла, гражданочка, скажу вам, до смерти.

И хотите — обижайтесь, хотите — нет, а я вам открыто скажу: не люблю я духовной категории.