— Анют, лимонной цедры побольше добавь, чтобы крем получился насыщеннее.

— Хорошо, Василиса Григорьевна.

— Оль, почему коржи такие бледные? Ты снова «отошла» от рецепта? Я даже отсюда вижу, что какао слишком мало.

— Простите, Василиса Григорьевна. Больше такого не повторится.

— Очень на это надеюсь. Иначе мне придется взять более ответственного сотрудника.

Лицо Оли покрывается красными пятнами, но комментировать моё наставление она не решается. Понимает, что в этом только её вина. Я ведь уже не первый раз делаю замечание по поводу весов. Не доложил или переложил — испортил. Считай, купил.

Вернувшись на своё рабочее место, продолжаю декорировать торт. Уже практически всё готово. Осталось сделать из мастики балерину в розовой «пачке» и прилепить цветы.

Мой двухъярусный шедевр получился восхитительным: в меру нежным, с легкой кислинкой и сладким воздушным кремом внутри. Я бы сюда еще добавила клубнику, но у ребенка аллергия, так что пришлось выходить из положения, смастерив из мастики несколько ягодок для визуального удовлетворения.

— Василиса Григорьевна — спустя час в цех заглянула Олеся, работница бара. — Там заказчик приехал за тортом. Можно выносить?

— Я сама — махнув рукой, я беру круглую прозрачную коробку с эмблемой в виде цветка фиалки и направляюсь в зал.

Сегодня в кафе довольно тихо, но, несмотря на это, отдыхать нам не приходится. Сейчас отдам торт и приступлю к следующему заказу. В том месяце с продаж на вынос мы заработали больше, чем за всё существование кафе. Поэтому я решила его усовершенствовать и помимо тортов, выпекать имбирные пряники в разных тематических стилях. Вчера я весь вечер тренировалась рисовать мишку «Тедди» но конечного результата так и не добилась. Пряники — работа кропотливая, я бы даже сказала, утонченная. Порой хочется всё бросить, но люди безмерно ценят ручной труд, готовые прилично за это платить. А я, в свою очередь, готова выкладываться на полную.

Поставив на стойку коробку, смотрю на мужчину напротив. Он стоит в профиль, с кем-то разговаривая по телефону и не замечая ничего вокруг.

— Кхм, здравствуйте, — обращаюсь к нему, изобразив вежливое добродушие. Он отодвигает телефон от уха и, развернувшись, стягивает с головы капюшон. Темные волосы аккуратно уложены назад, на лице профессионально выстрижена бородка. Карие глаза.

Моя челюсть встречается с полом.

— Самарин?

— Леонтьева? — Отвечает Слава, поразившись не меньше моего. Он практически не изменился за эти годы, разве что выглядит больше не как сопливый мальчишка, а взрослый мужчина, знающий себе цену. По крайней мере, производит он именно такое впечатление. — Сколько лет, сколько зим. Не думал, что встречу тебя здесь — Слава обводит глазами помещение в стиле минимализм, возвращая взгляд к моей персоне.

— Ты что-то имеешь против этого места? — Насупившись смыкаю руки на груди.

— Ничего не имею против. — Качает головой — Выходит, что ты здесь работаешь?

— Получается, что так.

— Василиса Григорьевна, владелица «Фиалки» — Вставляет свои пять копеек Олеся, за что награждается уничтожающим взглядом.

Побледнев, она тут же уходит.

— Уууу, так ты к нас бизнес леди Леонтьева. Булочек начальник и хинкали командир?

Я не разделяю его веселья, продолжая держать маску непроницаемости.

— А ты, я смотрю, как был клоуном, так им и остался. За двенадцать лет что, совсем мозгов не прибавилось?

— А ты всё та же зануда. — Хмыкает он.

Мне плевать, что обо мне думает Самарин. Я, в принципе, уже лет как пять перестала реагировать на критику в свой адрес. Для меня это так же бессмысленно, как изучать философию, которая, в свою очередь, непригодна для жизни.

— Ты чего пришел? — Решаю перевести тему разговора.

— За тортом и пришел.

Ах да, торт.

— Мне по телефону сказали, что будет высокий солидный мужчина. Ты его по дороге потерял?

— Нехорошо разговаривать со своими клиентами в подобном тоне, госпожа Леонтьева. — Вторит с осуждением, но в глазах пляшут смешинки.

Говорю ж — клоун.

На самом деле я всегда вежлива со своими гостями, несмотря ни на что. Только Самарин не все. Он мой личный дьявол в человеческом обличие. И это еще мягко сказано. Я до сих пор с содроганием вспоминаю наш выпускной в школе. Казалось бы, прошло столько лет, а тот случай до сих пор на подкорках памяти маячит, напоминая о моём позоре.

— Так, ладно, некогда мне с тобой задушевные беседы вести. Вот торт, — указываю на коробку справа, — можешь забирать. Всё уже оплачено.

— А как же поболтать?

— Извини, но работы много.

— Что, даже чаю со мной не выпьешь?

— Я бы с удовольствием, — нагло вру. В аду я видала такое чаепитие — Но мне правда нужно работать.

— Ладно, еще увидимся.

Не дай бог.

— Ага, давай пока. — Я фальшиво улыбаюсь во все тридцать два, лишь бы поскорее избавиться от этого назойливого короеда. Правда, Слава, кажется, не особо торопится доставить торт имениннице, чем сильно выводит меня из душевного равновесия.

— Чего не уходишь?

— Прогоняешь? — щерится, постукивая пальцами по губам — Не думал я, что ты — Леонтьева, настолько злопамятная.

— Мне не за что на тебя обижаться — С деланной невозмутимостью курирую я.

— Ну, окей — С лёгкостью соглашается. Но выражение лица говорит об обратном. Слава проводит ладонью по щеке, пребывая в легкой задумчивости. А спустя, кажется, бесконечность наконец-то отмирает.

— Рад был видеть — бросает напоследок и, взяв в руки коробку, не спеша направляется к выходу.

— Не скажу того же — бормочу себе под нос, провожая глазами широкую спину, обтянутую песочной тканью.

— Мам, пап — я дома.

Стряхнув с подошвы налипший снег, снимаю ботинки и ставлю на полку для обуви.

Из кухни доносится запах жареного мяса, чем вызывает во рту обильное слюноотделение, а в животе-настоящий апокалипсис. Кажется, я готова сожрать мамонта.

— Ну, наконец-то — в прихожей появляется мама, озарив меня недовольным взглядом. На ней домашний комбинезон оливкового цвета, подчеркивающий стройную талию. Лицо с минимальным количеством косметики, за исключением ярко-накрашенных губ в цвет спелой вишни, а волосы собраны в аккуратный пучок. Мы не похожи. Я — кареглазая брюнетка, как мой отец, ростом под метр семьдесят. А мама — миниатюрная блондинка с голубыми, словно чистое небо, глазами и характером «Цербера» — Ты снова задержалась на работе! Сколько это будет продолжаться, Василиса?

— Заказов много — поясняю, убирая в шкаф дутый пуховик. — Знаешь же, что сейчас в разработке пряники. Нужно больше времени для их реализации.

— Давай без подробностей. Мне твои пирожки уже поперек горла.

В груди кольнула обида.

Мама никогда не разделала моих увлечений кулинарией, и я почти привыкла. Ей хотелось, чтобы единственная дочь преуспела в медицине, как когда-то она и дедушка. А в итоге все мои достижения для неё хуже горькой редьки.

— Как хочешь — пожав плечами, расправляю бирюзовый джемпер. Я уже собираюсь двинутся в сторону кухни, но мама преграждает путь, уперев руки в бока.

— Иди для начала переоденься и причешись, а-то на пугало похожа. У нас гости.

— Нормально я выгляжу. Тем более, кроме тёть Зои и папиных друзей к нам никто не ходит. А они меня всякой видели. Дай пройти.

Мама хмурится, не сдавая позиций. Теперь её руки сложены на груди, а губы сжаты в тонкую линию.

— Василиса. Ты хоть раз можешь не перечить матери, а сделать, как я прошу?

— Я всё делаю как угодно именно тебе. — Хмурюсь в ответ.

— Однако выбрала профессию кухарки. — Раздраженно выплевывает. — А могла бы стать…

— Так, всё. Хватит! Это мой дом! И здесь я могу ходить, как хочу и в чем хочу.

— На свой дом, дорогая моя, ты еще не заработала. Поэтому будь добра — следуй правилам.