Эта мысль царапает, задевает что-то важное в сознании, но я не успеваю её осмыслить, потому что Яся подходит ближе и протягивает руки к сыну. Походу, ревнует. Что я и озвучиваю с ухмылкой на губах, не спеша передавать ей пацана.

– Нет, Слава, – закатывает она глаза. – Просто моему сыну давно пора на сон-час.

– Так чего ты стоишь? Пошли, – хмыкаю я и иду с пацаном на руках в дом.

Яська явно озадачена, но всё же идёт следом. Мы заходим в дом, поднимаемся на второй этаж, проходим в её спальню. Раньше здесь была гостевая комната. Почему отец не выделил новой жене спальню бывшей? Или она сама её не захотела? Не захотела жить в соседней комнате от него? Забралась как можно дальше?

Чёрт, зачем они поженились?

Зачем она после нашей ночи отправилась спать с ним? Или он сам к ней пришёл? Не к ней, конечно, к её матери, а Яська решила воспользоваться возможностью? Залететь от него? Ей пришлось бросить институт, финансы заканчивались, работы не было, лучший друг бросил, отвернулся от неё и тут появляется его отец. Хороший шанс жить в достатке и хоть как-то быть ближе ко мне?

Чёрт, я мог думать так поначалу, когда не замечал знаков. Сейчас я просто не могу поверить, что могло быть именно так. Что же произошло на самом деле?

За размышлениями я не замечаю, как пацан затихает прямо у меня на руках и возле его кроватки, аккуратно кладу его на подушку. Его, наверное, нужно было раздеть? Вон на коленях следы от травы. Да и умыть следовало бы – на пухлой щёчке тонкая полоска пыльной грязи, пальцы тоже в земле. Кто-то искал клад?

Озвучиваю свои вопросы шёпотом, но Яся молчит. Молчит долго, и мне приходиться оторвать взгляд от лица пацана и вопросительно посмотреть на неё. В её глазах стоят слёзы.

– Эй, – тут же подаюсь я к ней, касаюсь ладонью её щеки, второй – притягиваю к себе за поясницу. – Ты чего?

Яся не отвечает, просто смотрит на меня и молчит. В глазах застыли боль и отчаяние, и я вообще перестаю что-либо понимать. А затем она резко утыкается носом мне в грудь и обнимает руками талию. Жмётся с силой, словно я в любой момент могу исчезнуть.

Не исчезну. Не смогу.

Обнимаю её в ответ, касаюсь губами волос. Мой друг, моя душа, женщина. Как же мне тебе помочь? Что сделать, чтобы испарить из твоего взгляда эту отчаянную боль? Очень надеюсь, что её виновник не я.

– Ясь, ты можешь мне всё рассказать, слышишь? – шепчу я в волосы минуту спустя.

Она часто кивает и быстро отстраняется от меня, поворачивается к колыбели, сжимает пальцами поручни, склонив голову.

– Ясь…

– Ты прав, – нервно усмехается она, стирая слёзы с глаз. – Митю нужно было умыть и переодеть. Но уже пусть так, не будить же его. Где Зоя? – оглядывается она на дверь. – Мне тоже нужно сходить в душ.

– Мне кажется, этой женщине нравится оставлять нас наедине, – хмыкаю я, обнимая Ясю со спины. Но она выскальзывает из моих рук и встаёт в метре от меня.

– Перестань.

– Что?

– Тебя не отпустило? После… после того, что случилось?

– Серьёзно считаешь, что мне от тебя нужен был лишь секс? – усмехаюсь я.

– Нет? – тоже усмехается она, словно ножом полоснула по нервам.

– Нет, – припечатываю я и продолжаю глухо: – Тебе нужно время, да? Чтобы поверить, начать вновь доверять. Я понимаю. И готов ждать. Хоть всю жизнь, Ясь. Помни это, ладно?

Не дожидаясь ответа, я быстро иду к выходу, потому что внутри всё кипит. Знаю, сам виноват, но жутко бесит, что именно она так обо мне думает. Ничего не могу поделать – все чувства, касающиеся её, слишком острые, пробивные, на грани. Контроль буквально трещит по швам, если она рядом.

Время. Здесь ничего, кроме него, не поможет. Как бы я не старался. Значит, буду ждать. Ждать и находится рядом.

В общем, я не беспокою Яську да самого ужина, давая ей, опять же, время свыкнуться со случившимся. А сам бесцельно сижу в комнате, в которой прошла большая часть моего девства. Я ненавидел её. Ненавидел этот дом. Отца. При любой возможности сбегал к Яське, или в конюшню, где она так любила проводить время. Эта девчонка была моим спасением, воздухом, освобождением от отравляющего чувства ненависти. Но тогда я этого не понимал. И никогда не благодарил её за то, что она была в моей жизни. Принимал, как должное её дружбу. А по факту я и жил, только за счёт неё. На самых отвязных вечеринках, которые устраивали мои одноклассники, за тысячу миль от дома, от отца, я не чувствовал себя по-настоящему живым. Ни разу.

Только рядом с ней. С ней и ни с кем больше, я забывал о том, что в другое время отравляло душу.

Потому, заняв привычное место за столом, я жду её появления. Жду момента, когда мне будет плевать на отца, который сидит рядом. Но она не приходит. Ни через две минуты, ни через полчаса.

Разговор с отцом не клеится. Мне в принципе с ним не о чем говорить, а выяснять что-то о Яське, об их отношениях не позволяет злость. Сорвусь же. Тупо не смогу спокойно выслушать ни одну из его версий их странного бракосочетания.

Приходится строить хорошую мину при плохой игре, чтобы не выдать желания, как можно скорее закончить ужин и сорваться к Яське. Выяснить почему её не было, что случилось.

Не хочу, чтобы отец это понял и начал что-то подозревать.

Но мои планы рушатся.

– Сын, очень надеюсь, что на завтрашний выходной у тебя нет планов.

– Что задумал? – усмехнувшись, бросаю я.

– Приём. В твою честь. За то, что обрадовал отца своим присутствием за столько лет. Нужно предупредить мою жену. Пойду. А ты продолжай наслаждаться ужином. Согласись, барашек сегодня отменный. Заодно выясню причину, почему Ярослава не спустилась к нам.

Сукин сын!

А мне теперь мучится незнанием до самого утра.

Я со злостью провожаю спину отца, а затем меня отвлекает зазвонивший телефон. Номер не известен, и я в тайне надеюсь, не знаю почему, что это Яся.

– Да?

– Слава, это Николай. Николай Гомозов.

– Неожиданно, – усмехаюсь я. – Чем обязан?

– Есть разговор. Не телефонный. Можешь со мной встретиться?

– Даже не представляю о чём мы можем разговаривать.

– Речь о твоём отце и… Славе.

– Яся? – мгновенно напрягаюсь я. – Что? Говори!

– Всё при встрече, Слав.

– Завтра. На приёме. Тебя пригласили?

– Родителей.

– Что ж, тогда тебя приглашаю я.

Сбрасываю вызов и сжимаю телефон в руке. Может этот хмырь действительно что-то знать о моём отце и Ясе? И что это? Какое он вообще имеет к ним отношение?

Твою мать, может я один не в курсе того, что знают всё вокруг?!

Яся…

После того, как Слава уходит, в комнату заходит Зоя. Женщина выглядит настороженной, а в глазах проскальзывает любопытство. Не знаю почему, но мне нестерпимо хочется на неё накричать. Похоже, мои нервы на приделе и злость на то, что сейчас происходит, злость, которая копится во мне каждую минуту, почти ярость на своё бессилие ищет выход. Любой.

Я сдерживаюсь и иду в душ.

Я люблю его. Люблю до колик в животе, люблю так сильно, что невозможность быть с ним приносит почти физическую боль. Ещё больнее смотреть, как он проявляет заботу по отношению к моему… нет, к своему, сыну, даже не подозревая о правде.

Мысленно возвращаюсь в конюшню, и сладостная дрожь мгновенно охватывает всё тело, внутренности, звенит под кожей. Я так привыкла думать, что подобные ощущения никогда больше со мной не повторятся, что едва верю в реальность случившегося. Мой единственный мужчина, моё наслаждение, любовь, отрава и боль.

Мы были слишком неосторожны. Безрассудно.

Тем сильнее желание испытать эти ощущения вновь.

Я не иду ужинать по одной простой причине. Я боюсь. Выдать себя, Славу. Нас. Слишком свежи во мне воспоминания, они горят в моих глазах, разгоняют скорость биения сердца, кипят в крови. Стоит Святославу чуть пристальнее ко мне присмотреться и всему конец.

Поэтому я заранее кормлю Митю, отпускаю Зою и весь вечер посвящаю играм с сыном. По крайней мере, я очень стараюсь уделить всё внимание ему и не слишком часто уходить в себя, в будоражащие нутро воспоминания.