Англичане, отмечалось в документах Министерства иностранных дел Российской империи, «уже давно обратили внимание на политико-дипломатические и торговые возможности Маската для расширения своего влияния на всю Аравию». Не встречая «серьезного сопротивления» со стороны других держав и «пользуясь слабостью и беспомощностью местных правителей», англичане, как считали российские дипломаты, «целенаправленно подготавливали почву для последующего надвижения с юга Аравии на все Аравийское побережье». Дальнейшее «бесконтрольное утверждение англичан в Маскате, а через него... и на всем Аравийском побережье Персидского залива, — полагали они, — должно быть Россией теперь же и мирными способами задержано». В противном случае, такое «надвижение», несомненно, создало бы для них «весьма удобную и близкую базу для успешного воздействия и на соседнее, южноперсидское, побережье с прилегающими к нему островами» (103).
Пристальное внимание российской дипломатии к Маскату объяснялось еще и тем, что «с открытием русской торговой навигации в Персидском заливе» Маскат становился «этапным пунктом» для русских торговых судов. Представлял Маскат интерес и для кораблей Военно-морского флота России, заинтересованным в посещении Маската для загрузки углем (104).
«Учрежденное в Маскате русское представительство, — подчеркивается в докладной записке МИД Российской империи, — правильно осведомленное на месте о событиях в крае, несомненно, могло бы ... своевременно предвидеть и предупреждать нежелательные там, с точки зрения отечественных интересов, явления». Вступив в «непосредственные и ближайшие дружеские сношения» как с самим маскатским султаном, так и с «многочисленными правителями независимых пока арабских береговых шейхликов», русское представительство, помимо «утверждения русского имени в массе арабского населения», контрастно высвечивало бы — на фоне «нескончаемых притязаний англичан» — отсутствие у России колониальных намерений в регионе. Русский представитель в Маскате, говорится в этом документе, «имел бы возможность... служить проводником отечественных интересов на всем юго-восточном побережье Аравийского полуострова» (105).
Цель дипломатических замыслов Российской империи в бассейне Персидского залива была сугубо мирной. И состояла, как видим, в том, чтобы, с одной стороны, «мирными способами парализовать дальнейшие своекорыстные действия англичан в этом крае», а с другой — «развить и укрепить русское влияние среди местного населения», «создать ...более широкое торгово-экономическое общение» России с Южной Персией и Прибрежной Аравией (106).
Преследуя, параллельно с экономическими целями, и наши политические интересы в зоне Персидского залива, писал министр иностранных дел граф Ламздорф послу в Константинополе И.А.Зиновьеву в январе 1904 г., «мы силою вещей должны будем войти в известное общение с арабскими шейхами; ... в этом отношении почва является отчасти уже подготовленной, о чем свидетельствует ... проявление арабами симпатий к России, вплоть до ... ходатайства о принятии в русское подданство». «Факт исключительного преобладания» Великобритании в бассейне Персидского залива, отмечал граф Ламздорф, «отнюдь не может почитаться достаточным основанием для ... полного там бездействия с нашей стороны». Опыт показывает, что «именно деятельность России на побережье Залива в сравнительно короткое время... изменила к худшему положение там англичан, считавшееся тоже, якобы, всецело преобладающим» (107).
«За последние годы, — писал он, — благодаря совместным усилиям министерств иностранных дел и финансов, налажены ... торговые отношения между Россией и побережьем Персидского залива. Русское общество пароходства и торговли установило шесть ежегодных рейсов в местные порты; русские товары проникают... в глубь Аравии. Словом, русская торговля там приобретает себе прочное основание, и обещает с каждым годом все более развиваться» (108).
Существенную роль в плане укрепления престижа России в зоне Персидского залива сыграло, по мнению В.Н. Ламздорфа, Морское ведомство, направлявшее «военные суда для посещения портов Залива с целью дать прибрежному населению понятие о мощи России и подорвать укоренившееся в нем преувеличенное представление о могуществе Англии» (109).
В пользу дальнейшего продвижения интересов России в Аравии, отмечает граф Ламзддорф, выступает и Главное управление мореплавания и портов. В отчете, подготовленном им по распоряжению российского правительства (февраль 1904 г.), проводится мысль о своевременности создания в Маскате угольного склада — для «обеспечения надобностей пароходов торгового флота и военных кораблей» (110).
Находясь в таком «важном стратегическом пункте как Маскат», полагал граф Ламздорф, российский консул мог бы, отстаивая интересы России, оказывать, таким образом, и «нравственную поддержку» султану. И сдерживать тем самым «своевольные притязания англичан». Их «беспрепятственное хозяйничанье» в Персидском заливе, подчеркивал В.Н.Ламздорф, конечно же, «отзывается и на политической судьбе» Маската, и обоих, соседних с Маскатом, побережий Персидского залива(111).
Соображения В.Н.Ламздорфа относительно возможности политико-дипломатического «утверждения Государства Российского в Маскате», посол в Константинополе И.А.Зиновьев, курировавший в то время деятельность российских дипломатических миссий в зоне Персидского залива, разделял. Вместе с тем к идее графа Ламздорфа насчет «российского противовеса» сложившемуся к тому времени в регионе мощному политическому влиянию Англии относился критически. Указывал, в частности, на не прошедшие бесследно «продолжительные связи султана с англичанами». Отмечал готовность Лондона оказать ему «помощь и покровительство» (в чем султан тогда, заметим, крайне нуждался). Притом в решении острых и деликатных для него, как правителя, вопросах. В то время, действительно, только англичане могли реально помочь султану как в его усилиях по «обеспечению безопасности своих владений от посягательств на них ваххабитов, пытавшихся распространить свое влияние на всю Аравию», так и в плане «поддержания ... власти султана среди племен Омана».
В складывавшихся тогда в регионе условиях претворение в жизнь идеи о создании в Маскате равного Англии «противовеса влияния» в лице России И.А.Зиновьев считал делом маловероятным (112). Мы просто «не в состоянии будем, — писал он, — восполнить все те выгоды, которые султан извлекает ныне из тесных сношений с Англией». Если бы даже мы и могли сделать это, отмечал посол, то в таком случае «англичане не поколебались бы, конечно, принять более решительные меры в видах закрепления своего влияния в Маскате...» (113).
«Еще менее благоприятных для нас результатов, — полагал И.А.Зиновьев, — можно ожидать от попытки вступить в сношения с арабскими племенами, населяющими побережье на юго-востоке от Омана, а именно «Берег пиратов». Шейхи этих племен связаны с Англией договором 1892 г., в силу коего они обязались не входить в сношения с другими державами, кроме Англии, не допускать к себе их агентов и не уступать никакой части своих владений никому, кроме Англии. Засим, — продолжал И.А.Зиновьев, — остаются Кувейт и Бахрейн, где влияние Англии равным образом ... уже присутствует.
Одним словом, — резюмирует посол, — все Аравийское побережье Персидского залива представляется мне пока почвой весьма малоудобной для политического соперничества нашего с Англией. Соперничество это неизменно приведет нас к ... отрицательным результатам; ...ввиду этого я полагаю, что наше консульство в Маскате может иметь значение лишь с точки зрения наблюдения за деятельностью англичан и покровительства нашей торговле...
Россия не связана с Маскатом никакими договорами, и на маскатского султана нельзя смотреть как на самостоятельного государя... Наша попытка утвердить в этом городе консульство будет, без всякого сомнения, встречена англичанами с предубеждением... Необходимо поэтому позаботиться, чтобы... обеспечить нашему консулу такой прием, который не поставил бы его на первых порах в неловкое положение» (114).
