В этих целях в Бендер-Бушир англичанами был незамедлительно направлен крейсер «Помона». Командир этого корабля, согласно донесению И. Б. Индрениуса, «не переставал убеждать губернатора, как последний сам потом признавался, что выгрузка на берег угля для русского военного судна есть только начало занятия Бендер-Аббаса русскими» (57).
Вслед за этим, слухи о стремлении России к установлению контроля над персидским портом Бендер-Аббас, отмечали российские дипломаты, стали, «как по мановению волшебной палочки», активно муссироваться в английской и индийской прессе. Их тут же подхватили турецкие и проанглийские персидские газеты. Сообщения на этот счет появились даже в нескольких русских периодических изданиях. «Дипломатические представители Турции и Персии в России не замедлили обратиться, — как отмечал В. Н. Ламздорф в упомянутом уже выше письме от 23 октября 1899 г. к П. П. Тыртову, — за соответствующими разъяснениями в Министерство иностранных дел России».
Воспользовавшись представившимся случаем, англичане попытались, было, «вызвать подозрительность и настороженность» у шейхов Бахрейна и Кувейта в отношении действий в Заливе «пришлых русских». Во время пребывания нашего в Кувейте, сообщал в донесении командир «Гиляка», шейх Мубарак, специально «приехавший накануне из своей резиденции в пустыне, чтобы нас встретить», рассказывал, что «командир парохода «Сфинкс» и секретарь английского консула долго убеждали его ничего не устраивать по случаю нашего прихода, и самому оставаться в пустыне» (58). Советуя шейху от «приема русских уклоняться и заявлениям их ни в коем случае не верить», англичане, по словам шейха Мубарака, утверждали, что истинной целью русских является «желание захватить в Кувейте часть земли», как это они уже, дескать, сделали в Персии.
Шейх Мубарак к советам англичан не прислушался, а поступил по-своему. Командир корабля и находившиеся на нем российские дипломаты А. Круглов и Г. Овсеенко были приглашены к нему «откушать по арабскому обычаю». Прием в резиденции шейха проходил в лучших традициях гостеприимства арабов Аравии. Среди блюд с рисом и различными восточными сладостями на столе в специальных огромных подносах «красовались два целиком зажаренных ягненка».
«Судя по тому радушию и любезности, — отмечал в донесении главе Морского ведомства России командир «Гиляка», — с которыми принимали нас власти, и по добродушию и внимательности к нам местного населения,... появление русского военного судна в портах Персидского залива не вызвало ни в ком, кроме англичан, подозрения в каких-либо агрессивных замыслах России». Демонстрация флага Военно-морского флота России в водах Персидского залива, делает вывод И. Б. Индрениус, является «желательной и в будущем» (59).
Аналогичные рассуждения содержались и в специальном отчете о миссии «Гиляка», подготовленном российским консулом в Багдаде А. Ф. Кругловым. Он разделял мнение И. Б. Индрениуса насчет «продолжения политики направления в Персидский залив русских военных кораблей». В то же время проводил идею о целесообразности «постоянного их там пребывания в течение всего зимнего сезона», чтобы корабли имели возможность посетить «все пункты обоих берегов» и «всюду показать наш флаг», ни в коем случае «не минуя таких мест», как «Пиратский берег», Ормуз, ЭльКатар и Бахрейн.
Заход первого российского военного корабля в Персидский залив и «впечатление, произведенное им на арабов Прибрежной Аравии», могло пошатнуть, как выражались английские дипломаты, престиж Великобритании в этом районе мира. Справедливости ради следует отметить, что ответ англичан на демонстрацию Россией Андреевского флага в водах Персидского залива не заставил себя долго ждать. И был таким же неожиданным, а главное, не менее болезненным (для интересов России в Персии), чем акция военно-морской дипломатии России в Персидском заливе. Англия спровоцировала антишахские выступления клерикальных кругов Неджефа и Кербелы, Святых мест мусульман-шиитов. Они стали во всеуслышание обвинять шаха, ни много ни мало, — в «продаже Персии России» (60).
Дело в том, что в то время Россия вела переговоры с Персией о прокладке нефтепровода от Каспийского моря к Персидскому заливу. С идеей этого проекта русский инженер С. Е. Палашковский выступил еще в 1884 г. По его расчетам, «уже за первый год работы такой нефтепровод принес бы 10 млн руб. прибыли, а в дальнейшем приносил бы по 100 млн руб. прибыли ежегодно». При всей видимости коммерческой целесообразности проекта его решили «оставить без последствий», как тогда говорили, так как «не было уверенности в постоянных симпатиях к нему со стороны персидского правительства». Проект С.Е. Палашковского реанимировал министр финансов С. Ю. Витте, в августе 1901 г. В докладной записке на имя императора Николая II он отмечал, что если обычная транспортировка нефти из Баку до Индии, например, обходится в 17 копеек, то через нефтепровод — 6 копеек, то есть почти в три раза дешевле. Нефть, перекачиваемую по нефтепроводу на побережье Южной Персии, подчеркивал С. Витте, можно будет продавать на Дальнем Востоке на 14,5 копеек дешевле нефти, перевозимой туда на судах через Суэцкий канал. Проект императора заинтересовал. Для переговоров в Персию с миссией столь деликатного характера С. Витте направил свое доверенное лицо, датчанина Грубе, которого лично знали и принимали у себя мать Николая II и жена брата императрицы.
Проекты России в Персии, помноженные на эффективность ее военной дипломатии и результативность работы на рынках бассейна Персидского залива «пронырливых русских купцов», не могли не повлечь за собой контрдействий со стороны Англии. Поведению России начинает подражать Франция, сообщали английские дипломаты. Русских требуется остановить!
«В высшей степени серьезное впечатление», произведенное на местное население посещением «Гиляка» портов Персидского залива, отмечал консул в Багдаде А. Круглов, оказало «заметное воздействие на поведение здесь Франции», также решившей «показать свой флаг» в водах Персидского залива и направить туда военное судно «Дром» (61).
Вторым кораблем Военно-морского флота России, посетившим Персидский залив, был легендарный крейсер «Варяг»; поход состоялся в ноябре — декабре 1901 г. «Имею честь уведомить Вас, — говорится в письме министра иностранных дел России управляющему Морским министерством (20 октября 1901 г.), — что те соображения, которые легли в основу инструкции, данной командиру «Гиляка», сохраняют и ныне полную силу. Не преследуя никаких агрессивных замыслов или стремлений к территориальным приобретениям, Императорское Правительство и в настоящее время имеет в виду подтвердить, что оно считает воды Персидского залива вполне доступными плаванию русских судов» (62).
Данное письмо — это одно из документальных свидетельств настроенности России на мирное соперничество с Англией в регионе, притом в подчеркнуто корректной форме. Подтверждением тому — содержащиеся в нем соответствующего характера рекомендации МИД России командиру корабля, капитану 1-го ранга Владимиру Осиповичу Бэру (геройски погиб 14 мая 1905 г. в морском сражении в Цусимском проливе, командуя броненосцем «Ослябя»), Командир крейсера «Варяг», отмечает российский министр иностранных дел, «должен соблюдать особую осмотрительность, дыбы его образ действий не мог дать повод заключить, что появление русского военного флага в портах Персидского залива скрывает за собой какие-либо тайные намерения Императорского Правительства»(63).
Замечание В.Н.Ламздорфа об «особой осмотрительности» капитана и экипажа крейсера «Варяг» было неслучайным, и объяснялось сложностью политической обстановки в зоне Персидского залива. Двумя главными ее составляющими выступали: во-первых, планы Германии по сооружению Багдадской железной дороги, и связанный с этими планами сложный клубок политико-дипломатических интриг Англии по противодействию такого рода замыслам. Во-вторых, обострение межплеменных отношений в Аравии вследствие вооруженного противостояния между правителем Кувейта, принявшим у себя изгнанных из Неджда Саудитов, и новым хозяином Неджда — кланом Рашидитов.
