В инструкции по этому вопросу посла Российской империи в Константинополе И. А. Зиновьева консулу в Басре А. А. Адамову от 31 августа 1901 г. говорилось следующее: «Весьма вероятно, что Вам представится случай войти в сношения с кувейтским шейхом или непосредственно, или же при посредстве его доверенных лиц, проживающих в Басре.
В апреле текущего года шейх адресовал нашему генеральному консулу в Багдаде письмо, коим просил «обратить на него внимание». Согласно объяснению лица, через которого доставлено было коллежскому советнику А. Круглову означенное письмо (речь идет о русском подданном Аббасе Алиеве), шейх Мубарак Аль Сабах желал бы быть принятым под наше покровительство, но из боязни себя скомпрометировать не решился вполне ясно выказать свое желание.
Ввиду изложенных выше соображений мы лишены возможности удовлетворить такому ходатайству… но при всем том было бы нежелательно лишать шейха надежды на наше сочувствие.
На тот случай, если бы шейх пожелал узнать о результате своего ходатайства, предлагаю Вам разъяснить ему, что, пользуясь нашим влиянием в Константинополе, мы всегда будем готовы защитить его законные интересы и ходатайства перед турецким правительством, и удерживать последнее от посягательств на самостоятельность, которой пользуется ныне Кувейт. С другой стороны, мы советуем ему в его собственных интересах не портить своих отношений с Турцией, и не поддаваться внушениям англичан, ожидающих лишь благополучного случая, чтобы наложить руку на все побережье Персидского залива. Слабая Турецкая империя менее опасна для независимости арабских владетелей, нежели Англия, честолюбивые замыслы которой могут принять под влиянием обстоятельств весьма широкие размеры» (21).
Как бы то ни было, но теплые чувства шейха Мубарака в отношении России были, думается, искренними. Так их характеризовал и посещавший Кувейт (весной 1902 г.) член Императорского общества любителей естествознания и антропологии Н. В. Богоявленский. «Прибыв в Кувейт, — рассказывает он, — шейха в городе не застал. Он находился в лагере на расстоянии пяти часов езды от города. Его сын, Джабир, наследник, принял меня в высшей степени любезно. Поселил во дворце, и тотчас известил обо мне своего отца», который приехал из пустыни «специально для свидания со мной». Мало того, когда я сказал ему, что уезжаю через четыре дня, он посетил меня во второй раз, — «для того, чтобы проститься».
Во время прощальной встречи и состоявшейся в ходе нее беседы шейх, по словам Н. Богоявленского, заявил, что «считает русских за своих братьев». Очень рад, когда они бывают у него; и «всегда готов оказать им все, что в состоянии». В заключение беседы просил передать русскому генеральному консулу Г. В. Овсеенко о «пожелании состоять с ним в переписке», а также «довести до сведения Государя Императора в Петербурге», если такая возможность представится, что «он — друг русских» (22).
«Огромное впечатление» на шейха Мубарака (также, кстати, как и на правителя Бахрейна) произвела «величина России на карте земного шара». Шейх Мубарак, сообщает Н. Богоявленский, «несколько раз просил меня показать границы России, Англии и Франции. Громадные пространства России, занимающие половину Европы и Азии, произвели на шейха Мубарака прямо ошеломляющее впечатление» (23).
Много времени, говорит Н. Богоявленский, шейх Мубарак уделил во время встреч и бесед с ним расспросам о том, «где базируются русские военные суда»; «как быстро они могут прибыть в Кувейт из своей теперешней стоянки, если даст на то приказ русское правительство»; где «теперь находится русский крейсер «Варяг», посещавший Кувейт. Относительно «Варяга», отмечает в своем отчете Н. Богоявленский, «я должен заметить, что впечатление на жителей Арабского побережья Персидского залива он произвел невероятно громадное», и славу о нем они «разнесли и в те места, где он не был» (24).
Англичане внимательно следили за действиями русских в зоне Персидского залива, и «явно нервничали» в связи с «усилением обаяния России среди населения этого края», докладывали российские дипломаты. Цель, преследуемая англичанами в отношении Кувейта, была, по их мнению, вполне понятной. «Бритты осторожно, но настойчиво подготавливали почву для закрепления Кувейта, а, следовательно, и устья р. Шатт-эль-Араб за Англией» (25).
Реализовывая свои планы в отношении Кувейта и «подводя его под опеку Британии», говорится в отчетах российского консульства в Басре, «англичане не спускали глаз с шейха Мубарака». Английский консул в Кувейте, капитан Шекспир, «следил буквально за каждым шагом Мубарака», писал в записке о результатах своей поездки в Кувейт российский консул С. Тухолка (26).
Цель дипломатических замыслов России в зоне Персидского залива состояла в том, как видно из сказанного выше, чтобы, с одной стороны, «мирным способом парализовать дальнейшие своекорыстные действия англичан в крае», а с другой — «развить и укрепить русское влияние среди местного населения». И, что не менее важно, — содействовать «более широкому, насколько можно, торговоэкономическому общению» России с Южной Персией и Прибрежной Аравией (27). Факт же исключительного преобладания Великобритании в бассейне Персидского залива, подчеркивал министр иностранных дел России В. Н. Ламздорф в письме русскому послу в Константинополе И. А. Зиновьеву, «отнюдь не может почитаться достаточным основанием для… полного воздержания от действий с нашей стороны» в данном районе мира (28).
В заключение краткого очерка о Кувейте обоснованным представляется поделиться с читателем теми яркими впечатлениями, что вынес из своей поездки туда профессор Н. В. Богоявленский. День у арабов разделен на две половины, повествует он в своих заметках «По берегам Персидского залива». «Первая начинается еще задолго до восхода солнца, и продолжается часов до 10–11 утра». После чего вся жизнь в городе замирает. Закрываются базары. Все расходятся по домам, спасаясь от зноя. Вторая половина дня — после трех часов. Ближе к вечеру оживают базары, начинается бойкая торговля в лавках. Местных товаров в них мало; практически все — привозные, большей частью из Индии. Самое интересное на рынках — это люди. «Женщины, судя по грациозности мужчин, должны быть верхом грации». Но об этом «можно только догадываться», так как все они — «закрыты»; лица — «в полумасках». Щегольством у них считается длинный, тянущийся по песку «хвост платья». Рядом с женщинами играют дети, притом «совершенно голые»; тела их сплошь усеяны «болячками от укусов москитов». Неподалеку расположились мужчины, с длинными, заплетенными в косы волосами. Повсюду — масса верблюдов.
Жители Кувейта — приветливы и гостеприимны. Во дворце шейха, где я поселился, продолжает Н. Богоявленский, каждый день два рослых, атлетически сложенных галласа (раба-африканца) приносили мне обед на двух подносах. «Состоял он из громадного блюда вареного риса, которым можно было бы накормить десяток людей, жареной рыбы, вареной баранины и похлебки, приготовленной из лимона, красного перца, какого-то желтого порошка и бульона».
Описывая свою встречу с шейхом Мубараком, проходившую «на открытой площадке дворца, облитой лунным светом», Н. Богоявленский говорит, что правитель Кувейта показался ему человеком мудрым, этаким «замечательным восточным дипломатом». Очень интересовался строительством Багдадской железной дороги; «просил показать на карте ее направление», а также «путь от Бендер-Аббаса в Россию».
Во время путешествия по землям Аравии, рассказывает Н. Богоявленский, он проявлял любопытство ко всему, в том числе и к тому, что и как едят арабы. Так вот, матросы парусника, на котором он шел в Кувейт, расположившись как-то пообедать, разослали циновку, сплетенную из листьев финиковых пальм. Разложили на ней лепешки, «толщиной с лист газетной бумаги», лук, «поставили котелок с похлебкой из рыбы, с массой перца и всяких пряностей». И ни одной ложки! Интересно было посмотреть, как они справятся с этой похлебкой, замечает Н. Богоявленский. Оказалось — просто. «Каждый опускал в котелок руку и, изловив кусок рыбы, клал ее на хлеб». Затем «отрывал луку и помещал его на рыбу». Сделав из куска хлеба тюрячек (так на Руси называли выдолбленную из дерева чашу), «зачерпывал им супу и отправлял все в рот».
