Страстной собирательницей табакерок была, к слову, Екатерина Великая. Подарки в виде табакерок, богато инкрустированные драгоценными камнями, императрица любила дарить своим фаворитам и иностранным послам, но только тем из них, кто «оправдывал ее доверие».
Пески, бедуин, верблюд и время. Повествуя об Аравии и бедуинах, нельзя не упомянуть о верблюдах; без них рисуемая нами картина повседневной жизни кочевника будет неполной.
Согласно легенде, бытующей в племенах Аравии, когда Аллах захотел создать лошадь, самое красивое и благородное животное в своем «земном саду», в аравийской пустыне, то вначале у него получилось нечто странное: существо с мягкими кожаными подушечками на коленях и копытах, и с горбом на спине. Так вот, убрав и добавив кое-что на нем, Аллах и сотворил, дескать, верблюда. Притом из той же самой глины, что и первого человека, Адама, как, впрочем, и финиковую пальму. И лишь потом Аллах создал лошадь — из горсти самума, раскаленного зноем и перемешанного с песком ветра Аравии.
Бедуины убеждены, что «верблюд — это лучшее, чем Аллах облагодетельствовал жителя пустыни». Без верблюда, заявляют они, и язык араба Аравии был бы другим: намного беднее на слова, пословицы и поговорки. Верблюд — это истинное сокровище, заметит по случаю кочевник. Животное хорошо сохраняет в памяти места, где его поили; «далеко чует воду». Вместе с тем, верблюд мстителен, запоминает человека, причинившего ему зло. Подолгу, бывает, таит злобу, с упорством поджидая случая, чтобы выхлестнуть ее наружу, и отомстить обидчику. Верховой верблюд сразу же чувствует неопытного всадника — по тому, как тот на него садится; и относится к его командам с пренебрежением. «Я — сын пустыни и терпения, — говорит о себя бедуин, — таков и мой верблюд». Оскорбление, нанесенное его верблюду, бедуин воспринимает как личное, и мстит за это.
В прошлом в племенах Аравии существовал обычай, по которому, воздавая почести воину, павшему на поле боя, или ушедшему из жизни человеку, мудрому и щедрому, в знак скорби по ним их верховым верблюдицам обрезали уши. После чего животное, подвергшееся ритуалу «выражения печали», получало полную свободу: могло беспрепятственно блуждать повсюду, где и когда захочет. «Возлагать на него ярмо» и питаться его молоком считалось поступком недостойным.
Лучший аравийский верблюд — оманский дромадер. Известный описатель «Острова арабов», Чарльз Даути, величал его «принцем верблюжьей расы». Цены на оманского дромадера на ведущих верблюжьих рынках Аравии были, по его словам, примерно в три раза выше, чем на верблюдов любых других пород. Кто хотел полюбоваться красивейшими на земле верблюдами, «кораблями пустыни», должен был непременно навестить их «центральную гавань» — Аравию, писал известный исследователь Аравийского полуострова Дж. Пэлгрев. И непременно побывать в Омане, в месте, столь же широко известном на Востоке своими дромадерами, как Неджд — лошадьми чистой арабской породы, а Кашмир — овцами. Кстати, бедуины и сегодня называют Оман «любимым краем верблюдов».
Лучшие друзья кочевника, заявляют жители аравийской пустыни, — это верблюд и лошадь. Они делят с ним все радости и горести его нелегкой жизни. Поскольку верблюд сотворен Аллахом из того же куска глины, что и человек, то он для них — брат.
Разводили быстроногих верховых верблюдов не только в Омане, но и в Джабаль Шаммаре (север Аравийского полуострова), и в шейхствах Эш-Шамал (ОАЭ), а также в ряде оазисов Внутренней Аравии. Верблюдами из Джабаль Шаммара торговали на известных верблюжьих рынках в Месопотамии, а дромадерами из Омана и шейхств Эш-Шамал — на рынках Сирии, Египта и Палестины. Закупали верблюдов непосредственно в племенах, специализировавшихся на их разведении. Затем перегоняли на верблюжьи базары, главные из которых располагались в Багдаде и Дамаске. Занимались этим делом представители артели, сформированной племенем бану ’укайл, единственным, пожалуй, на Арабском Востоке сообществом в данной сфере деятельности, признанным всеми, без исключения, племенами. Отделения артели имелись в ведущих торговых центрах Арабского Востока.
Артель племени бану’укайл включала в себя и представителей нескольких других племен Центральной Аравии и района Эль-Хаса. В силу их замкнутого образа жизни и труднодоступности мест обитания долгов кровной мести, что для Аравии тех лет было чрезвычайно важно, они не имели. Хорошо знали пустыню, все мало-мальски известные в ней караванные пути и тропы.
Старшинами этой клановой, крепко спаянной артели и ее отделений в основных местах торговли верблюдами избирались те из них, кто «преуспел в жизни», то есть открыл собственное дело в Бурайде (Борейде), самом известном в Аравии центре верблюжьей коммерции. Такой человек располагал доверительными связями и с шейхами племен, наведывавшимися по делам в Бурайду, и с торговцами из других стран Арабского Востока, время от времени лично навещавших главную верблюжью ярмарку Аравии. Старшина артели после своего избрания перебирался жить в Багдад, а его заместитель — в Дамаск. Именно они хранили и вели списки артели, заключали сделки с торговцами и выступали гарантами выполнения артелью взятых на себя договоренностей. К ним, и только к ним обращались торговцы верблюдами на Арабском Востоке, желавшие приобрести партию породистых аравийских дромадеров. Заказы выполнялись точно и в срок.
Членов артели ’укайл в племенах Аравии и Сирийской пустыни знали в лицо; у шейхов они пользовались абсолютным доверием. Присутствие члена артели ’укайл среди погонщиков-проводников каравана являлось зримым свидетельством того, что характер данного каравана — чисто коммерческий, и что маршрут его продвижения с шейхами племен согласован и оплачен. Продвижение такого каравана через владения племен проходило без сучка и задоринки (50). Ответственность за безопасность каравана на территории того или иного племени брали на себя рафики, проводники-компаньоны, авторитетные и известные в своих племенах люди, находившиеся в партнерских отношениях с артелью ’укайл.
Верблюдов, приобретаемых в племенах Аравии, закупщики артели ’укайл собирали в одном месте — в провинции Касим. Формировали из них крупные караваны, и с началом весны перегоняли в места назначения — на главные верблюжьи рынки Востока: в Багдад и Дамаск. И уже оттуда дромадеров поставляли в другие торговые центры, в том числе в Каир и Александрию. Верблюдов, попадавших из Аравии в Египет напрямую, минуя Сирию, насчитывалось немного.
Племя бану ’анайза, обитавшее на севере Аравии, специализировалось на разведении вьючных верблюдов, предназначавшихся для перевозки грузов. Быстроходных верблюдов для верховой езды и для участия в престижных в Аравии верблюжьих бегах разводили в землях Внутренней Аравии. Занимались этим племена бану ’атайба и бану кахтан. Дромадеров-быстроходов из Омана закупали племена, обитавшие в шейхствах Эш-Шамал (ОАЭ), а также торговцы- оптовики из Персии. Скорость грузового верблюда в караване не превышала 2,5 мили/час (более 4 км/час), а верхового — около 10 милей/час (свыше 16 км/час).
Согласно данным, приведенным в документах английской делегации на Парижской мирной конференции, племена в Аравии, занимавшиеся разведением верблюдов, владели в 1917 г. стадами, насчитывавшими 720 тысяч голов. Ежегодный суммарный объем продаж верблюдов в Аравии в период 1916–1919 гг. составлял в среднем не менее 45 тыс. голов (51).
Отправляясь с торговым караваном, скажем, в Дамаск или Багдад, караванщик-аравиец непременно брал с собой изготовленную из глины статуэтку верблюда — как талисман удачи. Случалось, что во время передвижения по пустыне заканчивалась вода. И если взять ее каравану, застигнутому в пути самумом или многодневным хамсином, то есть песчаными бурями Аравии, было неоткуда, то вспарывали желудок одного из шедших налегке верблюдов, специально предназначенных для подобного рода целей, и брали воду из ячеистых капсул, где она хранится в желудке животного. Так, к слову, поступали и в войсках карматов, и ваххабитов, совершавших многодневные переходы по самым глухим уголкам пустыни и неожиданно обрушивавшихся на города в Месопотамии и Сирии с той стороны, откуда их никто не ждал.
