Она выжидательно смотрела на Карла, но он словно потерял нить разговора. Что она говорила? Да, точно!

– Почему вы думаете, что Магда не права?

– Понятия не имею. Предчувствие такое. – Она оттолкнулась от перил. – Да ладно, неужто вы правда думаете, что все так просто? Сутенер впал в бешенство и зарезал курицу, несущую ему золотую яйца?

Нет, Карл так не думал. «А девица-то неглупа. Нужно держать с ней ухо востро», – подумал он с некоторым беспокойством. Ему совсем не нравилось, что Хульда шныряет по округе, расспрашивая людей, которым, возможно, не нравится, что кто-то пытается вторгнуться в их мирок. Хульде следует быть осторожной. Знает ли она, какой опасности себя подвергает?

– Известно, что Рита его шантажировала, – сказал он. – Это могло стать мотивом.

– А, история с лечебницей в Далльдорфе? – спросила Хульда.

Карл вздрогнул, хотя, признаться, даже не удивился тому, что Хульда уже разузнала про это место.

«Что-то в ней вызывает у людей желание откровенничать», – подумал он со смесью досады и одобрения.

– Возможно, Рита Шенбрунн знала этого Педро раньше, – сказал Карл. – Когда-то она работала медсестрой, по крайней мере, если верить уличным женщинам. Они с Педро могли встретиться в Далльдорфе, в лечебнице для душевнобольных. Но при каких обстоятельствах? Это мне пока не удалось выяснить.

Хульда удивленно присвистнула, совсем как уличный мальчишка.

– Как думаете, врачи могут что-нибудь знать? Возможно, кто-то в лечебнице ненавидел Риту?

– Возможно, – согласился Карл, который не стал озвучивать это во время своих рассуждений.

– Вы уже там были?

Хульда смотрела на него широко раскрытыми глазами. На первый взгляд вопрос звучал невинно, но Карлу казалось, что девушка его проверяет.

– В Далльдорфе?

– Да. Ну, в ходе расследования. Вы допрашивали персонал?

Карл виновато ответил, что нет. Ему снова стало не по себе. Он что, оправдывается? Только сейчас он в полной мере осознал, что обсуждает расследование с акушеркой, которую встретил на предполагаемом месте преступления. Поздним вечером. Он покачал головой, удивляясь собственной глупости.

Пытаясь собраться с мыслями и выиграть время, Карл прислонился к парапету и посмотрел на канал. Вода была черной как смоль, но на маленьких волнах качались отблески света. Чуть дальше, уже в Кройцберге, виднелся мост, который вел через Ландвер-канал.

Теплый ветер шумел в кронах деревьев, время от времени слышался крик ночной птицы или плеск воды, когда рыбы всплывали на поверхность, прежде чем снова нырнуть и впиться холодными ртами в ил на дне.

– Ночью здесь красиво, – тихо сказала Хульда.

Карл не знал, говорит она с ним или сама с собой, но не мог не согласиться. Эта часть города напоминала лес: широкий канал разделял тесные кварталы застроек. Карл вдохнул полной грудью, что нечасто случалось ему делать на узких улочках.

«И все-таки человек – животное. Ему нужна природа, а не эти каменные джунгли», – подумал он, повернулся к Хульде и спросил:

– Почему вы на самом деле интересуетесь Ритой Шенбрунн?

Лицо девушки было скрыто в тени.

– Ну… вы же знаете, что я акушерка. – Она подняла руки, словно защищаясь. – Мне известно, что вы думаете об этой профессии, и, надо сказать, многие разделяют вашу точку зрения. Все в порядке, я не жду медалей или хвалебных од. Так получается, что в ходе работы я невольно втягиваюсь в жизнь других людей. Беременность, роды, первые дни с новорожденным, вся эта новизна, затрагивающая наши самые древние чувства… В том числе страхи, которые мы держим в себе. Нам кажется, что мы их тщательно похоронили, но по время родов дамбы порой прорываются, затапливая все вокруг. – Хульда неотрывно смотрела ему в глаза. – С моими пациентками такое частенько случается, и тогда я становлюсь свидетельницей сцен, не предназначенных для посторонних глаз.

Карл понимающе кивнул. Похожее случалось и с ним. Копаясь в грязи голыми руками, он видел кровь, пот и слезы людей, чьи жизни были перевернуты из-за совершенного кем-то преступления. Карл заглядывал в души людей, которые кого-то убили, и пытался их понять. Сегодня он гораздо лучше, чем прежде, понимал, что толкает людей на кривую дорожку.

Карл прикусил губу, чтобы не поделиться своими мыслями.

– Будь на то воля врачей, моя профессия просто вымерла бы, – продолжала Хульда. – Мы, акушерки, помогаем женщинам рожать дома, а это риск. В своих действиях мы руководимся чутьем, и уверенность роженицы в наших силах – это все, что у нас есть. При этом мы невольно вовлекаемся больше, чем хотим. – Она вздохнула. – С акушерками, работающими в больнице, такого не случается – через них проходят десятки, сотни рожениц, лиц всех и не упомнишь. Иногда я думаю, что мне бы следовало устроиться в больницу. Там легче держать дистанцию.

Карл моргул. Он никогда не задумывался о том, где лучше рожать, дома или в больнице. Да и с чего бы, ведь это женское дело. Тема его смущала.

Но Хульда продолжала:

– Госпожа Шмидт, юная роженица, которую вы недавно допрашивали… мне больно за нее. Жизнь бедняжки предопределена, ей не выбраться из нищеты и каторжного труда. Но женщина по соседству помогала ей и поддерживала и, возможно, со временем заменила бы ей мать. Стала бы бабушкой для малыша Конрада. Но теперь эта женщина мертва. Нельзя исключать, что ее убили. Какая бессмысленная смерть. Рита могла жить и жить, у нее было столько возможностей… Сейчас она, наверное, уже лежит под землей. Ее жизнь погасла так же просто, как пламя свечи.

Хульда запнулась и замолчала, до побелевших костяшек вцепившись в железный парапет. Внезапно Карла охватило желание утешить ее, обнять, позволить уткнуться лицом себе в шею.

«Чушь какая», – подумал он.

Его голос звучал хрипло, когда он сказал:

– Вы слишком чувствительны. Это всего лишь работа.

Хульда подошла ближе, и одинокий фонарь озарил ее лицо теплым желтым светом.

– Только бюрократ мог такое сказать.

– Я не бюрократ.

Она недоверчиво рассмеялась.

– Неужели? Но человек вы явно мрачный и с чувствами других не считаетесь.

Карл раздраженно выдохнул через рот. Что эта девица о себе возомнила? Сначала бесцеремонно влезла в его расследование, потом прочитала ему лекцию по философии, а теперь еще и оскорбляет!

– Вы ничего обо мне не знаете, – ответил он. – Вы очень дерзки и самонадеянны. Возомнили себе, что можете всем помочь, всех спасти.

Хульда обиженно посмотрела в сторону, отчего ее лицо снова погрузилось в тень. Карл тотчас же пожалел о своих резких словах и хотел было как-то смягчить удар, но Хульда его опередила.

– Мама тоже так говорила, – пробормотала она.

– Мама? Ваша мама?

Хульда кивнула.

– Она смеялась над тем, что меня заботят чужие судьбы и что я хочу помогать людям. «Тебе легче убирать чужое дерьмо, чем разбираться со своим…» До сих пор слышу эти ее слова. Правда, я в основном убирала дерьмо за ней, но ее это никогда не смущало.

Карл удивился тому, сколько горечи вдруг прозвучало в ее красивом низком голосе.

– Ваша мать была больна?

Хульда снова кивнула.

– На голову. Частенько лежала в психиатрической лечебнице. Отец несколько раз оплачивал лечение в дорогих частных клиниках, но ничего не помогло. Мама должна была захотеть вытянуть себя из болота, а она не хотела. Предпочитала накачиваться алкоголем, снотворным, морфином. В конце концов тело не выдержало, и мама умерла от передозировки лекарствами. Я так и не узнала, нарочно ли она приняла слишком большую дозу.

– Мне жаль. – Карл чувствовал себя не в своей тарелке. Он никогда не знал, что говорить в таких ситуациях. Может, Хульда права и он – бесчувственный бюрократичный чурбан?

Некоторое время они молча слушали, как завывает ветер. Потом Хульда повернулась к Карлу и сказала:

– Вы правы. Я не могу закрывать глаза на то, что творится вокруг. Чувства бегут впереди меня. Это мое слабое место. – У нее на лице появилось замешательство, словно она сама удивилась своим словам. – Возможно, так я пытаюсь спасти себя. Но на самом деле я никого не могу спасти. Тем более покойницу, которую даже не знала.