Бесконечный безумный день, плавно перетёкший в ночь, не думал заканчиваться. Через час компания из капитана-безопасника, Кудрявцева и порядком уставшего Виктора уже находилась в зале с финкапсулами для перемещения в финитум. Капитан несколько раз подчеркнул, что сюда допускаются по спецразрешениям, подписанным руководителем Мемконтроля. Это, по его мнению, должно вдохновить оперативника и мемориста, одуревших от последних событий, на новые свершения.

— Ночь на дворе, товарищ капитан! — последний раз взбрыкнул Виктор. — Давайте на завтра перенесём операцию!

— Завтра будет поздно, — возразил непреклонный безопасник. — Бурлаков может выйти из финитума и смыться ещё куда подальше. Пока мы засекли его координаты, нужно брать этого заговорщика тёпленьким.

— Может, вы с нами, а, товарищ капитан? — предложил Кудрявцев с ядом в голосе.

— Я бы с радостью, друзья, посетил финитум. Но, увы, должен руководить операцией отсюда, — увильнул безымянный собеседник. — Но вы не волнуйтесь, всё под контролем.

В зале неожиданно появился старый знакомый Юшечкин.

— И снова здравствуйте! — поприветствовал он недавних напарников. — Давненько не виделись!

— Он тоже с нами отправится? — испуганно спросил оперативник капитана.

— Нет, мой лучший сотрудник старший лейтенант Юшечкин займётся материальным и организационно-методическим обеспечением операции. А я пока отлучусь ненадолго.

Странно, но Виктор совершенно не удивился, что разговорчивый «инструктор» внезапно оказался сотрудником отдела собственной безопасности. В шпионских играх, в которые меморист оказался втянут, такое случается, судя по книгам и фильмам. Его удивило другое: что среди безопасников-дуболомов оказался довольно толковый специалист и теоретик, совершенно не похожий на сотрудников силовых структур. Тем более очки носит; меморист был уверен, что в силовики не берут людей со слабым зрением.

— Женя, Витя, вы зря так напрягаетесь! — успокоил очкарик напарников. — Путешествие в финитум — нечто среднее между погружением в мемориум и перемещением в потенциариум. Вы на время станете как бы полуматериальными: половина вас останется в финкапсуле, а другая — отправится по назначению…

Но Виктор знал, что всё будет далеко не просто. Финитум — сущность новая, почти неизученная, посетивших его отчаянных парней можно по пальцам пересчитать. Странно, что осторожный Бурлаков вообще туда отправился, да ещё и не понять откуда. Где он раздобыл сверхсекретную финкапсулу — уму непостижимо! Хотя, имея в помощниках ушлого воришку Игнатьева, он вполне мог сгустить и перетащить её из потенциариума.

— У вас будет постоянная связь со мной, — обрадовал Юшечкин друзей, особенно Кудрявцева. — Всё, что вы увидите, будет передаваться на наши мониторы. Так что в случае опасности я смогу дать рекомендацию…

— Сам-то ты бывал в тех местах, умник? — хмуро спросил оперативник.

— Я прошёл спецкурс по финитуму в Москве, — немного смутился инструктор, оказавшийся старшим лейтенантом.

Два техника, готовящих финкапсулы, с любопытством прислушивались к разговору. Они смотрели на будущих путешественников в столь опасное место с почтением, благоговением и некоторым страхом.

Интересно, что им там втюхивали, на этом московском спецкурсе, подумал Виктор. Ведь даже среди учёных нет единого мнения по поводу финитума. Например, мемористы считают, что финитум — это особая часть мемориума, что-то вроде альтерны, образованной позывами и желаниями. Эдакая идеальная страна мечты, Элизиум, Эдем, может даже и Шамбала. Это райское местечко лежит как бы в стороне от Основной линии и других «обычных» альтерн, в некоем Завременье. Другими словами, финитум — несбыточный идеал, к которому нужно стремиться, исполнение всех «мечт».

Философы же доказывали, что финитум — четвёрная сущность после континуума, мемориума и потенциариума. Мол, материя движется в континууме, отражается в мемориуме, «может» в потенциариуме и «хочет» в финитуме. Основываясь на понятиях целесообразности и целеустремлённости, философы — сторонники телеономии — считали, что у каждой системы, будь то неживой предмет, живое существо или человек, есть цель. И финитум — конечная цель всех систем во Вселенной. Сюда же философы прикручивали волюнтаризм, навязывая каждой системе волю к победе, к осуществлению своих целей.

Особо зафилософствовавшиеся, увлёкшись, предполагали, что у материи есть и другие «континуумы», помимо перечисленных четырёх, и указывали разное их число, от сотни до десятков тысяч, шокируя всех интересующихся наукой.

— Но, как говорится, есть нюанс, — сообщил Юшечкин. — Заранее вас предупрежу. Дело в том, что цели и мечты у всех разные. Религиозные фанатики мечтают о рае, коммунисты — об обществе всеобщей справедливости, националисты — о мире, очищенном от неполноценных народов… Животные мечтают об обильной пище, безделье и куче особей противоположного пола под боком; впрочем, большинство обывателей об этом тоже мечтает. Даже камень, и тот «мечтает» занять положение с наименьшей потенциальной энергией…

— Ближе к сути можешь? — перебил болтуна Кудрявцев. — Что за привычка постоянно в дебри отклоняться!

— Я и так вкратце объясняю! — обиделся собеседник и тут же продолжил:

— Поэтому финитум представляет собой не единое целое, как мемориум или потенциариум, а множество отдельных мирков, на любой вкус и цвет. Мы их называем пропосами, то бишь целями, к которым стремятся в настоящий момент люди или иные существа или их группы…

— Ещё короче! — подстегнул болтуна неумолимый оперативник.

— Короче, мы не сможем отправить вас точно в нужный пропос с первого перемещения. Координаты Бурлакова нам известны, а вот пропос будем искать ощупью. Обычно раза с пятого-шестого попадаем в нужный мир.

— Ты умеешь успокоить! — хмыкнул Кудрявцев. — «С пятого-шестого». Нам до утра болтаться что ли по пропосам?

— Вы же в капсулах будете лежать! Вот и отдохнёте. По крайней мере, большая часть из вас отдохнёт, пока меньшая будет блуждать по финитуму.

— А если мы попадём в мечты каких-нибудь изуверов-извращенцев?

Юшечкин отвёл глаза, и в разговор вмешался осторожный и предусмотрительный Холодов:

— Ты ведь говоришь, что мы будем в полуматериальном состоянии. Значит, нам могут нанести вред аборигены.

— Да ерунда! — глядя в пол, обнадёжил инструктор. — Убить ведь не убьют.

— А искалечить, значит, могут?

— Я на связи постоянно буду, — уклонился от неприятной темы Юшечкин. — В случае опасности предупрежу. И вообще, хватит воду в ступе толочь, надоели пустые разговоры…

— Уж кто бы об этом говорил! — заметил Кудрявцев.

Виктор же задумчиво и тревожно глядел, как техники завершают последние приготовления.

* * *

Ощущения были схожи с погружением в мемориум: сперва абсолютная угольная чернота перед глазами, потом — слабый свет, становящийся всё ярче и ярче, а потом из небытия медленно проступают контуры нового мира. И остаётся лишь лёгкое головокружение как последствие перемещения.

Виктор открыл глаза и тот же вновь зажмурился от яркого солнечного света. Он почувствовал, как жаркое солнце нагревает его тёмную ветровку: как и в потенциариум, в финитум путешественники переместились в своей одежде, а не смоделированной. Холодов снова осторожно приоткрыл глаза и огляделся. Уж не в Африку ли отправились они за беглым Бурлаковым?!

Они с Кудрявцевым стояли на тихой улочке незнакомого курортного города. Неподалёку от них слышался гул толпы. Спасибо Юшечкину, что догадался переместить их в безлюдное место, не вызвав ажиотаж среди аборигенов. Небо было ясное, солнце стояло в зените, и от раскалённого асфальта поднимались волны жара. Виктор вытер пот со лба и снял ветровку. Глядя на него, то же самое проделал и Кудрявцев.

— Ребята, приём! — раздался в голове знакомый тенорок Юшечкина. — Проверка связи.

— И вам не хворать! — откликнулся Виктор вполголоса, чтобы не привлекать внимания. Осторожность не помешает: вдруг за психа примут. Хотя на этой уютной улочке было безлюдно.