Почему, думаешь ты, сделались дивными и славными мужи, обитающие в пустынях? Не потому ли, что они убегают от шума и торжищ и поселились вдали от дыма, поднимающегося среди хлопот житейских? Подражай им и ты, стараясь найти пустыню среди города. А каким образом это возможно? Если ты будешь убегать людей порочных, если будешь следовать добродетельным. Таким образом, ты достигнешь большей безопасности, нежели обитающие в пустынях, не только в удалении от людей вредных, но и в общении с полезными. Ибо, если ты будешь убегать людей порочных и следовать добродетельным, то приобретешь двоякую пользу: и умножишь дела добродетельные, и сократишь дела порочные.

О посте в св. Четыредесятницу[10]

Общий всех нас Господь, как чадолюбивый отец, желая очистить нас от грехов, сделанных нами в какое бы то ни было время, даровал нам врачевство во святом посте. И так никто не скорби, никто не являйся печальным, но пусть все ликуют, радуются и прославляют Попечителя душ наших, открывшего нам этот прекрасный путь, и с великим удовольствием принимают его наступление! Да постыдятся язычники, да посрамятся иудеи, видя с какой радостной готовностью мы приветствуем его наступление, и да познают на самом опыте, какое различие между нами и ими. Пусть они называют праздниками и торжествами пьянство, всякого рода невоздержание и бесстыдства, которыми обыкновенно сопровождаются их праздники. Церковь Божия да называет праздником совершенно противное тому, – пост, презрение чрева, и следующие за тем всякого рода добродетели.

И точно истинный праздник там, где спасение душ, где мир и согласие, откуда изгнана всякая житейская пышность, где нет ни крика, ни шума, ни беганья поваров, ни заклания животных; но вместо всего этого обитает совершенное спокойствие, тишина, любовь, радость, мир, кротость и бесчисленные блага. Итак, об этом-то празднике побеседуем несколько с вашей любовью; но наперед попросим вас выслушать слова наши с совершенным спокойствием, чтобы вам уйти отсюда домой с каким-нибудь добрым плодом. Мы собираемся сюда, не просто для того только, чтобы один поговорил, а другой только порукоплескал словам его, и с тем все ушли отсюда; но чтобы и мы сказали что-нибудь полезное и потребное к вашему спасению, и вы получили плод и великую пользу от слов наших, и с тем вышли отсюда. Церковь есть духовная врачебница, и все приходящие сюда должны брать здесь приличные врачевства, прилагать их к своим ранам, и потом уже выходить отсюда. А что одно слушание поучений, без исполнения на деле, не принесет никакой пользы, об этом послушай блаженного Павла, который говорит: не слышателие закона праведни пред Богом, но творцы закона, сии оправдятся (Рим. 2, 13). И Христос в своей проповеди сказал: не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное: но творяй волю Отца Моего, иже есть на небесех (Мф. 7, 12).

Итак, возлюбленные, зная, что нам не будет никакой пользы от слушания поучений, если не последует за ним исполнение на деле, будем не только слушателями, но и исполнителями, чтобы дела, последующие за словами, доставили нам великое дерзновение. Отверзите же недра души вашей, и примите слово о посте. Готовящиеся принять целомудренную и прекрасную невесту, украшают брачную горницу со всех сторон покровами, очищают весь дом и не впускают в него ни одной негодной служанки, и потом уже вводят невесту в брачный покой. Таким же образом, делаю я, и вы наперед очистите свою душу и распроститесь с веселостью и невоздержанием, и потом уже с распростертыми объятиями примите матерь всех благ и учительницу целомудрия и всякой добродетели, т. е. пост, чтобы и вы получили больше удовольствия, и он доставил вам надлежащее и соответственное врачевство. И врачи, когда намереваются дать лекарство желающим очистить у себя гнилые и испортившиеся соки, приказывают этим людям воздерживаться от обыкновенной пищи, дабы она не помешала лекарству подействовать и оказать свою силу: тем более мы, готовясь принять это духовное врачевство, т. е. пользу, происходящую от поста, должны воздержанием очистить свой ум и облегчить душу, дабы она, погрязши в невоздержании, не сделала для нас пост бесполезным и бесплодным.

Знаю, что теперешние слова наши многим кажутся странными; но, прошу вас, не будем безрассудно раболепствовать привычке, а станем располагать собой согласно с разумом. В самом деле, ужели будет нам какая-либо польза от того, что целый день проведем в объядении и пьянстве? Что говорю: польза? Напротив, великий вред и неисправимое зло. Как скоро ум помрачился от неумеренного употребления вина, то сей час же, в самом начале и на первом шагу, прекращается польза от поста. Что неприятнее, скажи мне, что гнуснее тех людей, которые, пивши вино до полуночи, под утро, при восхождении солнца, испускают такой запах, как будто бы они теперь только нагрузились вином? Они кажутся и неприятными встречающимся, и презренными в глазах рабов, и смешными для всех, сколько-нибудь знающих приличие, а что всего важнее, таким невоздержанием, и безвременной и гибельной неумеренностью навлекают на себя гнев Божий. Ибо пьяницы, сказано, царствия Божия не наследят (1 Кор. 6, 10). Что же может быть жалче этих людей, которые за краткое и гибельное удовольствие извергаются из преддверий царствия? Но дай Бог, чтобы никто из собравшихся здесь не увлекся этой страстью; напротив, чтобы все мы, проведши и настоящий день со всяким любомудрием и целомудрием, и освободившись от бури и волнения, которые обыкновенно производят пьянство, вошли в пристань душ наших, т. е. в пост, и могли в изобилии получить даруемые им блага. Как невоздержность в пище бывает причиной и источником бесчисленных зол для рода человеческого, так и пост и презрение чрева всегда были для нас причиной несказанных благ. Бог, сотворив в начале человека, и зная, что это врачевство весьма нужно ему для душевного спасения, тотчас же и в самом начале дал первозданному следующую заповедь: от всякаго древа, еже в раи, снедию снеси: от древа же еже разумети доброе и лукавое, не снесте от него (Быт. 2, 16–17). А слова: это вкушай, а этого не вкушай, были уже образом поста. Но человек, вместо того, чтобы соблюсти заповедь, преступил ее; он поддался чревоугодию, сделал преслушание, и за то осужден был на смерть. Ибо лукавый демон и враг рода нашего, как увидел, что первозданный провождает в раю безболезненную жизнь, и, облеченный плотью, живет на земле, как Ангел, решился соблазнить и увлечь его к падению обещанием еще больших благ, а таким образом лишил его и того, чем он уже обладал. Вот что значит не оставаться в своих пределах, но искать большего. На это-то указывая, премудрый и сказал: завистию же диаволею смерть вниде в мир (Прем. 2, 24). Видел ли ты, возлюбленный, как смерть и в начале пришла от неумерености? Посмотри, как и в последствии Божественное Писание постоянно осуждает увеселения, и говорит в одном месте: и седоша людие ясти и пити, и восташа играти (Исх. 32, 6), а в другом: и яде, и насытися, уты, утолсте, расшире и отвержеся возлюбленный (Втор. 32, 15). И жители Содома навлекли на себя неумолимый гнев Божий, сверх прочих преступлений, и этим. Ибо вот, что говорит Пророк: сие безаконие Содома, яко в сытости хлеба сластолюбствоваша (Иезек. 16, 49). Этот порок, в самом деле, есть как бы источник и корень всего худого.

Видел ты вред от невоздержания? Посмотри теперь на благотворные действия поста? Великий Моисей, проведши сорок дней в посте, удостоился получить скрижали закона; когда же, сошедши с горы, увидел он беззаконие народа, то бросил эти скрижали, полученные с таким усилием, и разбил, почитая несообразным сообщить заповеди Господни народу, пьянствующему и почитающему беззаконно. Потому чудный этот Пророк должен был поститься еще сорок дней, чтобы удостоиться опять получить свыше и принести скрижали, разбитые за его беззаконие (Исх. 24, 32, 34). И великий Илия постился столько же дней, и вот он избег владычества смерти, вознесся на огненной колеснице как бы на небо, а доныне еще не испытал смерти (3 Цар. 19, 8). И муж желаний (Даниил) уже после того, как провел в посте много дней, удостоился чудного видения; он же укротил и ярость львов и превратил ее в кротость овец, не переменив впрочем природы их, но изменив расположение, между тем как зверскость их оставалась таже (Дан. 10, 3). И ниневитяне постом отклонили определение Господне, заставив поститься вместе с людьми и бессловесных животных, и таким образом, отставши все от злых дел, расположили к человеколюбию Владыку вселенной (Ин. 3, 7). Но для чего мне еще обращаться к рабам (можем ведь насчитать множество и других, которые прославились постом и в Ветхом и в Новом завете), когда можно указать на всеобщего нашего Владыку? Ибо и Сам Господь наш Иисус Христос после уже сорокадневного поста вступил в борьбу с диаволом, и Собой подал всем нам пример, чтобы и мы вооружились постом, и, укрепившись им, вступали в борьбу с диаволом (Мф. 4, 2). Но здесь, может быть, кто-нибудь, человек с острым и живым умом, спросит: почему Владыка постится столько же дней, сколько и рабы, а не больше их? Это сделано не без причины и не без цели, но премудро и по неизреченному Его человеколюбию. Чтобы не подумали, что Он явился на земле призрачно, и не принял на Себя плоти, или не имел природы человеческой, для этого Он постился столько же дней, а не больше, и таким образом заграждает бесстыдные уста охотникам до споров. Ибо, если и теперь, когда уже так было, еще осмеливаются говорить это, то чего бы не осмелились они сказать, когда бы Господь по своему пред-ведению не отнял у них этого повода? Так вот, для чего Он благоволил поститься не больше, но столько же дней, сколько и рабы, чтобы самым делом научить нас, что и Он облечен был такой же плотью и не был чужд нашей природы. Итак, ясно стало нам и из примера рабов, и из примера самого Господа, что велика сила поста и много пользы от него бывает душе. Поэтому прошу любовь вашу, чтобы, зная пользу от поста, вы не лишились ее по нерадению, и при его наступлении не печалились, но радовались и веселились; потому что, как говорит блаженный Павел, аще внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется (2 Кор. 4, 16). В самом деле, пост есть пища для души, и как телесная пища утучняет тело, так и пост укрепляет душу, сообщает ей легкий полет, делает ее способной подниматься на высоту и помышлять о горнем, и поставлять выше удовольствий и приятностей настоящей жизни. Как легкие суда скорее переплывают моря, а обремененные большим грузом затопают; так и пост, делая ум наш более легким, способствует ему быстро переплывать море настоящей жизни, стремиться к небу и к предметам небесным, и не уважать настоящее, но считать ничтожнее тени и сонных грез. Напротив, пьянство и объядение, обременяя ум и утучняя тело, делает душу пленницей и стесняет ее со всех сторон, и не позволяя ей пользоваться здравым суждением ума, заставляет ее носиться по утесам и делать все ко вреду собственного своего спасения. Не будем же, возлюбленные, беспечны в устроении нашего спасения, но зная, сколько зол проистекает от невоздержности, постараемся избегать вредных от нее последствий. Увеселения не только воспрещены в Новом завете, где больше уже требуется любомудрия, большие предлагаются подвиги, великие труды, многочисленные награды и неизреченные венцы, но не позволялись и в Ветхом, когда люди еще сидели в тени и при свече, и были вразумляемы понемногу, как дети, питаемые молоком. И чтобы не подумалось вам, будто мы так осуждаем увеселения без причины, послушайте Пророка, который говорит: люте приходящим в день зол, спящим на одрех от костей слоновых и ласкосердствующим на постелях своих, ядущим козлища от паств, и тельцы млеком питаемы от среды стад; плещущим ко гласу пищалей, яко стояща мнеша, а не яко бежаща: пиющим процеженое вино и первыми вонями мажущимся (Амос. 6, 3–6). Видите, как осудил Пророк увеселения, и притом говоря к иудеям, бесчувственным, не признательным, ежедневно предававшимся чревоугодию? И посмотрите на точность выражений: обличив их неумеренность в пище и употреблении вина, он потом присовокупил: яко стояща мнеша, а не яко бежаща, показывая этим, что наслаждение ограничивается только гортанью и устами, а дальше не простирается. Удовольствие кратковременно и непродолжительно, а скорбь от него постоянна и бесконечна. И это, говорит, зная по опыту, они все яко стояща мнеша, т. е. считали постоянным, а не яко бежаща, т. е. улетающим и ни на минуту не останавливающимся. Таково ведь все человеческое и плотское; не успеет появиться, и улетит.