Тело прошила игла боли, отразившаяся на языке металлическим привкусом крови и запахом железа в ноздрях. Мир застыл — сознание будто погрузили разом в ледяную воду. Эмбер едва смогла вдохнуть и, запоздало услышав характерный щелчок, поняла, что на запястье застегнули браслет из оникисида.

Ониксид похож на лёд… На слепоту и глухоту… На тяжесть гранитного камня, лежащего на груди… На кандалы…

На всё сразу.

Эмбер не смогла подобрать подходящее определение тому, как действует ониксид на эйфайра.

Как будто ты разом лишается всех органов чувств, а мир своих красок. Ты не видишь ауры, не чувствуешь кожей, твой слух становится таким, будто в ушах вата и все звуки доходят издалека. Теряются оттенки…

Эмбер ощущала всё это, сидя за столом перед сеньором Виго.

Ужин при свечах — какая насмешка!

Мейстер Фернандо, как и было задумано, накрыл стол на террасе, на верхнем этаже, откуда открывался вид на ночной город и статую Парящего Спасителя, подсвеченную снизу множеством огней — паломники ежедневно приносили туда лампады.

Но в этот раз наслаждаться красотами города Эмбер совсем не хотелось.

Сначала её заковали в кандалы и заперли в одной из комнат, примыкавших к подвалу. Морис, Джукко и его кортесы едва руки ей не вывернули. Но, впрочем, она и сама виновата — пыталась сопротивляться до последнего, хотя и так уже было ясно, что битва проиграна.

Просто… было обидно.

Попасться на такой глупости! Ведь явно же было видно, что это ловушка. Но она слишком много подарков получила от Лучезарной, и может поэтому полностью утратила осторожность? Или во всём виновато её отношение к сеньору Виго? Где-то в глубине души она не верила, что он может поступить с ней плохо.

Какая же она дурочка…

А затем её привели на террасу, где сеньор Виго встретил её собственной персоной. Морис всё бормотал, что это рискованно и не стоит им разговаривать здесь, и всё-таки убедил сеньора Виго «приковать преступницу цепью за ногу», чтобы не убежала. Сыщик вообще отнёсся к безопасности со всем тщанием и хотел сразу же вызвать инспектора Альвареса и специальную тюремную карету. А когда сеньор Виго его осадил, то ещё долго пытался настаивать на том, чтобы Эмбер заперли в самой надёжной комнате, с решётками на окнах, и дверью, обитой железом. Но и тут сеньор Виго велел не торопиться. Он обещал, что будет ужин, значит будет.

Ужин при свечах, но с браслетами из ониксида на руках и цепью на ноге, которой её приковали как собаку!

Что же, глупость и самонадеянность наказуемы.

Вот так Эмбер. Вот так…

Её привели под руки, усадили и приковали, а сеньор Виго просто стоял в стороне, смотрел на всё это и молчал. Он отослал всех слуг и Мориса, и сказал, чтобы на террасе никто из них не появлялся, пока он сам кого — нибудь не позовёт. А сыщик, уходя, демонстративно отдал ему свой револьвер и шепнул: «Если что — я рядом». Это Эмбер прочла по губам.

Когда все ушли, и на террасе наконец-то стало тихо, сеньор Виго, не говоря ни слова, откупорил бутылку, обошёл стол, налил вина себе и Эмбер, а затем взял щипцы для мяса и положил на её тарелку сочный ломоть ростбифа и печеный картофель. Лицо сеньора Виго было холодным и бесстрастным, а движения сосредоточенными и быстрыми. Казалось, что мыслями он где-то далеко и все его действия — механические, как у заводной куклы.

Эмбер могла бы понять, о чём он думает, но ониксид не давал увидеть его ауру и почувствовать её вибрации. Не давал полноценно дышать. И ощущать это было ужасно.

Почему-то вспомнилась Кэтэрина…

Как же амантэ графа Морено столько лет живёт в своём ошейнике из оникисида?

Когда сеньор Виго закончил с блюдами, то сел на противоположном конце стола и какое-то время, молча рассматривал Эмбер, а она также молча смотрела на него. Просто смотрела, устало и отрешённо. Теперь, когда необходимости притворяться больше не было, на неё накатили усталость и опустошение.

Лучезарная и так была к ней неимоверно добра. А она была глупа и беспечна, и верила, что всё будет хорошо, хотя опасность была всё ближе и ближе, затягиваясь, как удавка на шее.

Только сейчас Эмбер поняла, что в этом всём, как будто было какое-то наваждение, притупившее её чувство осторожности. И желание завладеть камнем и находиться в этом доме затмило её благоразумие.

Может быть, поэтому ей так везло? Безумцам ведь везёт.

И именно поэтому она смогла пройти по канату над пропастью почти до самого конца. Но нельзя перейти пропасть почти…

Можно либо пройти, либо нет, а она сорвалась. Сорвалась на последнем шаге.

Сеньор Виго взял в руки бокал и, чуть приподняв его, словно собираясь сказать тост, произнёс:

— Ну, что же Амалия де ла Луна… Нет, Эмерт… Точнее Эмилия… Или Эми? Как много у тебя фальшивых имён! Что же, пора познакомиться заново. Я бы даже выпил за это, — он ещё выше приподнял бокал. — Так как тебя зовут? По-настоящему?

Его голос был ледяным, бесстрастным и абсолютно спокойным, но в глазах затаилась черная бездна.

— Имя? Выбирайте любое, Ваша Светлость. Я одинаково люблю их все, — ответила Эмбер с усмешкой, в ответном жесте подняла бокал и откинулась на спинку стула.

Ну вот, карты открыты, можно, наконец — то, быть собой. Игра окончена. Время сбросить все маски.

Пусть и ненадолго, но это ощущение свободы, когда не нужно больше притворяться, было даже в радость. Наконец — то, можно не изображать из себя скромную беженку Эмилию Вальдес — Ванрайт. Хотя ещё одну роль ей всё — таки предстоит сыграть. Роль пешки в чужой игре. Пешки, которая мало что знает и от которой ничего не зависит. Потому что есть ещё Тибурон, Джарр и граф Морено, которые не будут так милосердны, как сеньор Виго, и уж точно укоротят её на голову, если она станет болтать лишнего. Поэтому, ещё предстоит лгать. И много…

— Ваша Светлость? Даже так? Ну хорошо, — криво усмехнулся сеньор Виго. — Как тебя назвали родители при рождении? Какое из этих имён настоящее?

— Это имеет какое-то значение? — спросила Эмбер. — Пусть будет Эмили, почему нет?

— Хорошо, Эмили, пусть будет так, — он сделал глоток и поставил бокал на стол. — Теперь мы знаем, кто был настоящей воровкой. Надеюсь ты избавишь меня от каких — нибудь наскоро слепленных историй о том, как ты ни в чём не виновата, а всё это лишь случайность. Мы оба знаем, что это не так. Тебе придётся рассказать мне всю правду, ты же понимаешь? Так или иначе я найду способ всё узнать, и лучше, если ты расскажешь всё сама. Так на кого ты работаешь, Эмили?

— На того кто больше заплатит, — она пожала плечами. — Хотите и вы можете меня нанять, Ваша Светлость. Могу украсть, могу покараулить.

Она тоже сделала глоток и поставила бокал на стол. От ониксида показалось, что вино отдаёт железом. Аппетита не было, а напиться до бесчувствия ей нельзя. Вино притупляет контроль, а ей это сейчас не нужно, потому что предстоит ещё выпутаться из всей этой истории. Ведь пока она лениво и вальяжно отвечала на вопросы сеньора Виго, её ум напряжённо работал, ища выход из этого тупика. Мыслить ясно и чётко мешал ониксид, и приходилось делать над собой неимоверные усилия, чтобы заставить мозг думать параллельно тому, о чём она говорила вслух.

— И кто тебя нанял ограбить мой дом? — сеньор Виго отодвинул бокал в сторону, чтобы он не мешал рассматривать собеседницу, и скрестил руки на груди. — Сколько тебе заплатили или обещали заплатить за эту работу?

— Ну это не такой уж и секрет, — она снова пожала плечами. — Меня нанял Тощий Люк, вы видели его на фиесте. Мой сообщник. Он сказал, надо украсть реликвию. Обещал две тысячи эскудо. Я и согласилась. Это большие деньги.

— Тощий Люк значит? Твой сообщник, который, якобы, умер на фиесте. Так?

— Ну, в общем, не то чтобы умер, — она усмехнулась, — но да, это он.

— Как ему удалось воскреснуть и обмануть даже доктора Гаспара?

— У него есть с собой порошок, зашит в воротнике. Это давно известный способ, которым пользовались ещё рабы, чтобы сбежать от хозяев.