Памяти погибших на подлодке «Курск» посвящается Опомнись, Родина, ещё какую плату Ты примешь за бессилие своё? Могущество России – мирный атом — В который раз не мирным предстаёт. Уже не тянет порохом в просторе, И окружающий нас мир другой, Но, не давая матерям покой, Их топишь сыновей в холодном море? Ты губишь лучших, их ли в том вина, Что докатились беды и до флота, Собой укутав за тебя, страна, Реактор, словно амбразуру дота, Выдавливая влагу из груди, Солёный кислород деля на крохи, Они считали выдохи и вдохи И верили, что их должны спасти. Но не досталось на их долю фарта: Нет не на шельф и не на глубину, Они легли на стол разменной картой Не за свою переплатив вину. За чью? Мы не услышали ответа, Должно быть минимальная цена, Как в прежние лихие времена, — Лишь человеческая жизнь за это. Тяжёлый ком, мешающий груди Одной шестой вздыматься части суши. – Как уязвимы вы морей среди, Так уязвимы ваших близких души. Им не хватает вашего тепла, Как вам не доставало кислорода. Судьба безвольно всматриваться в воду И их, и вас до смерти обрекла. Вам, странникам безжизненных причалов, Расписываясь в немощи своей, С деньгами неохотно власть вручала Свою вину за ваших сыновей, Супругов и отцов. Кто им послужит Проводниками? – Океан велик… Но, может быть, он шлёт дельфиний крик Из моря и тумана в ваши души. 20.08–10.9 2000 г.  Деду Позволь мне поклониться, дед, Твоим сединам и наградам В честь оглушительных побед Под Курском и под Сталинградом. В честь тех, кто вырос на руках, К успеху приведён тобою. Своих вершин добился с боем. Я о твоих учениках. Теперь всё в них, что воспитал, По-миру разнеся десантом: Бесценных знаний капитал И кладезь собственных талантов. И я впитать все это смог, Едва родившись: дух спортсменов, Большой набор спортивных генов И даже этот ровный слог, Который нёс до взрослых лет, Не расплескав и не растратив, В своих стихах фамильный след… Не для себя – потомков ради. Которые уже растут, Доверчиво бросаясь в руки. Уверен, дед, не только внуки Готовы подписаться тут. Надеюсь на прямую связь, Берущую начало где-то, Сквозь поколенья воплотясь Всем лучшим в правнуков от дедов. А значит – это знак судьбы: Свои стихи шептать губами, Ходить по лесу за грибами, Купаться и варить супы. 19.12.2002 г. Мегаполис
Я утром удивлюсь, открыв глаза, Внезапно оказаться в мире новом. Прислушиваясь к тихим голосам В объятиях спокойствия лесного. Когда уже не нужно за собой Недобрые ловить чужие взгляды. Когда сменяющийся ритм любой Периферийным зрением не надо Распознавать, едва произойдет, Предвосхищать, как в шахматном сраженье. И понимать, что больше не гнетёт Мгновенное отсутствие движенья. Когда не нужно всячески хитрить, Во лжи потребности гнетущей нету. Когда не тянет нервно закурить Последнюю сухую сигарету. Когда не нужно забегать вперед, Ждать, затаясь, пропитываясь потом, И уповать, что кто-то не прервёт Большую многолетнюю работу. Но что-то в этом беспокойстве есть, Источнике неистребимой боли. Мой мир, питающий движенье здесь — Асфальтово-бетонный мегаполис. Спросив себя, опять сюда вернусь Слегка уставшим, но готовым к бою. И со всего размаха окунусь В безумный бег из мнимого покоя. Сегодня я минуты тороплю. И в их потоке бурном существуя, Я в том лишь мире беззаботно сплю. Но только снится мне, как здесь живу я. 25.5.2002 г.  Одна Великая цель Мои глаза сухи, но речь дрожит. Едва видны написанные строки. Теряет смысл необходимость жить, Лишенная его в самом истоке. Истерзанная женская душа, Незнающая трепетного счастья Носить под своим сердцем малыша, Быть существом всем малой его частью. Застигнутые страшною бедой, Десятки тысяч пар в минуты эти, Как мы с женой, остались на пустой, Никем необитаемой планете. Их не тревожат бури и шторма, Их ураганы с шатких ног не сдуют. Безжизненны сегодня их дома. И вынужденно детские пустуют. Вдруг просочится слабый, но живой Веселый гомон детворы шумящей. Но давит свод небес над головой, Не позволяя сердцу биться чаще. И будет жизнь теперь подчинена У них двоих одной великой цели. Но как же далека от них она! |
