Литмир - Электронная Библиотека
A
A

«Отнюдь не долгий мягкий дрейф к сединам…»

Отнюдь не долгий мягкий дрейф к сединам
Являет нам история собой.
Вся наша жизнь – жестокий поединок
С невероятной собственной судьбой.
Мы без неё устойчивы едва ли.
Пока ногами тщетно ищем твердь,
Она, как смерч, нас тащит по спирали,
Ежесекундно нагоняя смерть.
Гудящий вихорь чередует сферы.
А в жизни – годы, вехи, рубежи.
Числительные уникальной меры —
Богатства знаний, полноты души.
Я рвусь угнаться за его напором,
На новом цикле не прервав борьбы.
Жизнь – это буря шквалов и повторов,
Важнейших кадров ленточной судьбы.
С колен вставая после неудачи,
Карабкаюсь сквозь вереницу лет
За тем, чтоб разыграть уже иначе
На новом поле старый свой билет.
А годы пусть текут неукротимо.
Им с юностью моей назначен спор,
Чьё превосходство объективно мнимо.
Как и неубедителен напор.
Судьба нам представляется слепою,
Но будущее строится тобой…
Мне жизнь важна, как бой с самим собою,
Непримиримый зачастую бой.
Но меркнет всё, едва касаюсь взглядом
Знакомых рук, лица, волос и плеч.
Мне ярости твоей, судьба, не надо.
Напором твоим, вихорь, не увлечь.
Пускай подхватит на отрезке малом,
Уходит вниз еще одна ступень.
Порой есть смысл всё начать сначала.
И записать в дневник свой первый день.
Сегодня только день, а завтра годы…
Задуманное пусть бы в них сбылось.
Жизнь штормом необузданной природы
Обрушилась на временную ось.
Судьба ее прочертит, шторм окружит,
Виток к витку нанизывая вновь.
Здесь вьются потревоженные души,
Здесь гаснет и рождается любовь…
10.10.1997–3.12.1999 г.
Тридцать семь - i_013.jpg

Всем погибшим тридцатого мая в минском метро посвящается…

Чем ты разгневал, маленький народ,
Создателей трагедий и увечий?
Предсказанный волхвами страшный год
Бедой тяжёлой лёг на наши плечи.
Пытаясь дотянуться до того,
Что пестуешь на рубеже столетий?
Дороже и страшнее нет чего? —
Когда в эпоху мира гибнут дети.
Уже неважно, кто и почему
Их выманил на улицу из дома.
В тот миг, глухих к разумному всему,
Их гнал в нору последний рокот грома.
Разломам выступавшей из земли,
Раскрывшей смертоносные десницы,
Они остановиться не могли,
Вливаясь в вековую боль столицы.
Дурную память этих берегов
Лишь летописи вынесли и книги.
И снова не росу из родников,
А кровь несёт течение Немиги.
Выкладывая из разбитых тел
Подножие кровавого кургана.
Кто Вас коснуться в этот день посмел?
Кто Вас не спас из этого капкана?
Вас, будущих прекрасных матерей,
Растерзанных за несколько мгновений,
Родивших бы таких же дочерей,
Но вжатых в мрамор и гранит ступеней.
Мой мужественный маленький народ,
Не постыдись склонить свои головы
У берегов ушедших в землю вод
И выплакать свои глазницы снова.
Не поскупись на свечи и снопы
Цветов плакучих и венков у гроба,
И берегись безумия толпы,
Детей твоих не поглотило чтобы.
31.05–2.06.1999 г.
Тридцать семь - i_014.jpg

Родное человечество

Родное человечество, ты слепо
И беспощадно к собственным глазам,
В ранг книжной догмы возведя нелепость,
С забытой штольней путаешь Сезам.
Где Гамлеты твои? Толпой безликой
Ты втаптываешь праведников след,
И укрываешь за Господним ликом
Своей духовной немощи скелет.
Родное человечество, ты слепо
И вольно в слепоте своей карать.
Мы называем дом отцовский склепом
И рвемся на чужбину умирать.
Кичась патриотизмом и стремленьем
Отчизны горсть спасти в стране чужой,
Лелеем нам чужое поколенье
С чужим менталитетом и душой.
Родное человечество, ты слепо,
А кто, скажи, из нас сегодня зряч:
Слепая жертва слепоты свирепой,
Слепой ловец или слепой палач.
Ты зрение теряешь и рассудок,
И лишь тогда сжимаешь кулаки,
Когда привычно не набит желудок
И холод раздирает на куски.
Родное человечество, ты слепо,
Когда трибунов слушаешь вранье,
И миллионом шляп, платков и кепок
Приветствуешь позорище свое.
Когда становишься единогласно
Под их знамена и под их пяту,
Когда за нищенский паек согласно
Слова признания жевать во рту.
Когда хмелеешь от ничтожной воли,
Зло брошенной в тебя из-под небес,
Когда чужой не замечаешь боли,
И, собственной стыдясь, уходишь в лес.
Задетое едва обидой мелкой,
Становишься в своей любви черствей,
Когда на грязную введешься сделку
С не очень чистой совестью своей.
Ты в рай стремишься и страшишься рая,
Пугаешь адом, но сползаешь в ад,
Материю живую отторгая,
На смену библии призвав булат.
Занятием за этим вы, миряне,
Забыли назначение свое,
И те, кто веру обретал в Коране,
И те, кто во Христе искал ее.
Ты веришь в бесполезные приметы
И от безверия готово выть,
Рисунки смотришь Нового завета,
Не потрудившись прочитать главы.
Ты рвешься к власти издавать законы,
С принятием которых не спешишь,
И в тот же вечер продаешь иконы
В обмен на пистолеты и гашиш.
Ты забываешься в плену дурмана
И изгоняешь этот же дурман,
Из своего красть не стыдясь кармана,
Уже пустой латаешь свой карман.
Заботишься о собственном здоровье
И разбазариваешь этот клад,
Долги и совесть погашаешь кровью,
А кровь опять-таки низводит в ад.
Ты рвешься слиться со вселенской пылью,
Чтоб разум в этой отыскать пыли,
И тут же лучшим обрезаешь крылья,
Чтоб высоко подняться не могли.
Твоих устоев мир рутинно крепок
И не приемлет лишней суеты.
Родное человечество, ты слепо,
А может, рождено для слепоты.
10–25.02.1996 г.
6
{"b":"823303","o":1}