— Зачем? — поинтересовалась Марина.

— Анахронизм, — отозвался всё тот же сосед. — Колею всё ещё не перешили. А пора бы, если всерьез помышлять о стирании былых граней.

— Да, да! — вспомнила Марина и смутилась. — Колею всё ещё не перешили… В западноевропейских странах она чуть уже, чем наша.

Мелькали последние километры советской земли. Марина пыталась представить себе, что происходило здесь в начале гитлеровского вторжения. Горели вот такие же аккуратные домики и вместе с ними гнезда аистов на высоких столбах или старых деревьях. Прилетали аисты, не находя своих гнезд. Покидали свои гнезда люди, не зная, когда вернутся…

Марине, основательно изучавшей историю, всё же было трудно представить себе эти картины. Слишком далеки были от того трагического времени все её представления, все её интересы. Одно дело — прочитать о тогдашних ужасах в книжках или даже увидеть их на киноэкранах, совсем другое — представить себе горящей землю, на которую она сейчас ступит.

Марине не надо было пересекать советскую границу. В Бресте она сходила, чтобы добираться дальше до бабушки на автобусе.

Попрощавшись с седеньким соседом, ехавшим в Париж, она бодро зашагала к невысокому зданию вокзала, прошла через его шумные залы и оказалась на тихой привокзальной площади.

У Марины не было вещей — одна только сумка. Что, если дойти до крепости пешком? Автобуса ждать несколько часов.

Она спросила какую-то девочку с косичками: далеко ли до Брестской крепости? Девочка, стоя на одной ноге (она играла в «классики», начерченные мелом на асфальте), сказала, что надо выйти на Каштановую улицу и идти по ней всё время прямо. Дорога будет обсажена деревьями. Упрется в бетонную стену. А в ней дыра как пятиконечная звезда, только неровная. За ней крепость. И там штык до неба.

— Только до неё далеко, — предупредила она и прыгнула в начерченный квадратик.

Марина всё-таки пошла пешком. Правда, пройти много ей не удалось. Нагнал мотоциклист. Коляска у него была свободной.

— Вам в крепость? Дорога здесь без поворотов. Так и я туда же, — сказал он, откидывая полог коляски.

Марина украдкой взглянула на мотоциклиста. В шлеме он показался ей военным, хотя формы на нём не было. И она согласилась.

— Хотите познакомиться с достопримечательностями? — спросил мотоциклист, набирая скорость.

— Нигде так не ощущаешь движение, как на мотоцикле, — сказала Марина, прикрываясь от бьющего в лицо ветра косынкой.

— «В движеньи счастие мое, в движеньи…» — пропел строчку из песни Шуберта мотоциклист.

Марина с интересом посмотрела на него.

Из-под шлема выглядывало немного скуластое волевое лицо с тяжеловатым подбородкам.

— Вы могли бы быть космонавтом, — сказала она.

— Мечтал, но пока не привелось, — отозвался её спутник. — Может быть, вес велик.

Марина мысленно согласилась. Он действительно был крупноват: широк в плечах и роста завидного.

— Разве что в будущем. Мечтаю о Марсе.

Крепость действительно показалась за бетонной стеной с проемом в виде неровной звезды. В нём виднелся бетонированный двор с обелиском, похожим на штык. И никаких стен и башен, как у Московского или Ростовского кремля. Марина сказала об этом:

— Так это же старинная, но не древняя крепость, — отозвался мотоциклист. — Её построили в девятнадцатом веке для тогдашних пушек с ядрами. В те времена она представляла собой силу. В ней могло отсидеться несколько тысяч человек. Даже большая армия не рискнула бы пройти, не взяв крепость, не разоружив её гарнизон. Но не в двадцатом веке. Гитлеровские полчища прошли мимо.

— Почему же во время войны с Гитлером она всё же была крепостью?

— Крепостью была, только особой. Вам экскурсоводы всё расскажут. Вот мы и приехали. Видите: с одной стороны Буг, с другой — его приток Мухавец, разделенный на два рукава. Система обводных каналов делала крепость на островах труднодоступной. Ну и ещё эти внешние обводы — земляные валы.

— Как они заросли кустарником!

— Вы не киноактриса? — спросил мотоциклист, притормаживая на довольно узком мосту.

— Нет, — удивилась Марина. — Разве похожа?

Ее спутник немного смутился:

— В принципе киноактриса может на всех походить. И на вас тоже, если в фильме ей выпала ваша роль.

— Ну, синих чулков вроде меня в кино играть не будут! — рассмеялась Марина.

— Приехали. Вон Тираспольские ворота. О них можно рассказать много легенд. Правдивых легенд. Ищите экскурсовода.

Марина прошла под аркой изрядно побитых кирпичных ворот с башенкой вверху и оказалась на вымощенном камнями дворе. Её окружали приземистые, полуразрушенные и местами заново восстановленные здания. В центре площади высились руины, старой церкви, заросшие не только травой, но даже кустиками. Рядом обелиск казался огромным.

Экскурсии не было видно.

Из ворот вышел спутник Марины, на этот раз без шлема. Бросались в глаза седые виски, не вязавшиеся с молодым ещё лицом.

— Вот беда, — сказал он, — вы опоздали. Я узнавал. Группа уже ушла в подвалы. Догонять её не стоит — много пропустили, а ждать… Ведь нет ничего хуже, чем ждать или догонять.

— Но если я специально приехала в Брест, чтобы побывать здесь, то можно и ждать и догонять.

— Специально? — удивился спутник. — А зачем?

— Поклониться праху героев.

— Тогда давайте сделаем это вместе.

— Я не против.

Спутник чем-то располагал её к себе.

— Решено, — неожиданно заявил он. — Я заменю вам экскурсовода. Я ведь тоже «специально» прилетел сюда. На аэродроме ребята дали мне мотоцикл, вот я вас и догнал.

— Прилетели? И тоже специально? Узнать о Бресте?

— Нет. Узнать о нём ещё что-нибудь мне трудно.

— Так зачем же вы здесь?

— Будем считать, для того, чтобы быть вашим гидом, чичероне…

— Ну что вы! Слово какое-то неподходящее.

— Вы правы. Лезут чужие слова. Но я исправлюсь.

Они шли по крепостному двору, изрытому давними, сглаженными и заросшими травой воронками.

— Когда на рассвете тихого июньского дня гитлеровцы без объявления войны коварно напали на крепость, она была почти пуста.

— Вы же говорили, что она могла быть убежищем для тысяч солдат.

— Могла. Но все полки были выведены в лагеря. Здесь оставались случайные командиры, разрозненные группы солдат разных подразделений. Гитлеровские автоматчики захватили церковь, — он указал на центральные руины, — и держали весь двор под огнем своих пулеметов. Люди бежали из казарм к штабу полуодетые, безоружные, И погибали, не добежав до Белого дворца.

— Это его развалины? — спросила Марина, силясь представить себе дворец.

— Да. Так называли инженерное управление. Там у нас помещался штаб полка.

— У вас? — подняла брови Марина.

— Ну, не у меня, конечно. У нас вообще. Защитников крепости было едва ли несколько сот человек. Многие погибли в первые минуты. Нужно было выбить автоматчиков из клуба, который помещался в церкви. Ещё вечером все смотрели там кино. И солдаты разных полков, 333-го, 84-го, пограничники, не все с оружием, но вооруженные злостью, ринулись через окна клуба, закрывая своими телами дула пулеметов. Голыми руками брали церковь. Автоматы вырывали у гитлеровцев. Били их, душили, уничтожали. Это было против всяких правил. И враги не выдержали, но убежать едва ли кому из них удалось. Их расстреливали из их же пулеметов на этом дворе, как наших в первые минуты войны.

— Я думала, крепость — это оружие, боеприпасы, продовольствие, а никак не рукопашная с голыми руками.

— Всё здесь было не по правилам. Гитлеровские автоматчики успели сообщить по радио о своей беде. Тогда на крепость обрушился ад. Это надо было видеть. Никогда в жизни не забудешь. Тяжелые снаряды перепахали всю эту площадь. Разрушили вот эти здания, рассчитанные на тяжелые ядра, но не на фугасы. А фугасы посыпались с неба. Гитлеровские стервятники пикировали вот сюда, и сюда, и сюда… Огненные фонтаны земли, камня, дыма, казалось, могли достать самолёты, но те успевали отлетать. А здесь был шквал, смерч, самум, буран, торнадо из огня, дыма, осколков и рушащихся сводов. Мы потом с вами спустимся вниз. Я тут все проходы знаю…