— Что ж! И Герц, как известно, тоже не угадал века радио. Открыл свои лучи, но не придал им значения.

— Нет, нет! — нервно замахал руками Бернштейн. — Такой провидец, как Резерфорд, не мог не видеть, куда заведет людей ядерная энергия! Он просто хотел спасти человечество, я в этом убежден! Он стремился увести интерес учёных от опасной области, сбить их с обреченного на трагедию пути…

— Неожиданный, я бы сказал, взгляд на Резерфорда, — искренне удивился Тросс, сам наливая себе ещё рюмку виски.

— Неожиданный лишь для тех, кто не рискнул бы поступить на его месте точно так же…

— Значит, вы, проф, поступили бы точно так же? — Тросс испытующе посмотрел сквозь опустевшую рюмку на Бернштейна.

— Я? — поразился Бернштейн и положил обратно взятую было куриную ножку. — Я совсем в другом положении. — И он выжидательно посмотрел на гостя.

— Вы так думаете? — усмехнулся Тросс. — Мне поручено сообщить вам, что в Европе вашим открытием интересуются не только учёные, но и эксперты армий западной солидарности. Мистер Вельт намеревается пригласить их на свой плац-парад в Ютландии, где, надеюсь, будем и мы с вами.

— Вот как? — откинулся на спинку кресла Бернштейн. Казалось, волосы его поднялись дыбом. — А если я воспротивлюсь?

— Ах, мистер Бернштейн! — примирительно сказал Тросс, наполняя рюмку профессора. — Что в силах сделать мы с вами, маленькие люди? Ведь шестой окисел известен такому учёному, как мистер Вельт. А остров Аренида с его газом приобретен таким магнатом, как всё тот же мистер Вельт!

— Но нужен им всё-таки я! И я скажу вам почему, Тросс! Без меня они не умеют зажигать воздух!

— Ах, проф! Не обольщайтесь. Если «спичка» изобретена, её смогут изобрести ещё раз.

— Вы так думаете? Но когда? А пока диктую я. Может быть, я соглашусь поехать в Европу, но при одном условии.

— Каком, сэр?

— Без меня никто не отправится на остров Аренида за газом-катализатором.

— Вот как? Вельт обрадуется такой заинтересованности с вашей стороны.

— Пусть знает, что я планирую новую эру. Люди получат вездесущее топливо. Вы подняли брови, Тросс? Я объясню вам. Сгорает кислород, но мы восстановим атмосферу за счет бесчисленных масс хлореллы, которую разведем по всему миру.

— А азот?

— Недра, Тросс, земные ведра. И бактерии! Всё остальное сделает солнце. Но в конечном счете его энергию через вездесущее топливо люди получат бесплатно.

Тросс покосился на окно, за которым ещё виднелась заря.

— «В сто тысяч солнц закат пылал…» — загадочно сказал он.

Морису Бенуа, генералу в отставке, было приятно, что в военном министерстве вспомнили о нём и в качестве военного эксперта на этот своеобразный съезд послали именно его.

Похожий на огромное насекомое геликоптер, который взял пассажира прямо из центральной части Парижа, начал снижаться.

Два самолёта — один оранжевый, с коротенькими, похожими на перышки крыльями, другой чёрный, с крыльями, отогнутыми назад, как у падающей вниз птицы, — опустились на тот же аэродром.

Вскоре все три машины стояли на ровном бетонированном поле.

Морис Бенуа сошёл на землю и с удовольствием вдохнул воздух, приносящий запах моря. Ветер всегда продувает Ютландию от моря до моря.

От чёрного самолёта к нему направлялась стройная фигура военного.

— Ба, мистер Уитсли! — воскликнул Бенуа. — Это начинает походить на совпадение. Не в первый раз нам приходится встречаться за одним столом!

С улыбкой шёл он навстречу человеку с бритым, несколько надменным лицом, оставляющим загадкой возраст его обладателя.

— Не находите ли вы знаменательным, сэр, — заговорил Бенуа, — что все приглашенные гости выбраны из числа лиц, находящихся в отставке?

Полковник Уитсли холодно усмехнулся:

— Очевидно, этих лиц считают наиболее весомыми. Во всяком случае, они выбраны не только из представителей Запада. — И он указал глазами на двух проходивших мимо людей.

Один из них был глубокий старик с длинной седой бородой. Он казался особенно низеньким по сравнению со своим спутником-гигантом, гордо закинувшим светловолосую седеющую голову.

— Японец, — сказал Уитсли.

— А с ним генерал Копф, — улыбнулся Бенуа. — Я вижу, что отставка отнюдь не повлияла на его привычки. Он по-прежнему украшает свою грудь всеми орденами, какие могут на ней уместиться, а остальные в специальной коробочке носит за ним адъютант.

Японец и немец холодно раскланялись с французом и англичанином.

— Однако чем угостит нас сегодня гостеприимный хозяин? — продолжал болтать Бенуа, направляясь к ожидающему их автомобилю. — Я чувствую, что события переходят в новую фазу. Ведь все эти годы, несмотря на мирные декларации правительств, военные концерны продолжали напряженно работать. И теперь им необходимо организовать хорошенькую войну или начать всё сначала.

— То есть как сначала? — удивился англичанин.

— Продукция требует сбыта. Подозреваю, что сегодня мы убедимся в устарелости всего существующего вооружения. Оно подобно прошлогодней парижской моде. И придётся нам с вами, как парижским красоткам, прививать новую моду на шляпки для танков и шлейфы газов… Кстати, любопытно, что датское правительство разрешило парад продукции нашего хозяина, как смотр живых моделей в парижском ателье. Впрочем, чем это не обычное рекламное мероприятие? Наш владетельный хозяин покажет собственные машины на собственной земле вблизи собственного замка.

Выехав с аэродрома, автомобили один за другим помчались по великолепной автостраде, похожей на застывшую бетонную реку.

— Это ведь тоже образец продукции нашего хозяина, — указал Бенуа на автостраду. — В его универсальном магазине есть всё для войны!

Автострада кончилась. Бетонный ледник оборвался, повиснув острыми краями излома над железной эстакадой.

— Вот и парад-плац! — сказал Бенуа.

На холме, около которого остановились автомобили, было уже много людей.

Старый японец и поблескивающий орденами генерал Копф стояли возле лысого, сухого старика в гетрах на тонких ногах.

Уитсли и Бенуа смешались с толпой военных экспертов, прибывших из многих стран мира.

— Джентльмены! — обратился к собравшимся лысый старик. — В сердце каждого живет любовь друг к другу и стремление к миру. Война — величайшее бедствие человечества. Она ненавистна людям. Но люди беспечны и наивны. Отравленные злокозненной пропагандой мира, они пугливо и неразумно отдают свои сердца и подписи, чем отнимают у нас наступательный щит атомного оружия, заставляя искать ему замену. Во имя заботы о слабых и ослепленных я продемонстрирую вам скромные достижения моей фирмы, которые помогут людям жить в мире и согласии без соседства с ненавистной системой, сеющей страх и подрывающей цивилизацию. Люди должны избавиться от вечных опасений и завоевать вечный мир на единообразной и цивилизованной земле! Да исполнится эта светлая мечта!

Лысый старик протянул руку.

И тотчас началась страшная канонада. Плац-парад приветствовал своих гостей артиллерийской пальбой с плотностью огня, встречавшейся во вторую мировую войну разве что под Берлином.

Снаряды взрывались на небольшом, хорошо видимом отсюда участке около автострады. В небо взлетели горы земли. Воздух стал серым и непрозрачным. Чёрные ямы фантастической пахоты приближались к автостраде. Ещё секунда — и в небо полетели глыбы бетона, скомканные куски железа. Снаряды с неумолимой последовательностью, подобно подаче суппорта на токарном станке, ложились один подле другого. Через десять минут километра автострады больше не существовало. Военные переглянулись.

— Каково, ваше превосходительство? — обратился к бородатому японцу генерал Копф.

Старик спокойно перевел взгляд с остатков автострады на «золотую» грудь собеседника и ничего не сказал.

Канонада смолкла. И сразу зашумело в голове, зазвенело в ушах, словно воздух стал разреженным, как на высокой горе. Плац-парад представлял собой пересеченную местность, зажатую между холмами, окаймленную лесом, за которым протекала река.