Плетусь в столовую, мысли проносятся со скоростью Шанхайского поезда. Что, что говорить? Как себя вести?

На удивление полдня пролетает легко и незаметно. Посуда нас ждала не только в жестяных раковинах, но даже в ванне, а гигантская столовская мясорубка больше напоминала пулемёт. Её тоже пришлось мыть.

Тим другой без посторонних. Живой и настоящий. И даже не заигрывает со мной. Никаких идиотских выходок. Расслабилась, нахохоталась до болей в животе.

Ощущение, что говорю с подружкой, только это мальчик. Тим рассказывает про своего пса Рича, прежнюю школу, сумасшедших старших братьев. Мне не понять их отношений. В нашей семье я старший ребёнок. А он младший, наверное, всеобщий любимец. Так уверен в себе, похоже, с рождения привык получать то, что хочет, но говорит, что иногда получает и по башке от своих двоих братьев.

И собаки у меня нет. Боюсь их.

В конце ударной дежурной смены, перемыв вавилонские башни из грязных гигантских кастрюль и тазов из-под липкого дрожжевого теста, едим гороховый суп с булочками в пустой столовой. Мягкие рыжие лучи сентябрьского солнца падают через окна Тиму на лицо, но радужки его глаз ничуть не светлеют, остаются непроницаемыми, черными. Жарко. Тим встает, чтобы снять джинсовую рубашку, и пояс его брюк опять оказывается на уровне моего лица.

– Что за кожаный брелок у тебя на ремне? – осмеливаюсь спросить.

Он отстёгивает побрякушку, открывает металлическую заклёпку на ней и вытаскивает треугольник синего цвета с двумя закругленными углами. Протягивает мне. На нём надпись «Dunlop».

– Это медиатор, – говорит Тим. – Для акустической гитары. В чехле не потеряется и всегда с собой. Играю с братьями. Иногда выступаем на небольших мероприятиях.

Не скажу, что новичок стал для меня внешне привлекательнее, но с ним весело (что-что, а похохотать я люблю), невероятно легко и, кажется, он совсем не притворяется, не пытается произвести на меня впечатление.

Спустя неделю

Тим

Сегодня мой день рождения. Мама просто дала денег и всё. Хорошо хоть не забыла вовсе, как случалось прежде не раз.

У нас дома не приняты бурные объятия, семейные застолья и подарки. На Новый год мама готовит салаты (готовить много и вкусно – её маниакальная черта), а потом уходит к разведённой соседке. Отец читает книги, закрывшись в комнате, или смотрит телевизор. Не люблю праздники дома. Скукотень.

Соображаю, что же придумать на подаренные деньги, и через минуту уже звоню друзьям. Решаем идти в парк экстремальных аттракционов.

Может, и Лику позвать? Представляю, если карусель, как всегда, внезапно остановится в момент, когда все висят вниз головой на высоте пятнадцати метров от земли. Лика изо всех сил вцепится в поручни, а я буду рядом. Говорят, совместно пережитые опасные приключения сближают людей и разжигают симпатию. Что ж, проверим эту теорию.

Так и знал, она не сможет пойти – мама ждёт, домашние обязанности, уроки… бла-бла-бла. Неужели хоть разок нельзя отклониться от строгого распорядка дня? Значит, возьму рыжую Ритку.

Лика сильно удивилась, когда догнал её на улице после уроков и предложил присоединиться к моему празднику. С утра было пасмурно, Лика держала симпатичный белый зонтик-трость с деревянной ручкой. Ох уж, эти её странные вещички и аксессуары из гардероба герцогини, в двадцать первом-то веке. Не удержался, выхватил зонт и молниеносно дернул им, как клюшкой, за её лодыжку. Лика не была готова к фокусу и чуть не упала, но я подхватил её.

Ну, здравствуй, первый класс, последняя парта. И откуда только такие идеи в голове берутся? Осталось только за волосы подёргать.

Только те люди, что подходят друг другу, не скучают в тишине.

Н.Спаркс, «Дневник памяти»

Тим

Две недели спустя

Урок литературы. Со стен за старшеклассниками строго наблюдают Гоголь, Толстой и Чехов. Лика оборачивается, бродит взглядом, и мы встречаемся глазами. Прогресс. Всё идёт по плану.

Учительница вышла. Решаюсь на сумасбродную выходку. Подкрадываюсь сзади, сажусь рядом с ней на корточки между рядами парт и хватаю за руку. Просто интересна реакция Лики. Стараюсь не заржать, чтобы не испортить момент. Накрываю её прохладную ладонь двумя руками. Кто-то из пацанов присвистывает и улюлюкает. Какая у Лики нежная кожа, как гладкие сатиновые простыни.

Боже, сейчас у неё сердце выскочит. Вижу, как бешено пульсирует артерия на шее. Там тоже кожа настолько тонкая, что можно изучать анатомию. Каждый мелкий сосудик просвечивает. Она не может придумать, что сказать, бедняжка.

Дверь скрипит. Бегу обратно за свою парту. Сработало.

Ещё неделю спустя

На большой перемене Лика положила голову на учебник и прикрыла глаза. Видимо, опять всю ночь зубрила уроки. Но так даже лучше – могу беспалевно изучать её.

От чего обычно балдеют пацаны, смотря на лицо – губы, глаза. Я же не могу оторвать глаз от носа Лики. Особенно в профиль. Нет, не пуговка, не кукольно-курносый, он острый, прямой с четкими очерченными крыльями, придающими строгий вид, и… очень правильный. Он даже на вид кажется жестким, будто с легкостью проткнёт тебя. В старой колоде игральных карт больше всех мне нравилась пиковая дама, вот чей профиль у Лики. А она, по-моему, комплексует из-за носа. Просёк это, когда однажды выдал ей придуманное прозвище – «дятел». Вообще-то имел ввиду, что она без устали долбит людям мозги, но застенчивая девушка мигом нервно прикрыла ладонью нос. Вот как можно настолько по-разному смотреть на одни и те же вещи?

Вчера впервые ей позвонил. Достать номер телефона не составило труда. Лика хорошо учится, полкласса названивает ей, чтобы спросить домашку.

Привык часами болтать с девчонками по телефону. После сотни таких разговоров, мог бы докторскую защитить на эту тему. Лучший способ захватить девчачьи мозги и сердце – телефонный разговор. И хотя вы тет-а-тет, так разговорить можно даже самую застенчивую.

Но меня раздражают Ликины ужимки. Не прошло и пяти минут, как она поспешно попрощалась и положила трубку. Ну уж нет. Сделал контрольный звонок вечером.

Опять по-детски отшутилась и оборвала связь. Не поверю, что Лика не болтушка. Своими ушами слышал, как трещит без умолку с подругой.

Лика

Лежу с закрытыми глазами, опустив голову на учебник, и вспоминаю вчерашний разговор с Тимом. Так ужасно, что телефон на кухне, и все разговоры на виду у родителей. Он, кажется, обиделся, подумал, что скучен мне. Но я-то знаю, что будет после таких звонков. Папа строго пригрозит и запретит общаться с ним. Уже проходила через такое. Стыдно говорить, что в шестнадцать лет мне указывают, с кем общаться.

Спустя два дня

Соня всё чаще садится за парту с Эмилией, если только не предвидится контрольная. Думают, я ничего не понимаю. Им и домой по пути, но в прошлом году девчонки иногда провожали меня до остановки. Сижу то одна, то с последним, кто остался без места.

Тима сегодня нет на первом уроке. Что-то случилось? Весь день проходит без него. И чувствую, что мне не хватает его присутствия. Когда он в классе, становлюсь смелее что ли, увереннее в себе. Все-таки насколько завишу от ободрения и симпатии людей.

Почему ты думаешь о нем? Он нравится тебе?

Даже хочется, чтобы нравился, если только новые чувства заберут старую боль. Как горчичники отвлекают от мыслей о воспаленном горле. Но сейчас знаю только, что раньше не замечала плечи парней, которые раза в полтора шире моих. По крайней мере его плечи такие, хотя он и худощавый. Тим любит засучить рукава, и я украдкой поглядываю на его оливковые предплечья, опутанные выпуклыми венами. Они совсем не такие, как у меня.