Мои мысли сейчас в таком же состоянии. Они похожи на идеально белый и гладкий на ощупь лист бумаги. Но те слова и картинки, что довольно часто на нём появляются – исчезают со скоростью шквалистого ветра. И снова белый лист.

Иногда его заполняют сплошные чёрные точки. Это и многоточия, и воспоминания, и планы…

Их бесчисленное множество, они как рой надоедливых насекомых беспрестанно громко жужжат, а вскоре надолго умолкают, оставляя после себя лишь пустоту.

Иногда в пустоте появляется песок, он такой разный и неоднородный, что в глазах начинает пестрить. А иногда – это трава: свежая, пожухлая, скошенная, затоптанная десятками пар ног, грязная или оросевшая.

Но, в конце концов, все тот же белый лист.

Ночью или в сумерках на листе появляются еле заметные облачные пятна. Лист не должен темнеть или уходить во тьму. Конечно, так ты не увидишь звёздного света, дорога не будет таинственной и тёмной. Но будет ли вообще эта дорога? Порой мне кажется, что за границами этого листа ничего нет. Отгонять эти мысли помогает возвращение в реальность. Потому что этот лист – моя жизнь. А мы как-никак неразлучны. От своей жизни никуда не деться. Ты не можешь просто так взять и начать жить жизнью другого человека, изменить своё прошлое, условия своего появления в этом страшно туманном мире.

Там, где я живу сейчас почти всегда пасмурно. Небо часто похоже на белый, слегка сероватый помятый бумажный лист. Всё немного бледное и какое-то обесцвеченное... Всё напоминает мне о моём предназначении.

Воспоминания неосязаемы и не существуют физически, хотя и напоминают сами по себе материю. Со временем они истончаются, их волокна рассыпаются под действием влаги, температуры, их структура напоминает ткань и бумагу одновременно. Когда воспоминания еще можно называть новорожденными – они яркими вспышками пролетают в человеческом сознании. Их пробуждают слова, предметы, запахи, звуки. Их сентиментально пробуждает еще не оправившийся от эмоциональных потрясений мозг.

Мне страшно забыть. Забыть лица, голоса, запахи. Места, дни, людей.

Я знаю, что теперь помню всё произошедшее после той роковой недели уже не так, как раньше, но только сейчас, по прошествии всех этих лет я готова, наконец, в полной мере описать, как изменилась моя жизнь и представление о ней. Я уже не уверена в достоверности многих фактов, пылящихся на полках моего сознания, поэтому заранее решаюсь принести извинения за некоторые вольности, небольшую выдумку (скорее всего по части диалогов) и пространные лирические отступления. Прошло слишком много времени.

Я помню, что даже трубач в тот день спал дольше положенного. Поговаривали, что некоторые смельчаки решили выпить чего-то покрепче фруктовых и травяных отваров, и среди них, естественно, был трубач.

Всех нас, уставших не от насыщенного праздника и вечера на открытом воздухе, а от крайне изматывающей, как физически, так и психически, яркой на события недели, начали будить те, кто по природе своей не могут спать целые сутки – дети.

– Мама! Папа! Тея! Люди!

– Поверить не могу, что так долго спал! Почему не протрубил будильник? – Первое, что я увидела – мамино плечо, а сзади колышущиеся от сквозняка широкие штаны Прима. Мне хотелось сделать вид, что я всё еще сплю, но глаза предательским образом не хотели закрываться. Когда все проснулись и стали убирать после себя импровизированные кровати из старых матрацев и обрезков тканей, напряжение немного спало: чужаки подозрительно осмотрели нас, а мы их. Никто никого не зарезал. Это обнадёживало.

Я старалась много не говорить и даже не смотреть никому в глаза, меня съедал ужасный стыд за все мои вчерашние вольности, а голова пронзительно гудела, не давая сконцентрироваться. Недосып, в конце концов, дал о себе знать. Чужаки тоже были немногословны, мне это понравилось. Вспоминая вчерашний вечер, я задумалась, что из этого правда, а что домыслил мой уставший мозг? Правда ли была такой открытой в общении с Чужаком? О чём я только думала?

Мне не приснились сюжеты книг, захватывающие путешествия, сумасшедшие приключения, таинственные места или райские пейзажи. Мне не приснилось ничего, и я, закутав в свою совершенно обычную куртку Тигру, смирилась с реальностью.

Из своей комнаты в главный зал пришла мама Прима, которая также как и он, хваталась за голову, за сердце, за слоняющегося по залу Тигру, и недоумевала, как это так случилось, что все проспали. Затрубил будильник. Но на этот раз, люди уже высыпали на улицу, лениво потягиваясь. Мы вышли из библиотеки, строго наказав чужакам ждать нашего возвращения. Трубач огласил время – десять часов утра. Надо же, я поспала, на удивление прилично.

Этим утром разговаривать не хотелось не только мне. Но некоторые всё-таки винили в случившемся трубача, вчерашнюю еду и напитки, а также «гнусные инфернальные силы», которые вот уже неделю портили всем жизнь. Кто-то из Ответственных, используя рупор, огласил, что завтрак этим утром будет состоять из несъеденных вчера вечером остатков, а также, что в двенадцать часов празднество продолжится. А я думала лишь о том, как добраться до жилища и умыться. Ах да, еще о том, как весело я проведу день, обучая Чужака стрельбе из лука. Впрочем, в то утро моё внимание заостряли многие другие вещи: опухшие лица поселенцев, унесённые ветром гирлянды, пробегающие мимо дети, одетые наспех; поразительно быстро летящие облака, многозначительные взгляды отца. Уже на следующий день я поняла, почему.

Я предвкушала феерию апатичных сонных мух, вяло спешивших окончить этот праздник, замести следы, и как ни в чем, ни бывало, вернуться к прежнему укладу жизни. Но и здесь я ошиблась. Уже за завтраком жители оживились и воодушевлённо обсуждали еще не потухшую надежду на спасение.

Когда все пошли по домам собираться к завтраку, отец отвёл чужаков к нам, во избежание неудобств.

– Я очень рад, что мы все пережили эту ночь! – Сказал мне Прим у выхода из библиотеки. Я знала, что он по-настоящему рад, но больше, конечно, за сохранность своей жизни и жизни его матери. Мне нравился Прим, но тогда я поняла, что сватовство поселенцев не закончилось бы добром. Зная, что мне может угрожать опасность, как и ему, Прим провёл всю ночь в своей комнате, заперев дверь. Возможно, он еще и подпёр её стулом, а под подушку положил нож, это мне неизвестно, но то, что его волнение было по большей части волнением за его собственные нервы, я знала наверняка. Зачем переживать за меня, когда есть мой отец – он-то всех сумеет защитить. Я не была зла на Прима, а приняла это как должное. Я всегда, если не ожидала от него чего-то такого, то чувствовала, что оно непременно может случиться. Вот у Скалы с Бреной так бы никогда не случилось. В это мне хотелось верить.

Мама умылась быстро, а отец с Тигрой устроили обливание прохладными отварами на заднем дворе. Войдя в ванную, я решила немного потянуть время и стать такой чистой, насколько позволяло количество принесённой отцом воды. «С этим всплеском я отпускаю усталость, а с этим – дурные мысли. С этим – недоверие, а с этим – старуху с её пророчеством. С этой водой пусть уйдут все ветра, а с этой – бестактность Прима!». Чистая телом, и как мне хотелось думать, очищенная разумом и душой, я надела высушенную футболку, прежние штаны, куртку, возвращённую братом, и посмотрела на себя в зеркало – прежнюю Алатею в последний раз.

После меня в ванную было разрешено пойти чужачкам, а уже после чужакам. У нас еще осталось немного еды с ужина, поэтому я решила отправиться за добавкой одна. Тигра по традиции пошёл кормить Овечку. Чужак догнал меня у двери.

– Тебе помочь? – Я вопросительно посмотрела на парня.

– Да…Извини, глупый вопрос, нам же лучше не выходить.

Мне хотелось ответить ему «Как ты смеешь такое предлагать? По-твоему я изнеженная девица, которая ничего не может сделать самостоятельно?!». Но я лишь кивнула, не поднимая глаз, и отправилась занимать очередь. В этот день мне не хотелось ни с кем говорить, не хотелось ничего делать и даже думать не хотелось. Я окинула взглядом такую привычную и родную мне очередь: хоть люди и были одеты в причудливые для них одежды, мне искренне хотелось видеть их другими. Этого было недостаточно. Наверное, приезд людей из-заграницытак подействовал на меня, но я правда яростно желала перемен. Почему бы всем этим посредственным людям не изменить хоть что-нибудь? Почему их так устраивает привычное положение вещей? Почему они до сих пор не пришли к нашему дому и не допросили чужаков, не заставили каждого из них выстрелить из лука, не растерзали их, не…