Я не ждал, конечно, что она захлопает в ладоши и запрыгает на месте с криками: «Вау!!! Как я хочу поиграть!» Но такое пересечение интересов было бы очень приятным. За роялем было пусто, и, несмотря на это, мне на какой-то миг снова померещился образ девушки с изящными руками-крыльями, порхающими по клавишам. Я уже начинал сомневаться, существовала ли пианистка на самом деле. Вероятно, она жила только в моём воображении.

Лера остановилась перед салоном элитного чая и кофе.

– Кажется, я знаю, что мы купим Владимиру Леонтьевичу! Он всегда был кофеманом.

– Это Потапову что-ли? – уточнил я. – Он у нас терапию вёл.

– Правда? – Лера оживилась. – И у нас тоже. Он же совсем недавно вышел на пенсию?

– Точно. Недавно. Мы с Романом у него в том году на даче были, он собаку завёл. Сенбернар, огромная мохнатая псина, – улыбнулся воспоминаниям я.

Лера рассчиталась на кассе, а я поудобнее перехватил большую коробку с любимым напитком нашего преподавателя.

– А вот сюда мы пойдём за подарком для Натальи Константиновны, – Лера уверенно указала на отдел посуды. – Мы купим ей чайную пару.

Я помнил этого врача-эндокринолога. Она долгое время проработала у нас в больнице, милая женщина. У неё всегда были очень красивые кружки. Чаще всего у докторов в ординаторской стояли кружки с приколами, смешными рисунками и подписями типа «Большой босс» или «Я лечу». У Натальи Константиновны посуда была изящная – чашки с золотыми ободочками, расписанные красивыми узорами… Только вот откуда Лера об этом знает? Она же пришла работать в больницу позже. Или нет?

– Лера, а вы в каком году закончили универ?

Она ответила, а потом протянула руку к изысканной белой чашке тончайшего фарфора, украшенной голубыми цветами.

– Мы берем вот эту, – улыбнулась она и направилась к выходу.

Я прикинул, что Лера училась всего на два года младше меня. Мы могли встречаться в универе, но я её не помнил. Да что там, мы и в больнице-то видимся и общаемся мельком, на уровне «здрасте и до свидания». С ней оказалось очень приятно ходить по магазинам. Я почему-то не чувствовал того раздражения от шопинга, о котором обычно твердят другие мужчины, о котором сложено множество анекдотов. Напротив, я наблюдал за Лерой с удовольствием. Слушал, с какой любовью и добротой она рассказывает о своих преподавателях и наставниках, и с каждой минутой всё больше проникался симпатией к этой молодой женщине.

– А у вас детские болезни тоже проходили на базе девятой больницы?

Я с улыбкой кивнул. Да, кафедра находилась именно там.

– Помните, как ездили чуть ли не на край города?

– Да… У нас цикл как раз пришелся на январь. Ох и помёрзли мы тогда!

– История тогда смешная была, – с теплотой проговорила Лера. – У нас одногруппница неподалеку жила. Занятия закончились в двенадцать, и она позвала всю группу к себе на обед. Мы скинулись, купили две пачки сосисок, макароны. И закатили пир на весь мир. Чуть на лекцию не опоздали. Забежали в маршрутку – все 13 человек. Доехали до универа, выходим, «газелька» остаётся пустой. И женщина на остановке растерянно спрашивает: «А что, маршрутка дальше не едет?»

Я расхохотался. Лера тоже. Только робко так засмеялась, несмело.

– А биологию у вас кто вёл? Игорь Юрьевич?

– Он самый.

– А правда, что он как-то зашел в лекционный зал и сказал «Прыг-скок, прыг-скок! Я – весёлый гонококк?» Или это что-то вроде легенды?

– Да, правда, Лера. Это была наша лекция. У нас записывать после этого никто не смог. Все под столом валялись.

Она оттаивала, было видно, как напряжение последних дней отступает. А я был очень этому рад. У нас ушло ещё около получаса, чтобы приобрести подарки для всех почётных гостей. Затем Лера отвезла меня домой.

Мы стояли напротив моего подъезда уже около минуты. А я не выходил, не хотелось и всё тут!

– Спасибо большое за помощь, Николай Петрович, и за весёлую компанию, – Лера замялась, будто бы хотела сказать что-то ещё.

Я обратил внимание на её официальное обращение и расстроился, потому что хотел предложить перейти на «ты».

– Пожалуйста, я тоже прекрасно провёл время.

– Я хотела бы вас попросить.

– Да…

– Вы не могли бы позвонить Роману Олеговичу. Узнать, как там Инна? Как прошла перевязка? Я бы позвонила в отделение, но у меня трубка разрядилась.

– Конечно, – я кивнул, достал аппарат и, перекинувшись парой слов с приятелем, с удовольствием доложил Лере, – температура в норме, появились первые участки регенерации, эпителий восстанавливается.

– Коля, – возликовала она, едва не подпрыгнув на сидении. – Вы понимаете, что это значит?! Вы понимаете?! Она идёт на поправку!

Я смотрел на неё и удивлялся, как же человека может красить улыбка. Её глаза лучились радостью. Мне эта радость тоже передалась. Хотелось верить, что всё будет хорошо. Я, как врач, не мог не понимать, что это может быть лишь временным улучшением. Несмотря на то, что она сама это прекрасно знает, ей нужна вера.

Я хотел сказать что-то ещё, но она резко повернулась и порывисто поцеловала меня в щёку.

Подарки я решила оставить пока в машине. Отчитаюсь позже Марине Витальевне. Сегодня предстоял тяжелый день – пять плановых операций, куча больных на выписку… Я, подхватив поудобнее сумку, поднималась к себе в отделение, когда нос к носу столкнулась с Николаем.

– Лера, доброе утро! – он искренне мне улыбнулся.

– Доброе, – кратко ответила я и, обогнув коллегу, побежала на верх. Щёки ни с того ни с сего залил румянец.

Н-да уж, вчера неудобно вышло, как-то по-детски. Ведь это и не поцелуй был, а просто чмок. Не нарочно получилось, на эмоциях, в порыве благодарности. Надо будет извиниться перед ним. Я ведь даже не знаю его семейного положения. Может, он женат, и ему было неприятно. Но это всё потом. А сейчас я опаздывала на пятиминутку.

Разобраться с делами удалось только ближе к четырём часам. Я вышла от Инны и вспомнила, что так и не поела за весь день. Две чашки остывшего кофе не в счёт. Инна всегда любила вкусно поесть, и при этом ей, негоднице, как-то удавалось не толстеть. Особенно она любила суши. Вот как только поправится, отведу её в наш любимый ресторан. Закажем огромный сет и не уйдём, пока не съедим всё до последней рисинки. На глаза опять навернулись предательские слёзы.

Не в моих правилах было плакать при ком-то, «в жилетку», что называется. Раньше я бы забилась в нору и выла и скулила бы там, пока не станет легче. Одна. При Николае было иначе. Он не жалел, чего я терпеть не могла, а сопереживал. Он не обесценивал мои чувства, а признавал, уважал. При нём плакать почему-то было не стыдно.

Кстати, надо было сходить в хирургию. Не чтобы поплакать, нет. Чтобы объясниться с Николаем. Он говорил по телефону, когда я вошла. Жестом пригласил меня присесть на диван, а сам принялся что-то писать на стикере.

– Коля, я хотела с вами поговорить, – обратилась я Николаю, когда он положил трубку на базу.

– Я слушаю. Что-то с Инной?

– Нет-нет, – я испуганно покачала головой. – Я только что у неё была, всё хорошо. Если можно вообще так сказать. Спасибо вам ещё раз за внимание к ней.

– Можно на «ты», если удобно, – с улыбкой предложил он, тем самым только ещё больше меня смутив. Я и так волновалась, идя к нему, а тут вообще все настройки сбились. Вся моя напускная серьёзность куда-то делась. Из взрослой и уверенной женщины, превратилась в робкую нерешительную девочку.

– Ты… Я хотела поговорить про вчерашнее. Мне очень неловко за тот поцелуй. Ты должен меня извинить. Это был порыв. Возможно, тебе это было неприятно. В общем, этого больше не повторится.

Я прятала взгляд, но когда всё-таки заставила себя посмотреть ему в глаза, Николай глухо проговорил:

– Не повторится? Очень жаль… – и накрыл мои губы своими.

Целоваться с ним было так приятно. Из головы тут же выветрились все мысли. Я будто бы оторвалась от пола, хотя мгновение назад твёрдо стояла на ногах. Повинуясь инстинкту, обвила его шею руками и прижалась к нему всем телом. Он был невысоким, наверное, всего на пол головы выше меня, но крепким, плечистым. От него пахло мятной жвачкой и немного кофе. А мной овладело одно желание – чтобы этот поцелуй не прекращался никогда.