Я привстала и меня стошнило. Сразу же пришло облегчение.

Я огляделась: вроде бы сумерки. Видела я плохо – сквозь кровавый туман. Тело горело огнем от боли. Что со мной? Я умираю?

Меня окружал лес, лесные запахи казались знакомыми, будто я здесь давно. В ушах гудело, словно там качал невидимый насос, сквозь него пробился мощный гудок электрички неподалеку. Где я, черт возьми?

Кто я – помню. Помню имя, семью и мужа, где работаю… Вместе с кафе вспомнилось и остальное: Ярцев, убийство, в котором меня заставили участвовать… Мое собственное убийство.

В животе снова стало больно, я наклонилась и меня безудержно вывернуло.

В полутьме я не видела, чем меня рвет, а боль была такой, словно в траве уже валяется минимум половина моих внутренностей. Справляясь с выкручивающей болью в мышцах и суставах, я села, подогнув ноги под себя.

Фартук больно давил подмышками. Сидеть неудобно, но пока это все, что я могла. В правой руке сильный спазм – натянутые сухожилия и задеревеневшие мышцы предплечья едва удалось расслабить. Из спазмированных скрюченных пальцев выпал темный пузырек…

Яд. Почему я жива? Или вот-вот у меня откажет сердце? Уже темнеет, я долго здесь лежу…

Я поднесла пузырек к глазам, кажется, еще что-то есть внутри. Пробка оказалась в кармане передника, я нащупала ее, заткнула горлышко и сунула в карман. Не знаю, почему тот мужчина умер, а я нет, но это мне еще понадобится, чтобы доказать, что я ни при чем.

Я часто дышала, борясь с болью в желудке и смотрела на черные голые ветки на фоне темно-синего неба. Но если бы пузырек был веской уликой, мне бы его не оставили? Я цеплялась за эти мысли, как за спасательный круг, они отвлекали меня от агонизирующего тела.

Постепенно боль глохла. Теряю чувствительность? Мне еще было плохо, но уже не так, как после пробуждения.

Я поерзала на земле, аккуратно вдыхая, чтобы не тревожить горящие легкие.

– Помогите, – прошептала я пересохшим ртом. Хотела закричать, но слабый шелест это все, на что оказалась способна. – Помогите кто-нибудь, люди…

Мне пришлось отдышаться, как от тяжелой работы, а не нескольких слов. Не знаю, где мне найти силы выбраться отсюда.

Ярцев… Что же натворил этот Ярцев, что его решили убить таким жестоким способом. Кто так убивает? Спецслужбы? Нет, они не любят внимания. Их способ всегда можно списать на смерть при несчастном случае. Бандиты? У них способы простые – пуля в голову или нож в сердце. Что же это за яд такой, что так страшно убивает?

Я снова поерзала и поняла, что дышать стало легче.

– Здесь кто-нибудь есть? – прохрипела я. – Помо…

Закончить не сумела – горло жгло от жажды, и я раскашлялась.

Что же за яд… Вызывает внутренние кровотечения, они говорили, я буду вся в гематомах. Может, он вызывает разрыв органов, только такого яда не существует ведь так?

О ядах я знала немного.

Сделав над собой усилие, я привстала, опираясь на бревно. Работала только одна нога, на нее я и перенесла вес. Тело ломило и выкручивало от боли. Я закрыла глаза, пытаясь пережить свой маленький ад.

Желудок снова подкатил к горлу, но больше не тошнило. Я почувствовала себя лучше и выпрямилась. В лесу стояли уже не сумерки – ночь, небо усеяло звездами, над макушками елей висел задорный молодой месяц.

Я аккуратно дышала, чувствуя, как успокаивается боль. Мне правда становилось легче – это не иллюзия, и не обман. Надо выбираться, пока не поздно.

Дождавшись следующего гудка электрички, я поковыляла на звук, надеясь выйти к станции.

Почему я? Почему меня, обычную официантку, хотели втянуть в убийство? Я этого Ярцева не знаю, обслуживаю за обедом… Не мысли же они мои прочли, как я придумываю ему жизнь и радуюсь каждой улыбке.

Вот теперь точно могу сказать: он не психотерапевт и не адвокат.

Меня вело, но я упрямо хромала вперед, цепляясь за деревья. И задыхалась от одышки, словно легкие работали только на четверть.

У него семья и сын, судя по всему – взрослый и трудный. Наверное, что-то вроде нашего Федора. Не ребенок, а наказание… А жена, скорее всего какая-нибудь гламурная топ-модель. С ногами от ушей и белокурыми локонами, или какие куклы сейчас в моде.

Да, я ей завидовала. Мне-то такой никогда не стать.

У него все отлично и с деньгами, и с жизнью. С Ярцевым порядок, это я по уши в дерьме, когда и так не сладко. Так оно всегда бывает: деньги липнут к деньгам, а беды к бедам.

Я так хочу домой, к мужу – знакомому, привычному, родному. Да, может, он Ярцеву и в подметки не годится, зарабатывает мало и вечно придирается, но сейчас я хотела его видеть больше всего на свете…

А этот Ярцев… Пошел он на хрен.

– Тебя где носило всю ночь?! – Артем начал орать с порога и только потом изменился в лице, заметив, что я, мягко говоря, не в форме. – Ритка, что случилось?

Меня шатало. Я схватилась за косяк и медленно, словно девяностолетняя бабка, вползла в квартиру. Домой я добралась к утру: настенные часы с веселеньким циферблатом в ромашках и пчелках показывали полчетвертого.

Узкое длинное зеркало в прихожей – давно помутневшее и немытое, отражало меня в полный рост. В город я ехала в пустой электричке, а с вокзала шла пешком. Ноги ныли и гудели, как провода под напряжением.

Я совершила стратегическую ошибку, думала, что стоит выйти к людям и мне помогут. Но случайные прохожие от меня шарахались, а полицию я боялась сама. Я – участница убийства, хоть и невольная.

На станции на меня косились, некоторые с любопытством, но никто не подошел.

Теперь, увидев себя в зеркале, я поняла почему.

Меня принимали за опустившуюся нищенку или алкоголичку. На грязную одежду налип лесной мусор, он же запутался в слежавшихся волосах. Лицо отекшее, словно я пропита насквозь, с синяком слева, куда пришлись удары. Вместо глаза осталась щелочка. Лицо и руки испещрены царапинами после прогулки по лесу. Неудивительно, что никто не хотел ко мне подойти и хотя бы поинтересоваться, не нужна ли помощь…

Крови на мне не было, меня тошнило только водой и желчью.

Вместо боли пришла страшная усталость. Измотало в хлам, но физически стало даже лучше – ничего не ныло, не горело, и не резало. Зато спать хотелось так, что я с трудом держалась на ногах. Всю дорогу тянуло где-нибудь прилечь.

Артем крутился рядом. По пустым вытаращенным глазам стало ясно, что он не знает, что делать. Как всегда. Сейчас мне придется его утешать и успокаивать, чтобы бедняжка не расстроился. Я всерьез рассчитывала на его помощь?

– Что с тобой? – повторил он. – Авария? Клиент избил?

– Дай отдышаться, – прохрипела я, опираясь на тумбу.

В этой тумбе мы хранил обувь и всякие мелочи по уходу за ней. Старая, облезлая, кажется, она досталась от какой-то родственницы Артема, когда мы съехались.

Любимый топтался вокруг, беспомощно глядя на меня. От этого взгляда, за которым не было ни решимости, ни способности что-то взять на себя, уж тем более, проблемы жены, меня снова затошнило.

– Чайник поставь, – попросила я, чтобы куда-нибудь сплавить мужа.

Артем ушел на кухню и загремел посудой. Я услышала, как он торопливо набирает чайник из-под крана, деятельный и полный энтузиазма. Пока не задашь направление, он даже с дивана не встанет.

Я впервые подумала, что он, в сущности, еще ребенок – большой ребенок, не привыкший решать даже свои проблемы.

С трудом разогнувшись, я потащилась на кухню. Умылась прямо над раковиной, полной грязной посуды. Артем обещал помыть, но, конечно, этого не сделал. Он сам стоял над плитой, словно так чайник закипит быстрее. Сложил руки на груди, и недовольно смотрел на меня. Ну да, жена не должна доставлять проблем, даже если ее пытались убить.

– Рита, в чем дело? – уже спокойно и без паники спросил он, наблюдая, как жадно я пью воду. – Что случилось?

Я закрутила кран, вытирая мокрые губы. Понятия не имею, что рассказывать и с чего начать. Кран тек, так что думала я под надоедливую капель.