Из-за полумрака лицо частично скрыли тени, и я не сразу разобрала, кто это – отец или сын. Все это время он стоял там и слушал мой разговор с соседом.

Ярцев вышел на свет и безмятежно сказал:

– Привет.

Он улыбнулся и показалось, что сейчас он продолжит: мне как обычно… Сом в сухарях, соте и «Манхеттен» … Поскорее, Рита, нет времени ждать. Наваждение исчезло, оставив послевкусие легкого безумия.

Выглядел он, как всегда: спокойный, дружелюбный. Черный костюм, белая рубашка, будто он дорогой телохранитель или только вернулся с похорон. Руки свободно держали ремень, оттопырив металлическую пряжку.

Я отступила, опираясь ладонями на стол позади. У меня перехватило дыхание. Вопреки фактам я надеялась, что морок растает. Я никак не могла поверить, что он здесь.

Ярцев стоял на пороге и терпеливо ждал, пока я приду в себя.

– Рита, – произнес он, пробуя на вкус звуки, словно ему нравилось мое имя. – Ри-и-та.

Слова лились плавно, словно горло у него смазано жиром. Мягкий говор, бархатистый тон – все обман. Голос Ярцева – плюш, натянутый на стальную конструкцию.

Я съежилась, как загнанная в угол кошка. Бежать некуда, он заблокировал единственный выход.

– Я тебя чем-то обидел? – мягко спросил Ярцев. – Мало оставлял чаевых?

Меня заставили… Я не виновата…

Но под взглядом голубых глаз слова вяли в уме, не успевая обрести силу.

Мой жалкий лепет казался неубедительным даже мне. Он не поверит – я вижу это в глазах, позе, серьезном выражении лица – он не за ответами пришел. Не знаю, зачем, но не за ними.

– Где Женька? – выдавила я, ощущая каждый миллиметр сухого, как пустыня Сахара, горла.

Ярцев улыбнулся и приподнял руку. В пальцах болталась Женькина связка ключей. Сердце как будто провалилось в пропасть… Он хотел проследить за Ярцевым. Неужели попался?

– Что вы с ним сделали? – пробормотала я.

– Я? – он как будто удивился. – Ничего. Он сам отдал ключи.

– Где он?

Край стола чувствительно упирался в поясницу, отступить я не могла. Разве что забраться сверху.

– Кто он тебе? – Ярцев неожиданно усмехнулся. – Любовник?

– Друг… – выдавила я и он рассмеялся.

– Не беспокойся, с ним все в порядке, – Ярцев продолжал неуловимо-оскорбительно улыбаться. – Он пришел ко мне и спросил, зачем я тебя ищу. За некую сумму он предложил сказать, где ты и передал ключи. Мы будем одни до утра, Рита.

– Нет… – меня охватило напряжение, сильное, до трясучки. – Не верю.

Он не мог так поступить… Губы задрожали, а на глаза навернулись слезы. За Женьку почему-то стало стыдно. Обжигающий стыд предательства. Оставалось надеяться, что не слишком дешевого.

С меня как будто разом сорвали оболочку. Все слои: уверенность, чувство безопасности, поддержка. Я осталась стоять голой и уязвимой перед лицом опасности. Одна. Беззащитная.

Ярцев приблизился почти вплотную.

Он не должен был казаться страшным: высокий поджарый мужчина приятной внешности. И туалетная вода «теплая» – нагретое дерево, мускус… Но я боялась поднять глаза и взглянуть ему в лицо.

У него причин меня жалеть. Я пыталась его убить.

Я рассматривала линию пуговиц на его рубашке, чтобы собраться с мыслями. Мне нужно его убедить, что я не виновата.

– Тот коктейль… «Манхеттен», – прошептала я. – Меня заставили вам принести. Я не хотела.

– Допустим, – кивнул он. – Что было в бокале?

– Мне отдали готовый коктейль, – глаза я так и не подняла, рассматривая мерно поднимающуюся в дыхании грудь Ярцева. – Я не знаю.

– Ты врешь, – уверенно сказал он. – Не ври мне, Рита.

О чем он? Неужели знает о пузырьке в кармане? Исключено, Женьке я его не показывала. Я видела его нижнюю часть лица – гладко выбритый подбородок и чувственные губы. Но чтобы понять, о чем он думает, нужно взглянуть ему в глаза. Я слишком этого боялась.

Ярцев отступил на шаг, оглядывая кухню. Сунул руки в карманы брюк, всем видом показывая – времени у нас много.

– Клянусь, – выдохнула я. – Я не лгу. Я ничего не хотела плохого. У меня даже мотива не было!.. Прошу, пожалуйста…

Голос сорвался, и я умолкла под его заинтересованным взглядом.

– Кто дал тебе бокал?

– Я не знаю, – я подробно описала внешность здоровяка, который мучил меня в кабинете Федора. Кстати, Федор. – Они знакомы с нашим директором.

Ярцев улыбнулся.

Эта теплая шикарная улыбка – мягкая, нежная, могла предназначаться для самых близких. Но сейчас в ней был сарказм. Он мне не верил.

Неужели то, что я рассказываю слишком невероятно, что мне не верит никто – ни знакомые, ни незнакомые!

В чем моя ошибка?

Ярцев ногой отшвырнул покупки, разбросанные по полу, и вытащил стул в центр кухни. Силой усадил меня туда. Толкнул, надавил на плечи – и заставил сесть. Я фактически упала, больно ударившись позвоночником об металлическую спинку.

Его лицо осталось непроницаемым. Это начало пугать: я не понимала, злится он или нет, и не могла выбрать линию поведения. Я совсем его не понимала!

– Ты знаешь, кто я? – Ярцев аккуратно присел на корточки, не отрывая от меня взгляда.

Он словно хотел признаться в любви, сделать предложение или что-то настолько же важное. Внимательные, считывающие глаза заоблачного цвета ловили каждую эмоцию.

– Рита, – тихо и мрачно сказал он. – Вчера погиб мой единственный сын, тебе придется сказать правду.

– Погиб? – растерянно переспросила я.

Вроде бы, он пропал без вести. Вокруг происходило что-то, чего я не понимала.

Секунду Ярцев изучал мое испуганное лицо и наклонился ближе, длинные пальцы легли на коленку.

В каждом жесте сквозило спокойствие. До меня дошло, почему оно так напрягало. Это движение животного, которое крадется к жертве. Спокойствием оно кажется только людям, а на самом деле – неторопливость хищника перед решающим броском.

– Это жестокий мир, девочка. Если ты думаешь иначе, значит, никто не хотел от тебя чего-то настолько сильно, чтобы раздробить тебе кости. Я сделаю это, если не расскажешь мне правды.

Его голос остался плавным. Ничего необычного. Всё, как всегда.

– Я ничего не знаю! – разрыдалась я от груза непонятных обвинений. – Что вы от меня хотите? Я не видела вашего сына, не трогайте меня!

Я вспомнила тех ребят, что топили меня, как котенка, в офисе Федора. Никакой он не адвокат. И Ярцев, и мои убийцы – одного поля ягоды. Он ничем не лучше.

– Не трогайте, – заныла я. – Прошу…

Безмятежность в его глазах начала казаться безумием.

– Рита, – со вкусом повторил он.

Я молила, чтобы кто-нибудь пришел: соседка за солью, предатель Женька, кто угодно, кто избавит меня от этой компании. Боже, а он мне так нравился, что я им бредила когда-то! Какой дурой я была!

– Рита, – еще раз протянул Ярцев, хрипло и с удовольствием, словно дегустировал. – Я ведь тебя допрошу.

По спине пробежал холодок.

Я ему верила: глядя в эти по-детски открытые глаза, нисколько не сомневалась, что он будет пытать меня, если нужно.

Пальцы еле заметно сжались на моем колене, и он поднялся.

Я слушала, как Ярцев ходит по кухне за спиной, но смотрела перед собой. Кожа на затылке напряглась, шея покрылась мурашками. Я чувствовала его присутствие, как чувствуют статическое электричество.

Пальцы легли на плечо, мягко, как прикосновение матери. Обманчиво-нежное движение расслабляло. Что же, те, кто не знал материнской ласки, за таковую примут даже вкрадчивость.

Ярцев наклонился к уху и локон, выбившийся из дорогой укладки, защекотал мне висок. Он тепло дышал – так нежно, что я закрыла глаза. Шепот пробрал до самого нутра:

– Что случилось с моим сыном?

– Не знаю, – я сглотнула, не открывая глаз.

Меня окутал запах его парфюма: теплый, густой и очень сексуальный. Мускус, дерево, и что-то еще… Ярцев выпрямился, но аромат остался на коже.

– Ты его убила, – сказал он. – В том доме жили ты и твой брат. Только ты могла застрелить сына. Признай это и, может быть, я тебя не убью.