Встретимся потом. На пенсии.

А недавно звонит Володя, и голос у него взволнованный:

– Слушай, у тебя же были какие-то знакомые из органов!

– Не были, а есть, – осторожно отвечаю я.

А сам уже представляю, что Володя кого-то пристукнул, и мне сейчас искать лопату, ехать в лес и помогать ему труп прятать. А на улице, между прочим, дождь идет.

– Надо помочь Ивана Сергеевича вытащить. Его в милицию забрали.

До августа 2020-го в Беларуси еще была иллюзия, что наша милиция нас бережет.

– Что-то серьезное?

– Я точно не знаю, я не силен в этих казенных формулировках. Но кажется, нанесение легких телесных повреждений и хулиганство.

Я вспомнил седого, полного Ивана Сергеевича, неизменно вежливого и тихого, исключительно воспитанного человека. И удивился еще сильнее.

– А чего он нахулиганил? Кому нанес телесные повреждения?

– Тут целый триллер, – вздохнул Володя. – Года полтора назад попала к нам в отделение девочка. Ну ты знаешь нашу специфику. Так вот, полный набор. Химиотерапия, облучение, пересадка. Уже все попробовали. Тянули ребенка как могли. Детские кое-как отмучили лет пять. Передали нам по возрасту, чтоб мы мучить начали. И досталась она как раз Ивану Сергеевичу. Исключительно мужественный человечек. Сама зеленая вся, руки капельницами исколоты, а нам улыбается, благодарит каждый день за нашу работу. Ты же знаешь, нам нельзя с пациентами налаживать эмоциональные связи. Они у нас нередко умирают, так что стараемся держаться подальше. А эта девочка прямо всех покорила. Мы в доску разбились, чтоб ее спасти. И вроде бы стало получаться. Вышли на стабильное состояние, потом пошла на поправку. Потом внезапное ухудшение. И после новых обследований мы руками развели. Спасти ее могла только операция в одной заграничной клинике. А стоит эта операция как две квартиры в столице.

Родители девочки тоже молодцы. Тут же бросились на все специализированные сайты, телевидение, радио. Подключили всех, кого можно, набрали кредитов в банках, продали все. Наскребли на операцию. Ты, наверное, в Интернете видел проекты по сбору денег. Так вот, и тут такое было. Собрали. И недели две назад наша пациентка улетела в Германию.

А два дня назад у нас умерла другая пациентка, за жизнь которой мы долго боролись. Ехали вечером домой в паскуднейшем настроении. Иван Сергеевич высадил меня у метро, а сам заехал на парковку торгового центра. Говорил, что нужно продуктов на ужин прикупить. Дальше мне свидетели рассказывали.

Только Иван Сергеевич из машины вышел, как к нему тут же подскочила плохо одетая дама с распечатками в руках. И, показывая эти распечатки, принялась клянчить деньги на лечение ребенка. Глянул Иван Сергеевич на листки, а там портрет той самой девочки, которую мы в зарубежную клинику отправили. А попрошайка ноет, жалуется на жизнь, на то, что у нее дочь умирает.

И вот тут у Ивана Сергеевича, что называется, забрало упало. Свидетели говорят, что он сгреб эти листки, собрал их в кулак и принялся дамочку за волосы таскать и листками в лицо тыкать. Тут же подлетели мрачные типы, которые, как оказывается, охраняли попрошайку. Но Ивана Сергеевича было уже не остановить. Он принялся бить типов. В него словно бес вселился. Подобрал какую-то железяку, гонял этих бандюганов по всей парковке. Свидетели вызвали милицию, и нашего Ивана Сергеевича повязали.

Попрошайки пишут на него заявление. А мы всей больницей ищем знакомых из органов. Вот я и звоню тебе. Поможешь?

Знакомые нашлись. Не у меня, а у одного из руководителей центра. Иван Сергеевич отделался минимальными потерями. Девочка вернулась из Германии и приходила в клинику, благодарить своих спасителей.

Кажется, все закончилось хеппи-эндом.

А вчера ехал я домой и решил заехать за продуктами, в торговый центр. На парковке подскочила ко мне цыганка с распечатанными портретами лысого от химиотерапии и облучения, изможденного, но явно славянского ребенка. И принялась хорошо поставленным голосом клянчить на лечение.

Бить я ее, конечно, не стал. Прогнал. Она пробормотала мне вслед какое-то цыганское проклятие и побежала к следующей машине. На душе стало гадко.

Что за люди распечатывают портреты чужих больных детей и попрошайничают, вызывая жалость сердобольных прохожих? Неужели нет у них веры в то, что в потустороннем мире им все это припомнят? Неужели нет ничего святого?

Мои коллеги, работающие в различных клиникодиагностических лабораториях страны, нередко завидуют врачам-лечебникам.

– У них столько интересных историй, случаев. Им всегда есть что тебе рассказать. А у нас сплошные пробирки, мазки, копрограммы. Юмор такой специфический, что поймет только специалист из такой же лаборатории.

Но недавно заглянул ко мне в кабинет врач лаборатории Юра и торжественно выложил на стол несколько исписанных листков.

– Вот. С историей массовой битвы санитаров с вэдэвэшниками в приемном это не сравнить, но интересные случаи есть.

Перечитал я записи. Ну да, юмор действительно специфический, лабораторный. Источник этого юмора – безусловно, пациенты наши любимые. Ну куда же без них. Попробую превратить эти истории в небольшой кусочек литературы.

***

Пару месяцев назад позвонил в лабораторию один любопытный.

– Подскажите, вы анализ мочи делаете?

– Конечно, – отвечаем. – Приносите.

– У меня несколько специфическая просьба, – замялся клиент.

Девушка-лаборант успела покраснеть, но звонивший тут же принялся объяснять:

– У меня в подъезде все время кто-то стенку подмывает. Ну вы понимаете. В одном и том же месте. У меня подозрения есть, но поймать никак не могу. Я достану его мочу и со стены соскоб сделаю. Вы можете по ДНК определить, тот ли самый это человек?

И был очень разочарован, что ему отказали.

***

Разница в цене между человеческими и ветеринарными анализами может ввести в грех обмана любого любителя животных.

Как-то исследует лаборант анализ кала гражданина К. на предмет всяких гельминтов и вдруг обнаруживает странные включения. Остатки бумаги там, целлофана, небольшие щепки. Ну ладно щепки, с кем не бывает. Студенты вон гранит науки грызут. Но принимать по утрам небольшую дозу целлофана не каждый станет. Закралось в душу лаборанта сомнение. А все сомнения у нас валят на нарушения преаналитики (то есть процесса сбора и доставки биоматериала) и передают специально обученным людям, которые уже звонят и надоедают пациентам.

Позвонили и по этому случаю. Оператор долго думал, как сформулировать вопрос:

– Не употребляли ли вы, случайно, целлофан?

Но наконец решил спросить в лоб:

– Подскажите, как вы собирали биоматериал на анализ?

Гражданин К. не моргнув глазом принялся рассказывать, как собирал, как производил, что ел накануне.

– А в чем, собственно, вопрос?

Ему и рассказали, что нашли в анализах.

– Ну-у… – замялся пациент, – вообще-то… – Это не ваш биоматериал? – спросил оператор.

– Не мой, – признался К. – Анализы для собак такие дорогие, ну вы понимаете? Это материал от моего пса. А этот паразит как раз накануне в помойку забрался и, видимо, что-то сожрал.

– Понятно, – вздохнул оператор.

– Ну хоть гельминты в анализах не обнаружены? – с надеждой спросил К.

– Гельминты не обнаружены. Древесина обнаружена, – ответил оператор.

***

Одна предприимчивая дама умудрилась подсунуть вместо крови своего ребенка кровь любимого котика. Купила пробирку и принесла биоматериал на анализ. Заряжают лаборанты кровь в аппаратуру, а по результатам получается, что ребенок то ли мутант, то ли рептилоид с другой планеты. Короче, с такими анализами не живут.

Снова передают вопрос в спецотдел. Дама долго не признавалась, юлила, требовала с лаборатории результаты. Правду в конце концов узнали, и пришлось аппарат несколько раз промывать, а то умные японские мозги не могли в себя прийти.

***